Валерий Большаков - Позывной: «Москаль». Наш человек – лучший ас Сталина Страница 27

А потому и к продолжению наступления на Москву фюрер отнесся с пренебрежением: к чему, мол, задействовать в этой «большой прогулке» танковые дивизии? Обойдемся одной пехотой – доблестный Вермахт блистательно дотопает до Москвы и устроится со всеми удобствами на зимних квартирах.

В сентябре или в октябре…

А танковые группы Гудериана и Гота, как только они покончат с большевиками под Смоленском, стоит развернуть к северу и к югу, чтобы быстренько занять Ленинград и Киев.

Киев – это юг России, это тучные черноземы, где так вольготно будет немецким колонистам, это Крым, это Донбасс.

А Ленинград давал стране почти четверть всей продукции тяжелого машиностроения и треть – электротехнической промышленности, там находился порт для бесперебойного снабжения группы армий «Север». Взять Ленинград означало уничтожить Балтийский флот, закрепляя господство Кригс-марине, и можно было обезопасить поставки руды из Швеции и Норвегии.

Так было и в прошлой истории, так повторялось и нынче.

Но с существенной разницей: хоть и ослабленные, хоть и битые, но армии Западного фронта, заняв оборонительные рубежи по Днепру, привели с собой куда больше бойцов и матчасти.

Танкисты, отступая, не бросили больше двух тысяч боевых машин, как тогда. Правда, около восьмисот танков было-таки оставлено, но почти все они по строгому, вовремя отданному приказу, оказались подорваны и годились разве что на переплавку.

Удалось уберечь сотни орудий и самолетов.

К тому же в прошлый раз Генштаб РККА был уверен, что в наступление под Смоленском перейдут всего лишь тридцать пять немецких дивизий, а в действительности их оказалось шестьдесят шесть.

Теперь же, благодаря «премудрой тетрадке», Ставка создавала оборонительный рубеж с опорой на Днепр и Десну, на Полоцкий укрепрайон, на Витебск и Оршу и твердо знала, что о контрнаступлении думать рано: под Смоленском врага можно и нужно измотать, измучить, но не уничтожить, уж слишком велика орда.

Живой силы и артиллерии, вступивших в сражение, у немцев было больше в полтора раза, самолетов – вдвое, а танков – впятеро больше, чем у русских[28].

Из семи армий «второй линии» нарком обороны Тимошенко выдвинул на передовую 13, 19, 20, 21 и 22-ю армии, а во второй эшелон – 3-ю, 4-ю и прибывшую с Украины 16-ю армию.

15 июля немцы перешли в наступление.

По плану, основные силы 3-й танковой группы должны были продвигаться из района Витебска в обход Смоленска с севера на Ярцево, остальные с плацдарма, восточнее Полоцка, на Невель.

2-й танковой группе вменялось нанесение сразу двух ударов: один из района южнее Орши на Смоленск и Ельню, другой – на Рославль.

Самым уязвимым местом в обороне Западного фронта, насколько помнил Жилин, был стык 20-й и 22-й армий в районе Витебска.

Поэтому выдвигавшаяся сюда 19-я армия под командованием генерал-лейтенанта Конева была переброшена самой первой, чтобы она успела сосредоточить и развернуть свои соединения.

Успели – «лишние» пять или шесть дней, выгаданные в июне, дали чуток времени. При этом нерешительного Курочкина, командующего 20-й армией, сменил куда более жесткий Жуков, чей пост начальника Генштаба достался Василевскому, известному теоретику. Тем более что будущий «маршал победы» терпеть не мог штабной работы.

Правда, армия Конева не сумела сдержать массированный танковый удар врага, но тут подоспела 22-я армия, не рассеченная, как в ином варианте истории, на две половины, и нанесла контрудар во фланг прорвавшемуся противнику.

Упорное сопротивление врагу оказали защитники Полоцкого УРа. Оборонявшие его части 17-й стрелковой дивизии до 20 июля сдерживали наступление противника[29].

В эти дни «папаша Гот» был вынужден признать, что германские войска несут большие потери, а моральный дух личного состава подавлен стойкостью советских войск, их неожиданными действиями и ожесточенной борьбой.

Тяжелое положение сложилось на могилевском направлении, где оборонялась 13-я армия. 2-я танковая группа Гудериана форсировала Днепр как раз на ее флангах – бои не прекращались ни днем, ни ночью.

На позиции 388-го стрелкового полка 172-й дивизии противник бросил крупные силы, но прорвать оборону с ходу не смог.

Только за один день полк под командованием полковника Кутепова уничтожил тридцать девять танков и три самолета[30].

Но «Быстроходный Гейнц», как немцы прозывали Гудериана, все же прорвался к Днепру в местечке Копысь. Именно туда, на штурмовку переправы, и послали 122-й ИАП.

– По самолетам!

