Сергей Шхиян - Волчья сыть Страница 27

Я вернулся к себе в комнату, но пообщаться с Алей не успел, прибежал посыльный от местного больного, и я отправился на вызов. К вечеру, уже позабыв про несостоявшийся эксперимент, я вернулся домой. Аля выглядела встревоженной.

— Почему-то я тебя то слышу, то не слышу, — сообщила она.

Слышала она меня, как я понял, тогда, когда я был у пациентов и снимал шляпу.

— Наверно, потому, что я не все время думаю, иногда отдыхаю, — обманул я доверчивую девушку. И, очень довольный собой, я убрал свое ноу-хау до тех времен, когда мне понадобиться припрятать свои мысли от всеобъемлющей и всепроникающей женской любознательности.

Пока такой нужды не было. Вся желанная, прекрасная половина человечества пока концентрировалась для меня в одной представительнице, что я и доказал себе и ей, несмотря на усталость, не откладывая дело в долгий ящик…

Утром меня разбудил настойчивый стук в дверь.

— Что случилось? — спросил я, не в силах подавить зевоту. Наши с Алей супружеские бдения окончились совсем недавно, и я опять не выспался.

— Ваше благородие, — окликнул меня Котомкин, — к тебе тут опять из Завидово приехали.

— Гони их в шею, — распорядился я. — Скажи, что я завидовских не принимаю.

Через несколько минут стук в дверь повторился.

— Ну, что там еще?

— Они ругаются и дерутся, — плаксивым голосом пожаловался портной, — вас требовают.

— Ладно, сейчас выйду, — пообещал я, окончательно просыпаясь.

Не успел я встать с постели, как в коридоре послышался шум, дверь распахнулась, и в комнату ворвался завидовский управляющий Иван Иванович. Лицо его было искажено злобой.

Я стоял голым посредине комнаты, собираясь одеваться, Аля в аналогичном виде сидела на кровати.

— Немедленно оденьтесь и поедете со мной! — заорал Вошин.

— Пошел вон, скотина! — рявкнул я, замахиваясь на него кулаком.

Лицо Ивана Ивановича пошло пятнами, глаза сузились, и он, сжав кулаки, двинулся на меня. Такого к себе, любимому, отношения уездного лекаришки, да еще и живущего в мещанском доме, он терпеть не собирался.

Мой вчерашний урок с чаевыми, видимо, не произвел на него никакого впечатления.

Я дал ему приблизиться, шагнул навстречу и с наслаждением ударил его кулаком в солнечное сплетение. Кулак легко погрузился в мягкий начальственный живот.

Управляющий споткнулся на месте, хрюкнул, выпучил глаза и перегнулся пополам, хватая открытым ртом воздух. Я, не дожидаясь, когда он придет в себя, сгреб его за шиворот, приподнял сзади за штаны и, вытащив наружу, сбросил с крыльца.

Только после этого, увидев восторженные лица всей портновской челяди, я вспомнил, что совсем голый. Мое возвращение в дом было менее триумфальным, чем выход.

Одевшись, я вернулся во двор, где обнаружил, что Вошину на помощь пришли два дюжих ливрейных лакея. Втягивать в разборку людей Котомкина мне не хотелось, как и драться с явно превосходящими силами противника.

Я уже собрался сбегать в комнату за саблей и разогнать камарилью силой оружия, когда увидел, что мне на помощь спешит Иван с дубиной в руке. Лакеи, увидев «вооруженное» подкрепление, оробели и начали пятиться к воротам.

— Этого не трогай! — крикнул я Ивану, указывая на Вошина. — Он мой!

Управляющий уже отдышался после удара и рвался в драку. Даже позорное падение с крыльца не сломило его бойцовский дух. Я тоже был не против рассчитаться с ним за вчерашнюю колымагу и поездку под дождем. Грешно было упускать такой удобный случай.

Пока Иван отгонял лакеев, мы начали сходиться. Иван Иванович вперил в меня ненавидящий взгляд и гонял по скулам желваки. Мужик он был сытый, здоровый, но драться явно не умел. Я раздумал его бить и решил просто поглумиться над дворянской спесью.

Подойдя к противнику, я сделал обманное движение, на которое Вошин ответил ударом кулака. Я отклонился, перехватил его руку, вывернул за спину и взял в замок. Таких приемов самбо местный народ еще никогда не видел и разразился восторженными криками.

Чтобы Иван Иванович не вывернулся, я своей левой рукой оттянул ему за волосы голову назад так, что он не мог пошевелиться. После этого я вывел его на улицу, подвел к глубокой луже, оставшейся после вчерашнего дождя, подсек ему ногу и прицельно бросил лицом в грязь.

Иван Иванович, не сумев ни подготовиться, ни сгруппироваться, плашмя пал в черное, жидкое месиво. За моей спиной стоял Иван со своей дубиной, и завидовские лакеи не осмелились вмешаться, чтобы помочь своему шефу. По раннему часу народа на улице не было, так что интересное зрелище увидели только участники драки и домочадцы портного. Восторг зрителей и мой успех были полными.

