Анатолий Логинов - Два танкиста из будущего. Ради жизни на земле Страница 28

— Нет и еще раз нет, — понятно, что ночная работа никого веселым не делает, но и нервничать так из-за подписи?

— Нет, товарищ капитан госбезопасности, ордер я вам не подпишу. Не вижу причин для ареста.

— Товарищ прокурор, вы понимаете, что дело секретное?

— И что, товарищ капитан, это требует нарушать наш советский закон? Вы не помните, к чему это все привело при Ежове? Дайте достаточное обоснование — и я подпишу ордер. Пока же, ознакомившись с предоставленными материалами, оснований для ареста вышеуказанных лиц не наблюдаю.

— Ну что же, товарищ Горелик, мы вынуждены будем информировать Москву.

— Информируйте. Ваше право, — военный прокурор Юго-Западного фронта, он же прокурор Сталинградского гарнизона Александр Яковлевич Горелик ответил спокойно и невозмутимо. Высокий, с мускулистой фигурой бывшего молотобойца, с лицом рабочего интеллигента, украшенным лопатообразной бородой, делающей его похожим, для стороннего наблюдателя, на послевоенные портреты академика Курчатова, прокурор поднялся из-за стола и прошелся по кабинету, попыхивая лихо заломленной папиросой и иронически поглядывая на явно не ожидавшего такого отпора особиста. Помрачнев, замначальника Особого отдела фронта посмотрел на прокурора и спросил, иронично и зло выделяя слова:

— А вам не кажется, что вы саботируете важное расследование? Мы ведь можем подумать и обратиться к вашему начальству. Вы, надеюсь, понимаете, чем это может вам грозить?

— А вы не боитесь, что с такими методами работы вы партбилет на стол положите? — Ничуть не испугавшись, Александр Яковлевич остановился напротив сидящего особиста и, по-прежнему весело, посмотрел на него с высоты своего роста, одновременно засунув руки в карманы галифе и слегка покачиваясь с носков на пятки: — Я ведь могу вам в этом и посодействовать. Сейчас не тридцать седьмой, чтобы Героев и фронтовиков по одному подозрению хватать. Если же вы этого до сих пор не понимаете, то тем хуже. Значит, так, — в голосе хозяина кабинета внезапно прорезался металл:

— Вы, товарищ капитан, можете быть свободны!

Капитан Песах Исаакович Абраменко инстинктивно встал, постоял, глядя на хозяина кабинета, но, видимо, поняв, что дальнейший разговор ничего не изменит, развернулся и не прощаясь вышел. Дверь, несмотря на тональность беседы, он закрыл аккуратно и тихо.

Оставшись один, Александр Яковлевич несколько минут стоял и смотрел на закрытую дверь, о чем-то размышляя, затем снова сел за стол. Прочитав еще раз лежащие на столе документы, он убрал их в папку, украшенную множеством печатей и штампов, еще немного подумал и поднял трубку одного из телефонов.

— Дайте мне «Прикрытие», — сказал он и, дождавшись соединения, попросил связать его с номером три — шестьдесят два.

— Петр Иванович? Приветствую, это Александр Яковлевич. Ты мне то, что я просил, разузнал? Так, отлично, сейчас иду к связистам. Давай примерно через пятнадцать минут.

Собрав бумаги со стола и закрыв их в сейфе, он поправил форму перед зеркалом и, весело насвистывая какой-то мотивчик, отправился по коридорам в полуподвал, где располагались телеграфисты.

В это время капитан Абраменко, сидя в своем кабинете, пытался найти выход из ситуации, в которую загнал себя сам. Начальник Особого отдела, ложась в госпиталь, оставил на него это мутное дело. Но Песах сразу понял, какие оно сулит перспективы. Ага, если дело на контроле Москвы, а он сумеет доказать, что это действительно шпионы… И теперь, из-за упрямства прокурора, все разваливалось. Хотя… можно попробовать копнуть под самого прокурора. Нет, слишком опасно. Человек он предсказуемый, упрямый и честный. К тому же бесстрашный. Что он собственноручно расстрелял вора по кличке Хавчик, который руководил бандой, кравшей продовольствие, знал весь Сталинград. Да и адвокатом до войны он был известным, множество полезных знакомств имел. С таким связываться — себе дороже. Но что же делать?

Мучительные раздумья капитана прервал внезапно появившийся секретчик, принесший телеграмму от самого Меркулова. Прочитав ее, Абраменко облегченно вздохнул. Жаль, конечно, что такая возможность ускользнула, зато теперь эти проблемы пусть решают московские «гости».

«Посмотрим, как прокурор с наркомом будет тягаться», — подумал Абраменко, вызывая к себе лейтенанта Кактусова.