Жилин первым забрался в кабину. Прогретый мотор завелся сразу, пуская дрожь по хищному телу истребителя-перехватчика.

Зеленая ракета взвилась над КП, и комэск порулил на старт.

Разогнавшись, самолет стал вредничать – его потянуло в сторону.

Иван дал правую педаль, «МиГ» выровнялся.

Потянул мощнее, вот уже заднее колесо оторвалось от земли…

Жилин плавно потянул рукоятку на себя…

Взлет!

Он переключил кран уборки шасси, и зеленые лампочки погасли, загорелись красненькие огонечки – самолет «поджал лапы».

– Я – «Москаль»! – сказал Жилин. – Внимание, группе разворот. Курс девяносто.

Ведомым самого Жилина снова стал лейтенант Алхимов. Николай быстро наловчился пилотировать «МиГ», пользуясь преимуществами самолета. Иван, конечно, никому не говорил, что Ерохин был лучшим ведомым, но «дядя Миша» с неделю, как пересел на штурмовик.

Иван вздохнул. И снова бой…

Единственно, что его продолжало смущать, так это пулеметное вооружение «МиГа», но ничего, калибр подходящий. Тем более что под крыльями висела парочка «ФАБ-50» и шесть «эрэсов», 82.

Жить можно.

– Я – «Москаль». Подходим к цели.

Впереди заблестела на солнце река, словно гнутая полоса полированного металла. То протекал Днепр, а южнее едва виднелся Могилев. На западном берегу реки скопились танки Гудериана, просачиваясь на восток по понтонному мосту. Сверху их прикрывали «Мессершмитты», снизу – зенитчики.

– На два часа, ниже тридцать градусов! Атакуем!

Истребитель Жилина перевалился в крутое пике, разогнался и сбросил бомбы. Самолет сразу подскочил, «схуднув» на сотню кило.

Иван решил облегчиться до конца, и выпустил все «РС-82» по скоплению бронетехники на берегу Днепра.

Его ведущий повторил за ним, и вот уже вся эскадрилья щедро высыпала «ФАБы» – те стали рваться внизу, вспухая комочками огня.

Эрэсы ударили веерами.

Деталей с высоты не разглядишь, но было видно, как сверкают разрывы, как переворачиваются машины, как сдувает черные крапинки – немцев.

Спустившись до четырех тысяч метров, Иван сразу же потянул вверх.

– Группа, набираем высоту.

– «Москаль»! «Худые»! Много!

– Вижу. Идем с набором!

– «Рыба», на тебя заходят!

– «Хмара», уходим в правый вираж, живо!

– Добре…

– Колька, сзади пара! Разворачивайся на двести!

– Справа «Мессеры», ниже!

– Группа, атакуем попарно!

– «Москаль», у тебя «Мессер» на хвосте!

В самом деле – метрах в двухстах подкрадывался «худой» и уже водил носом, прицеливаясь. Жилин резко дал ручку от себя, утопил правую педаль в пол и убрал газ – высоко над кабиной прошли дымные росчерки трассеров.

– Коля, отбей!

Ведомый дал очередь, прошелся из пулеметов по носу «Мессершмитта», и тому очень не понравилось грубое поведение русского – задымил.

Однако «худые» тоже летали парами, и ведомый подбитого немца решил отомстить за камрада.

Жилин ушел от обстрела нисходящей полупетлей, но не вовремя – снизу поднималась шестерка «Мессеров».

– В очередь, гады, в очередь… – процедил Иван, разворачиваясь и выходя в хвост тому самому ведомому-мстителю.

Чуток отвернув, он выдал очередь по кабине «худого», благо у немецкого летчика видимость была хреновая – задняя полусфера не просматривалась. Гитлеровец не пережил такого обращения, помер.

Мимо кабины, по косой, пронеслись красные трассеры. Куда метили фрицы, неясно, все равно не попали.

И пошла карусель…

– «Хмара», сзади!

– На три часа, двадцать градусов выше!

– Колька, прикрой. Атакую!

– «Афоня», разворот! Сзади!

– Быстрей атакуйте!

– «Борода», впереди ниже – «Мессер»!

– Игореха-а!

– Вижу, командир!

– Не дай гаду уйти!

– Не дам!

– Прикрываю вас!

– Я – «Москаль»! Кончаем с «худыми»!

– Добре.

Жилин ушел с переворота в пикирование, с ходу выпустив очередь по «Мессершмитту», набиравшему высоту. «МиГ» задрожал, резко завоняло сгоревшим порохом, но гарь тут же выдуло – плексигласовый фонарь был приоткрыт на ладонь.

Душно…

Жгуты трассеров сошлись на «худом», пропали в нем. «Месс» запарил пробитыми радиаторами, за ним потянулся белесый шлейф истекавшего бензина, а в следующее мгновение самолет вспыхнул – весь, обращаясь в ком пламени, из которого торчали кончики крыльев.