Несознательный 2 (СИ) - Каталкин Василий Страница 26

Нет, надо срочно переводить эти дела в административные, а за городом оставить только те, которые действительно относятся к уголовным. И тут глаз Николая Степановича цепляется за дело о распространении панических слухов. Что-то он об этом начал вспоминать, где-то с месяц назад, с авиационного завода поступил сигнал о том, что три работницы этого завода распространяют ложные сведения, утверждая, что красная армия не в состоянии победить врага. Тогда предыдущего руководителя возмутил тот факт, что к распространению слухов причастны работники завода, на котором должна была коваться победа красной армии. Возмущение было столь велико, что он в раздражении отдал команду этих женщин срочно арестовать и примерно наказать, чтобы другим неповадно было. Причем все это минуя заводской отдел НКВД, как он тогда сказал:

— Нечего тут рассусоливать, не надо в таких случаях мягкость проявлять.

Но вот прошло уже около месяца, а дело так и не продвинулось. В чем причина?

— Надо узнать, почему тянут с работницами завода? — Задался он вопросом, готовясь к вечернему заседанию, — следователь нерадивый попался или там еще какие обстоятельства нашлись.

Заседание сразу пошло как-то вяло, без огонька. Так-то следователей можно понять, над ними план по раскрываемости дамокловым мечем висит, вот они и берутся за те дела, над которыми сильно корпеть не надо, а те, что посложней откладывают на потом, от того и раскрываемость по сложным делам страдает.

— В общем так, — наконец сдался подполковник после переливания из пустого в порожнее, — мелкие дела переквалифицировать в административные правонарушения, список мне, я подпишу. И кто ведет дело о распространении панических слухов на иркутском авиационном заводе?

— Я, — поднял руку Круглов.

— Почему дело до сих пор не передано в суд?

— С уликами беда, — потупился следователь, — круговая порука на заводе.

— Как это, «круговая порука»? — Удивился Хайлов и тут же повысил голос. — Какая может быт круговая порука, если сигнал поступил? Или вы никого не опрашивали?

— Почему не опрашивали? — Нахохлился Круглов. — Допрошено четырнадцать работниц, которые работали с подозреваемыми, но все отрицают сам факт обсуждения этой темы.

— Ерунда какая-то, — полковник подозрительно смотрел на следователя и не мог взять в толк, как такое могло быть, — так если факты не подтвердились, почему дополнительно не опросили доносителя, не провели очные ставки?

— Доноситель выбыл на новое место работы, — скривился следователь, — в настоящее время устанавливается место его пребывания.

— Черт знает что творится, — возмутился подполковник, — а если это место пребывания будет полгода устанавливаться, они будут эти полгода в следственном изоляторе сидеть?

В ответ только недоуменное пожимание плечами.

— Готовьте постановление на прекращение дела «за недостаточностью улик», я подпишу, — распорядился Николай Степанович, — и вообще дела подобные этому прекратить, у нас и так многие в изолятор мечтают попасть, а что, хоть и не сытно, но кормят и крыша над головой.

— Тут есть проблемы, товарищ подполковник государственной безопасности, — подал голос начальник следственного отдела, — нам негласно запрещено применять формулировку «за недостаточностью улик», в этом случае получается, что следователи не доработали.

Сначала Хайлов не понял, зачем это ему сказали, конечно же это недоработка следователей, но спустя пару секунд дошло, что следователи тут не причем ведь арест производился с нарушением процессуальных норм по устному приказу руководителя. Но тут нашла коса на камень — по устному приказу предыдущего руководителя? Вот и пусть это и останется на его совести.

Выпустили Катю двадцать девятого сентября, как я осторожно шутил по этому поводу, два отпуска отсидела. Не знаю что, в конце концов, явилось тем камешком, который перевесил чашу весов, но у следователя не нашлось оснований ее дальше держать под арестом. Все мои страхи относительно того, что в НКВД на нее будет осуществляться психологическое и физическое воздействие оказались действительно страхами.

