Кровавый снег декабря - Евгений Васильевич Шалашов Страница 27

подполковник Муравьёв-Апостол, ставший главным воинским начальником (несмотря на более высокий чин гусара Муравьёва), сумел убедить своих товарищей этого не делать. Идти на Житомир, являющийся основной базой корпуса и защищённый артиллерией, было нелепо. Проще было захватить Киев. Гарнизонный полк и части внутренней стражи — не соперники для восставших, располагавших силами пехотной и кавалерийской дивизий. Однако тут возникал вопрос: хорошо, захватили, а что с ним потом делать? Поэтому было решено — идти между Житомиром и Киевом, не ввязываясь в крупные схватки. Выйти на Коростень, а там — на Могилёв, который станет местом встречи всех членов Южного общества. Определённый риск, безусловно, был. Всё же Могилёв являлся ставкой командования 1-й армии и центром округа военных поселенцев.

Всё получилось удачно. Восставшие без боя дошли до Могилёва. Город охранял лишь батальон пехотинцев, который толком и не понял — а что за народ явился? Вроде бы, свои. Пока разбирались, все наиболее важные здания оказались под контролем восставших, а командующий армией — генерал Остен-Сакен — под домашним арестом.

Могилёв стал центром восстания. Туда съезжались все, кто получил известие от Сергея Ивановича Муравьёва-Апостола. Кому-то удавалось привести с собой людей. К сожалению, откликнулись не все. Начальник штаба 2-й армии Киселёв, втайне сочувствовавший восставшим, отказался возглавить их войска. Но, к счастью, из Киева прискакал Сергей Григорьевич Волконский. Один, без своей бригады. Но с прибытием генерал-майора подполковник Муравьёв-Апостол вздохнул с облегчением. Да и в ряды солдат и молодых офицеров присутствие героя войны 1812 года, портрет которого, как всем известно, украшал Георгиевский зал Зимнего дворца, внесло изрядное воодушевление.

Волконский попытался устраниться от командования объединёнными силами, но не смог. Других генералов поблизости просто не нашлось…

В первый же вечер генерал провёл совещание со старшими офицерами — от капитана и выше. Хотя, что там совещаться? Общее командование взял на себя Волконский. Командование пехотой оставлено за подполковником Муравьёвым-Апостолом. Кавалерия — за Муравьёвым. Назначать командиров батальонов и эскадронов они будут сами. Общая диспозиция была ясна — идти на Санкт-Петербург. Ну, а уж если не удастся — пробиваться в Новгородскую губернию и поднимать военных поселян. Тем более что новгородский губернатор сам входил когда-то в одну из организаций. То ли в «Союз благоденствия», то ли ещё куда-то. Правда, с тех пор остепенился… Единственное, что было не совсем ясно, — как быть с провиантом? Брать его у пейзан за просто так, сообразно законам военного времени, или платить за это деньги? Потом всё-таки решили: отбирать провизию неприлично, не поляки или французы, а свои, родные. Так что придётся платить, пока не закончатся имеющиеся деньги.

— Вам, господин Еланин, придётся возглавить наших партизан, — неожиданно обратился генерал Волконский к командиру роты Вятского полка. — Или, если угодно, ополченцев. В войну восемьсот двенадцатого года сотнями ополченцев подполковники командовали. А у вас — целая дружина. Считайте, что заняли полковничью должность.

— Простите, Ваше Высокопревосходительство, каких ополченцев? — удивился капитан. — Тех самых, что со всей Малороссии к нам сбежались? Они считают нашего Сергея Ивановича потомком последнего гетмана. Кажется, так оно и есть?

Отозвался отставной подполковник Матвей Муравьёв-Апостол:

— Ну, не совсем так. Мы — дальние родственники Даниила Апостола. Но Муравьёвых много…

— Нуда, — хмыкнул Муравьёв-гусар. — И все родственники, хоть и дальние. Все от Адама и Евы происходим.

— Так вот, — продолжал Матвей Иванович. — При императрице Екатерине нашему прадеду пожаловали добавку к фамилии — Апостол. Это как с Пушкиными. Есть Василий Львович и Александр Сергеевич. Эти просто — Пушкины. А есть Мусины-Пушкины, Брюсы-Пушкины, Бобрищевы-Пушкины.

— Да-да, — радостно подхватил Муравьёв. — А есть ещё «бывшие Пушкины» — фальшивомонетчики. Один из них, эдакий parvenu, немало крови нашему пииту попортил. Из-за него Александр Сергеевич рукопись в карты проиграл…

Артамон Захарович уже открыл было рот, чтобы рассказать, какую именно рукопись проиграл поэт, но был остановлен бдительным Волконским. Генерал неплохо знал бравого гусара: начнёт читать стихи Александра Сергеевича, а потом всё сведёт к своему любимому Денису Васильевичу. Поэтому он прервал начавшийся интересный разговор:

— Ладно, господа, ближе к делу. Так вот, господин капитан. Нужно сделать из этого сброда отряд. Пусть не боеспособный. Главное, чтобы они не разбежались при первом же выстреле. А пока, простите за цинизм, они даже на пушечное мясо не годятся.

— Простите, господин генерал, — сдержанно отозвался капитан, — как-то непривычно заниматься обучением.

— А что делать? — философски отозвался Волконский. — Конечно, лучше бы им дать в начальники кого-то из Муравьёвых-Апостолов. Но Сергей Иванович у нас командует пехотой. Матвей Иванович — опытный сапёр. Нам нужно создавать инженерно-сапёрное подразделение.

— А Ипполит Иванович?

— Ипполит Иванович сейчас в Польше. Это раз. А во-вторых, прапорщик для командования отрядом — как-то несолидно. Когда прапорщик Муравьёв-Апостол вернётся из Польши, то возьмёте его своим заместителем. Думаю, братья возражать не станут.

Братья, разумеется, не возражали. Более того, Матвей Иванович, самый старший и мудрый из братьев (старше Сергея на два года) неожиданно сказал:

— Мне кажется, господа, со временем к нашим ополченцам добавятся ещё люди. Прибьются крестьяне, которые мечтают о вольностях.

— Дай-то бог, — пылко сказал Бестужев-Рюмин. — Тогда мы будем не одни. Крестьянство поймёт, что мы несём ему свободу от тирании, поможет нам эту свободу удержать.

— Думаете, — скептически улыбнулся Матвей Иванович, — крестьяне так уж и рады свободе?

— Разумеется. Человек рождается свободным. Крестьяне, взявшие в руки топоры, станут нашими союзниками.

— Вот-вот. Топоры-то они в руки возьмут. А потом этими же топорами — да нам по головам… Но, поверьте, потом они сами не будут знать, а что с этой свободой делать. Мои пейзане, когда я давал им вольную, слезой изошли — не бросайте нас, барин, пропадём. А потом добрая половина мужиков просто спилась. Они же привыкли, что управляющий им скажет, когда пахать, когда сеять. Так-то, господа якобинцы…

— И вот ещё, — задумчиво сказал генерал, — имейте в