Кинжал Немезиды - Дмитрий Чайка Страница 27

архонт Ойо его уже ждет, не дождется. А у Фрасимеда и кормчих знающих нет. Ползут от острова к острову, как раньше. Мы, когда на Трою войной шли, думали, что теперь стали героями из песен аэдов. В такую даль заперлись, что о-го-го! Половина потерялась по дороге, вторая половина пошла острова грабить. Я ведь был в Трое, а все равно промахнулись, в Мисию приплыли. Если бы тамошний царь нам дорогу не показал, нипочем бы войско не довели до места. А теперь купцы из Навплиона туда за год по три раза плавают, и никто про них никаких песен не сочиняет. Теперь в Трою сходить, как будто отару овец на другое пастбище перегнать. Сильно поменялась жизнь, да-а…

Мы вышли на улицу, и он присел, поглаживая ладонью тесаные плиты дороги, выгнутой по римскому обычаю дугой. Когда зимой дожди идут, вода собирается по краям и уходит в цистерны через ливневые трубы, проложенные под землей. Когда я эту задачу ставил, у меня в запой не только Анхер ушел, а еще и почти все господа начальники работ. Кое-кто даже хотел со скалы броситься, благо язычество самоубийство не порицает. Но одумались, и теперь дороги у меня на загляденье, чистые и сухие, не в пример родному городу, где и к двадцать первому веку эту науку не осилили. Может быть, потому что над ними не стоял специальный человек и не орал, как вот этот…

— Ану, сын шелудивой ослицы! Убей тебя молния! Порази моровая язва! Да сгниют твои конечности! Да поразит твое чрево понос, бесконечный, как Великое море! Ты что творишь, тупоумный выкидыш портовой шлюхи? Ты кладешь плиты у храма или строишь хлев для своего отца? Твоя работа крива, как струя мочи у пьяного шардана! Сам бог Сет каждый раз толкает твою руку, когда ты укладываешь камни? Тогда почему ты еще ни разу не промахнулся ложкой мимо рта? Я отошлю тебя обратно в деревню, глупый фенху, и ты будешь всю жизнь любоваться на свою жену, которая так и помрет, не увидев синих бус и красивого платка! Какая жена! Ты будешь иметь овцу, потому что твоя баба уйдет к соседу, у которого водятся драхмы в кошеле. Подними свою тощую задницу, попроси прощения у Владычицы и исправь все до того, как солнце пройдет зенит! И да поможет тебе бог Котару-ва-Хасису, если до полудня ты не порадуешь своей работой Маат. Я сломаю палку о твою костлявую спину. Снять эти плиты и положить заново!

Одиссей благоговейно внимал, запоминая затейливые речевые обороты, а я представлял, как палка господина начальника работ ходит не по спине бедолаги Ану, а по спинам в оранжевых жилетах. А в конце к ним выходит римский центурион в шлеме с ярко-красным плюмажем и зачитывает указ, согласно которому по итогу строительного сезона весь Автодор моего родного города приговаривается к децимации. А начальник и замы — к торжественному распятию вдоль дороги, которую они сами и построили. Эх, мечты, мечты…

А ведь меня поразил не только тот обширный и разнообразный набор ругани, что принес в наши земли египтянин Анхер. И не то, что прораб, который является самым что ни на есть фенху, считает это слово ругательным. Вовсе нет. Человек с палкой, ханааней, поминает в одном своем загибе Великую Мать, угаритского бога ремесла Котару-ва-Хасису, Маат, символ вселенской гармонии, и египетского Сета. И это совершенно точно требует осмысления. Здешний пантеон понемногу переплетается, впитывая в себя богов других земель, и это рождает такие вот причудливые речевые конструкции. Я уже запретил пришлым поклонникам Баала душить детей, заменив их ягнятами, и они нехотя подчинились. Отдельных храмов Аштарт у нас нет тоже, а Великая Мать предписывает верность и целомудрие своей пастве. Пока результаты так себе, но ведь мочеполовых инфекций никто не отменял. Сифилиса у нас, слава богам, нет, а вот всего остального хватает. На фиг всю эту ритуальную проституцию, оставим одну любовь.

— Все война и война, — сказал я сам себе, разглядывая идеально прямую улицу, уходящую вдаль на пять стадий, до самого порта. — Когда же богами заняться? Где бы своего Гесиода взять, чтобы все эту мешанину в порядок привел. Я эту работу Гелену поручил, а он, балбес, сидит на Сифносе, смотрит на волны и истребляет мелкий рогатый скот, пытаясь предсказать будущее. Я ему его и так предскажу, без бараньей печени. Если не спаять хотя бы Кипр монолитом языка, образования и идеологии, то очень скоро мою державу разорвет на куски. Мне не нужна империя, подобная по размеру персидской. А Египет, отформатированный циклом разливов Нила, у меня не получится и так. Нет возможности осчастливить всех, но зато есть возможность возвести сияющий град на холме, куда будут стремиться лучшие, чтобы приобщиться к великому. Вот что я делаю. Я закладываю фундамент для своих потомков. Кипр — перекресток цивилизаций и торговых путей между ними. Центр науки, культуры и ремесла на ближайшие столетия. И я…

— О-о-о! — это очнулся Одиссей, увидев первый в этом мире фонтан. Он тыкал в него трясущимся пальцем и орал. — Гляди, Эней! Вода вверх течет! А как это так вышло? Вода же вниз должна течь!

Невысокий такой фонтанчик у нас на площади у порта, всего в метр высотой. Его окружает бассейн, который снабжает водой целый квартал. Да… Потешное сейчас выражение лица у эпического героя. Рассказать ему, что такое водонапорная башня? Нет, пожалуй, не стоит. Пусть верит в чудо.

От храма мы поехали верхом, и царь Итаки неумело вцепился в узду крепкой кобылки, выбранной на эту экзекуцию за флегматичный и покорный нрав. Это не лошадь, а ослик Иа, а потому даже потуги человека, впервые севшего в седло, не могли вывести ее из равновесия. Она только вздыхала горестно и шла вперед, видя, что остальные никуда не спешат.

— Хочешь, у тебя на Итаке тоже такой фонтан будет? — с самым невинным лицом спросил его я.

— Дорого очень, — нахмурился Одиссей, который уже видел и акведук, и водяные колеса, и цистерны. И он проникся не на шутку.

— Если сделаешь то, что попрошу, для тебя не останется ничего, что было бы дорого, — посмотрел я ему в глаза.

— Куда надо сплавать? — спросил Одиссей. — Дальше, чем в Сиканию?

— Раз в десять дальше, — честно признался я. — Но дело того стоит.

— Что там есть? — жадно посмотрел на