— Нормально там было, — рассказывала она о своем пребывании в следственном изоляторе, — только народу много, в камеру десяток запихнули. Жарко, конечно, и вонь от отхожего места, а так никаких ужасов больше не было. В основном по воровству сидят. Я так поняла, что воровали от безысходности, на воле-то, в городе, сильно голодно, а там хоть как-то кормят. Историй про житие-бытие наслушалась, на всю оставшуюся жизнь хватит, даже порой удивляешься, как так люди жить могут.

— Предлагали стать внештатным сотрудником? — Спрашиваю её.

— А как же, — усмехается Катерина, — все как ты когда-то рассказывал, сначала попытались прижать, потом обещали все обвинения аннулировать, если подпишу некий документ о сотрудничестве.

— Понятно, — следователь действовал по классической схеме, а значит это инициатива местных кадров, можно сильно не беспокоиться.

Ничего следователь в конечном итоге в секрете держать не стал, так что имя виновницы стало вскоре известно. Вот только привлечь ее за клевету не представляется возможным, выехала она на воссоединение с семьей, и где она сегодня определить очень сложно. Для нас так и остались неизвестны причины, по которым она выдала свои фантазии за действительность. А мне пришлось задуматься, хорошо, что хорошо заканчивается, в данном случае арест какой-то опереточный получился, обычно следователи свою жертву просто так не отпускают. Все дело в том, что ошибки никто признавать не любит, а значит, мурыжат, за редким исключением, до признания, а если и отпускают, то дамоклов меч над жертвой продолжает висеть до конца жизни.

Кстати, времени на то, чтобы прийти в себя, бывшим «узникам» не положено, на следующий день Катерина должна явиться на работу иначе прогул, сидение в изоляторе в данном случае приравнивается к отпуску за свой счет, так что завтра для нее продолжатся трудовые будни. Меня такое отношение к людям коробило, ведь изолятор совсем не курорт, человеку после того как его выпустили в себя прийти надо, в баню сходить, постираться. Но сейчас отношение другое, раз не сидишь, значит должен работать.

Оповещать на заводе об освобождении жены не стал, вроде как дело прекращено и хрен с ним, а кому надо и так узнают, и тем удивительнее было, что вечером первого октября меня вдруг вызвали к директору. Честно говоря, шел к нему думая, что будет продолжение по поводу выводов о «политической незрелости», наверняка партком потребует продолжения банкета, но ошибся, Казанцев был один и вполне дружелюбно кивнул на стул, приглашая присесть. Хм, интересно, с чего бы это?

— Сегодня по телефону разговаривал с Хруновым, — начал он, — он интересуется, как скоро мы выйдем на плановые показатели по выпуску турбовинтовых двигателей?

— Так вроде все идет по плану, — отвечаю я, не понимая куда он клонит, странный вопрос начальнику КБ, его надо было адресовать главному инженеру. И причем здесь Хрунов, ведь он отвечает за перспективные разработки и заводской план его касается постольку поскольку?

— Это понятно, что по плану, — кивает Казанцев, — но в Наркомате ходит мнение, что свои обязательства завод провалит.

— Да вроде не должны, — пожимаю плечами, — если только нам присадки не поставят, особенно никель и хром, но вроде не так уж много нам и надо, чтобы держать на голодном пайке. Нет, не вижу особых проблем.

Ой, темнит чего-то директор.

— Ты вот что, Виктор, — начинает говорить Казанцев, после некоторой паузы, — на партком зла не держи, за то, что они письмо в Наркомат написали, за дело болели, думали как лучше для страны сделать.

Ах вон оно что, получается заступились за меня в НКАП? Очень интересно, а что ж тогда только после того, как Катерину освободили? Или об этом там еще неизвестно. Да нет, наркому наплевать на иркутские игры, не тот размах, скорее всего письмо из Иркутска просто вызвало недоумение в Наркомате, вот Хрунов и позвонил директору, чтобы ерундой не маялись. Наверное разговор шел в таком ключе, мол, вы тут предложили снять Шибалина с должности, а есть кем его заменить? Не придумали еще? Так какого хрена вы тогда выпендриваетесь?