Вошин, вымазанный грязью с головы до ног, вскочил было на ноги, но поскользнулся и опять, теперь уже спиной, свалился в лужу. Портновская компания и подоспевшие на шум соседи насладились новой фазой развлечения. Оставив публику наслаждаться зрелищем чужого унижения, мы с Иваном вернулись в усадьбу и притворили за собой ворота.

Через несколько минут незваные гости покинули наши негостеприимные Палестины. На улице раздались крики, свист, улюлюканье, потом топот копыт и роскошная карета укатила восвояси. Взволнованные зрители разошлись по своим делам, и все приняло обычный сонный вид.

Я вернулся в дом. Мой бойцовский запал уже прошел, и я задумался о странном поведении завидовского управляющего. Вел он себя слишком нагло и нелогично, чтобы в этом не было скрытого смысла.

Участие во всем случившемся Трегубова можно было исключить. Вошин или выполнял «социальный заказ» моих неведомых недоброжелателей, или его действия были вызваны какими-то причинами или комплексами, известными ему одному.

В нашей комнате собрались близкие Котомкина, Иван и Аля, ожидая объяснения случившемуся. Пришлось коротко рассказать о лечении Трегубова, миске с полбой и плате мелким серебром. К моему удивлению, слушатели рассказ восприняли без эмоций.

— Ошибочка, знать, у них вышла, ваше благородие, — посмеиваясь, говорил Котомкин, — они, видать, приняли тебя за нашего брата, вот и покуражились. И то, сказать, живешь у портного, полукафтанье у тебя недошитое…

Я хотел сказать все, что думаю, про его «полукафтанье», но потом раздумал.

— Теперича, — между тем продолжал портной, — они поедут на тебя жалиться, а как узнают, что ты из благородных, и тебе никто не указ, захочут тебя на бой вызвать, удовольствие, то бишь, удовлетворение получить. Ан как им скажут, что ты за один ден двух офицеров поранил, испужаются и приедут мириться.

— Ладно, — сказал я, — Бог ему судья. Если и вправду приедет, в дом не пускайте. Гоните в шею под мою ответственность.

Иван и Котомкины ушли, и мы остались с Алей вдвоем.

— Ай, стыд-то какой, — огорченно сказала она. — Как же ты при людях, как есть голый… Здесь же есть и которые женского звания, и все на тебя глаза пялили. Знал бы, что про тебя девки думали…

Такое узнать любопытно каждому мужчине, но выяснять подробности я не рискнул.

— Зачем вы вместе с мужиками в баню ходите, если такие стыдливые? — попрекнул я свою скромницу, меняя опасную тему разговора.

— Так то другое. Ходят по неволе или по семейственности.

— Какая неволя, в общих банях все в одном предбаннике раздеваются, а потом в одной парной парятся.

— Так то баня, в ней моются, а на миру голым ходить — стыд и срам.

Такая логика меня не очень убедила, но я не стал спорить.

— Ты лучше скажи, очень испугалась, когда этот придурок в комнату ворвался?

— А то! Я думаю, что у нас с ним будут еще промблемы!

— Что будет? — переспросил я, вытаращив на Алевтину глаза.

— Промблемы, говорю, будут, — повторила Аля, — очень он тебя ненавидит за то, что ты его барина вылечил.

Я забыл про удивившее меня в ее лексиконе слово и быстро спросил:

— Ты поняла, о чем он думал?

— Тебя ругал и хотел разозлить, чтобы ты не поехал с ним в их село.

«Ах ты, гадюка, — подумал я, — оказывается не я его, а он меня разыграл! Вот, что значит самоуверенность!» Однако о том, что сделал, ни на минуту не пожалел, удовольствие от лупки и унижения Ивана Ивановича получил отменное.

— Почему он не хочет, чтобы я туда поехал, не знаешь?

— Не знаю, он про это не думал, он только про тебя. Ругал очень, — покраснев, договорила Аля.

— Знаешь что, Алечка, мне придется в это Завидово съездить, разобраться, что к чему, — неожиданно для самого себя решил я. — Не нравится мне давешний господин. Сердцем чувствую, там что-то нечисто.

— Надо, так поехали, — легко согласилась Аля.

— Тебе туда ехать незачем, мы и с Иваном прекрасно справимся.

— Нет, Алешенька, одного я тебя не отпущу. Да и как ты в чужом доме без меня врагов распознаешь?

Алино уверенное «не отпущу», произвело на мне впечатление не меньшее, чем до этого слово «промблемы». Попадать под каблучок жены мне не хотелось. Хотя в ее словах был резон, я вначале заупрямился. Начался спор. Аля была тверда, как скала. Я не уступал. Все кончилось слезами и пылким примирением. В Завидово мы поехали втроем.