Я, конечно, не Андрей с его интуицией, но даже мне в последние дни становится немного не по себе. Кажется, что ничего особого не происходит, но неприятное ощущение непрерывной слежки никак не проходит. Бл…, что такое, не пойму? Неужели немцы все же устроили за командованием бригады охоту? Или персонально за мной? Что ни говори, а разведка у них серьезная была. Помнится, где-то читал, что даже планы составляли с учетом доставленных разведкой данных о характере командующих противостоящими войсками генералов. Так что могли и мы с Андреем в какую-нибудь особую папку абвера попасть. И еще не идет у меня из головы нападение на Андрея в Славянске. То, что он мне рассказал, на всякие мысли наводит. Например, мы кому-то из высшего руководства дорогу перешли, или в НКВД кто-то все же получил сведения о нашем истинном лице и решил нас изолировать «чисто для сэбэ». А что, вполне вероятно. Имея наши сведения о будущем, можно такого натворить…

Ну, вот, накаркал. Антон телефонограмму приволок: «Срочно прибыть в штаб фронта». В Сталинград значит. Интересно, зачем. Хотя вырисовывается одна идейка — если Андрей тоже приедет, значит, предки нас раскусили. Черт, а ведь, судя по всему, наступление начнется буквально через несколько дней, уже и запасы практически все подвезены, сильно недостает только стодвадцатимиллиметровых мин да патронов к ДШК и ПТР. Но это и понятно, потеря Харькова все же сказывается. Что же, придется все Махрову передавать. Как-то он с бригадой справится? Хотя, может, рано я панику поднял. Ну, прокачусь до Сталинграда и обратно, а там и в наступление. «Рыжий» вон опять застоялся, пора бы и повоевать.

Нет, ну точно что-то не так идет. Мурка от меня не отходит, мяучит и мяучит как заведенная да когтями за форму цепляется. Взять, что ли, с собой? А ладно, возьму:

— Антон, приспособь-ка Муркину корзинку в машину, да в хозвзводе возьми для нее поесть на денек.

Так, пока машину готовят да Антон собирается, у «Рыжего» спокойно посижу. Сроднились мы с ним. Иногда мне кажется, что он живой. Странно, в прежней жизни никогда к танкам так не привязывался. Может, потому, что менял их один за другим?

Ну все, пора. Едем до станицы, а там нас самолетик ждет. У-2 транспортный. Почти лимузин, на трех пассажиров, так что мы с Антоном и Муркой вообще с комфортом поместились. Ну что, полетели? Эх, Мурка, ты же танкист, чего ж так испугалась-то? Ладно, хоть не меня или Антона, а свою корзину обоссала. Ну, кошатина, ты даешь…

Честно говоря, я бы лучше на «Рыжем» по пересеченной местности на полной скорости проехался, чем на этой летающей этажерке. Растрясло как ни разу в жизни. А уж воздушные ямы — это ощущение, не передаваемое даже «большим боцманским загибом». Хорошо, летели не слишком долго, всего-то часа два, и ни одного немецкого самолета не встретилось. Если бы летчик еще и маневрировать начал, я бы точно не выдержал, да и Антон тоже. Он и так весь полет бледный сидел.

Прилетели мы к Сталинграду уже ближе к вечеру и приземлились где-то на окраине. Нас уже машина ждала, ага. Причем не обычная «эмка», а трофейный «хорьх». Генеральская, блин, машина. С чего бы? Или просто меня уже всякая мелочь беспокоить начинает? Ладно, сопровождающий один, обычный армейский сержант, похоже. Да и водитель ничем не выделяется. Ладно, поехали.

Так, вот и штаб, благо я тут уже раз бывал, здание знакомое. Хм, вроде все спокойно. Тэк-с, а Мурку с Антоном куда? Ага, сержант проведет. Ладно, пошел.

Вхожу в ярко освещенный, прямо-таки сияющий светом коридор и после сумрака на улице невольно зажмуриваю глаза. И тут же меня мягко, но цепко хватают несколько человек, выдергивают из кобуры ТТ, а из кармана — «Вальтер» ППК. Так… вот и допрыгался. Стою спокойно, стараясь не спровоцировать оперативников на жесткие меры. А ведь угадали, черти, что я на своих сразу не кинусь, мелькает в голове мысль.

Все-таки нас раскрыли. Интересно, куда нас теперь? На Лубянку, на какую-нибудь закрытую дачу или прямо, ха-ха, к товарищу Сталину, а тот нас расспрашивать станет, как ему «обустроить Россию».

Меня легонько подталкивают — ведут по коридору куда-то в глубь здания. Наконец-то мои глаза адаптировались к освещению, и я узнаю в одном из арестовавших меня лейтенанта Кактусова. Интересно, интересно. Получается, что нас ведут давно? А почему тогда раньше не задержали? Стоп, стоп. А ведь у нас наступление под Сталинградом как раз девятнадцатого началось. Может, и здесь так же? Тогда, если нас вели, то как раз, получается, вовремя арестовывают, чтобы командный состав до наступления сменить.