Сибирское образование - Николай Лилин Страница 27

Я предположил, что, возможно, удастся установить связь между высококачественным искусством и глубоким смыслом — философией — сибирской традиции. Он отвечал мне с большой уверенностью в голосе:

«Если мы когда-нибудь дойдем до того, что все захотят иметь татуировки с символами нашей традиции, вы будете правы… Но я не думаю, что это произойдет, потому что люди ненавидят нас и все, что связано с нашим образом жизни.»

БОРИС МАШИНИСТ

В середине 1950-х годов советское правительство объявило незаконным содержание психически больных людей дома, тем самым вынуждая их родственников отправлять их в специальные учреждения. Такое печальное положение дел вынудило многих родителей, которые не хотели разлучаться со своими детьми, переехать в места, до которых не могла дотянуться длинная рука закона. Итак, в течение десяти лет Приднестровье наполнилось семьями, приехавшими со всего СССР, потому что они знали, что в сибирской криминальной традиции люди с умственными и физическими недостатками считались священными посланниками Бога и описывались как «исполненные Божьей воли».

Я вырос среди этих людей, волею Божьей, и многие из них стали моими друзьями. Мне они не казались нормальными, они были нормальными, как и все остальные.

Они не способны на ненависть — все, что они могут делать, это любить и быть самими собой. И если они когда-либо проявляют насилие, их насилие никогда не обусловлено силой ненависти.

Борис родился обычным ребенком в Сибири и жил в нашем районе со своей матерью, тетей Татьяной. Однажды ночью полицейские прибыли в дом его родителей — его отец был преступником и ограбил бронепоезд, прихватив с собой много алмазов. Полицейские хотели знать, где он спрятал бриллианты и кто еще был причастен к ограблению поезда. Мужчина отказался говорить, поэтому полицейские схватили маленького Бориса, которому было шесть лет, и ударили его прикладом винтовки по голове, чтобы заставить его отца говорить. Его отец не заговорил, и в конце концов они застрелили его.

Борис, получив тяжелое повреждение головного мозга, навсегда остался шестилетним ребенком.

Его мать переехала с ним в Приднестровье. Они жили неподалеку, и он всегда был в нашем доме. Мой дедушка очень любил его, как и я. Мы вместе запускали голубей, спускались к реке, воровали яблоки из садов молдаван, летними ночами ловили рыбу сетями и играли у железнодорожной ветки.

У Бориса была навязчивая идея: он думал, что он машинист. В городе, на некотором расстоянии от нашего района, недалеко от железной дороги, стоял старый паровоз, выставленный наподобие памятника, неподвижный на своих обрезанных рельсах. Борис обычно увлекался этим и притворялся главным инженером. Это была его игра. Мы обычно ходили с ним. Мы все заходили в салон, и он сердился, если мы входили в обуви, потому что Борис ходил босиком в своем поезде. У него даже была метла, чтобы подметать, и он содержал это место в такой чистоте, как будто это был его собственный дом.

Машинистам на станции он понравился; они даже подарили ему настоящую фуражку машиниста — она была похожа на те, что носят морские офицеры, белая сверху, с зеленым краем и черным пластиковым козырьком. На нем также был золотой значок железной дороги, который сиял на солнце так ярко, что его было видно издалека. Он очень гордился этим подарком; когда он надевал шляпу, он сразу становился серьезным и начинал обращаться к нам, как железнодорожный чиновник, разговаривающий с пассажирами, говоря что-то вроде «Уважаемые товарищи» или «Граждане, пожалуйста, я прошу вашего внимания». Трансформация была веселой.

Мой отец однажды подарил Борису футболку, которую он привез домой по окончании тюремного срока, который отбывал в Германии. На этой футболке были изображены два голубя: за одним был немецкий флаг, за другим — российский, и на нем были слова «Мир, дружба, сотрудничество» на обоих языках. Борис взял его и полчаса стоял неподвижно, разглядывая. Он был поражен цветами, потому что в те дни в нашей стране не было цветной одежды, все было более или менее серым, по советской моде. Эта одежда, однако, сияла яркими красками и сразу же стала любимым предметом одежды Бориса. Он всегда носил эту футболку — иногда он резко останавливался, задирал ее руками и смотрел на фотографию, улыбаясь и что-то шепча себе под нос.

Борис был очень общительным мальчиком — он совсем не стеснялся и мог часами разговаривать даже с незнакомцами. Он был прямым; он говорил все, что приходило ему в голову. Когда он говорил, он смотрел вам прямо в глаза, и его взгляд был сильным, но в то же время расслабленным, не напряженным. Он умел читать; его научила вдова Нина, женщина, которая жила одна и к которой мы, мальчики, часто ходили в гости. Мы обычно помогали ей выполнять тяжелую работу на ее огороде, а она взамен давала нам что-нибудь вкусненькое. Она была культурной женщиной. Она была учительницей русского языка и литературы. И вот, с согласия тети Татьяны, она научила Бориса читать и писать.

Примерно в это же время, в 1992 году, в Приднестровье разразилась война. После распада СССР Приднестровье осталось за пределами Российской Федерации и больше никому не принадлежало. Соседние страны, Молдова и Украина, имели виды на это. Но у украинцев уже были свои трудности из-за массовой коррупции в правительстве и правящей администрации. Тем временем молдаване, несмотря на катастрофическую ситуацию в своей стране — преимущественно сельское население жило в крайней бедности, если не сказать убожестве, — заключили договор с румынами и попытались оккупировать территорию Приднестровья военной силой. Согласно соглашению с румынами, Приднестровье будет разделено особым образом: молдавское правительство будет контролировать землю, оставляя румынским промышленникам работу по управлению многочисленными заводами по производству боеприпасов, которые были построены русскими во времена СССР и впоследствии оставались полностью под контролем преступников, которые превратили приднестровскую территорию в своего рода оружейный супермаркет.

Без какого-либо предупреждения молдавские военные перешли к активным действиям. 22 июня дивизион молдавских танков в сопровождении десяти военных бригад, включая одну пехотную, одну специальную пехотную и две румынские, достиг Бендер, нашего города на правом берегу реки Днестр, на границе с Молдовой. В ответ жители Бендер сформировали отряды самообороны — в конце концов, у них не было недостатка в оружии. Началась короткая, но очень кровопролитная война, которая