Летнее Солнцестояние - Уильям Хорвуд Страница 28

— Похоже, запрет Мандрейка на проведение ритуала является выражением тенденции, присущей самой нашей системе, — объяснял Брекену Халвер. — Чего я не понимаю, так это того, почему выразителем ее стал пришелец. Возможно, этот период нашей истории действительно подходит к концу, но, пока я жив, этому не бывать. Они правы, я стар... но, если ты ничему не поклоняешься, ты поклоняешься ничему и за душой у тебя — ничего... Они полагают, что жизнь крота сводится к норам, червям, дракам и спариванию, на деле же она куда как богаче и шире... Надеюсь, когда-нибудь ты тоже поймешь это...

— А вы ходили на ритуал, когда были молодым? — спросил Брекен.

— Да, ходил... Я был одним из немногих — моя мать настояла на том, чтобы я отправился к вершине. В тени Камня я увидел старейшин. Когда же я услышал их пение, меня охватил немыслимый восторг — мне казалось, я способен абсолютно на все! Теперь я действительно мог не возвращаться в родную нору — и я туда уже не вернулся!

Брекен понимающе кивнул. Ему вспомнились недавние страхи и мучительное чувство одиночества, испытанное им в норе Халвера.

— А что такое ритуальное пение? — поинтересовался он.

— О! — Халвер удивился вопросу, хотя прекрасно знал, что молодежь давно пребывает в полном невежестве. — Ритуальное пение — это песни отваги, надежды и наития. — Халвер было затянул что-то заунывное, но, заметив, что Брекен заскучал, вновь пустился в объяснения. — Песни поются хором... Они производят неизгладимое впечатление!

В течение двух или трех дней они оставались на поверхности. Брекену не терпелось отыскать вход в Древнюю Систему, но Халвер строго-настрого запретил ему это.

— С тех пор как Древнюю Систему покинул последний крот, прошло множество кротовьих лет... Даже я не рискну войти в нее. Есть вещи, которых делать нельзя, понимаешь? Возможно, для этого еще не пришло время...

Как ни странно, Брекен мгновенно понял Халвера. Он чувствовал раскинувшуюся вокруг Древнюю Систему, но осознавал, что данктонские кроты утратили ее если не навсегда, то надолго: вернуться сюда сейчас они попросту не могли — ими владел совершенно иной дух. Что до входов в систему, то они, очевидно, были засыпаны землей и камнем, охранявшими тайну древних туннелей.

После того как кроты провели возле Камня два или три дня, они перебрались к южной опушке леса. С одной стороны он был ограничен меловой осыпью, над которой постоянно гулял ветер. С другой начинались (или, если угодно, заканчивались) пастбища — бугристые, густо поросшие кустами утесника, ярко-желтые цветы которого тут же привлекли внимание Брекена, хотя он так и не осмелился выйти из леса, чтобы рассмотреть их получше.

Меж лесом и пастбищами лежала полоска ничейной земли, поросшей разнотравьем и низкорослым боярышником. Именно здесь кроты и провели последние пять дней перед Летним Солнцестоянием. Каждый вырыл себе норку, а за червями они по-прежнему ходили в лес. Брекен при этом каждый раз трусил — он опасался, что в лесу их может обнаружить Рун или какие-то другие приспешники Мандрейка. Страхи его оказались напрасными — они встречались разве что с кроликами, которых Брекен видел впервые. Они то и дело перебегали с места на место и боязливо вздрагивали, стоило Брекену высунуть мордочку из норы.

До последнего времени Брекен спал нерегулярно, но подолгу. Теперь же он перенял у Халвера манеру спать в три приема. Вообще-то, днем Халвер любил бродить по туннелям, здесь же, в их временном обиталище, они были слишком короткими для подобных прогулок, и потому в дневное время Халвер рассказывал Брекену об истории Данктона. Он рассказывал ему о великих старейшинах прошлого, о славных битвах, о лихолетье, когда черви исчезали неведомо куда и кротам грозила голодная смерть. Рассказывал он и о появлении Мандрейка, и о деспотах прошлого, которым, по его мнению, было далеко до нынешнего тирана, превосходившего всех своих предшественников «злонравием». Брекен заинтересовался значением слова «злонравие» и, получив вполне внятный ответ, решил про себя, что это же самое слово с тем же успехом можно приложить и к Руну. Именно от Халвера он услышал о Целительнице Розе, приходившей с лугов для того, чтобы лечить больных и калек.

— Скорее всего, ты никогда не встречался с нею, ведь обычно она заглядывала только в Болотный Край, где ее ценили куда больше, чем в других частях Данктонской системы. Появлялась же она, как правило, весной или осенью — до последней ты еще не дожил, а первой ты уже не помнишь.

— Выходит, она — луговой крот? — изумился Брекен, привыкший считать луговых кротов коварными, агрессивными созданиями, в которых жители Данктона видели своих первейших врагов.

— Да, но она — целительница. Целители живут иначе, чем все, — у них свои пути и свои ритмы... Роза не обидит и блоху, да и ее саму никто не обидит... Я видел ее всего несколько раз, и то — мельком... Она никогда не возлагала на меня лапу...

— И сколько же она видела Самых Долгих Ночей? — спросил Брекен.

— Ммм... Разумеется, она далеко не молода, однако это не мешает ей оставаться юной... Она то поет, то танцует. Порой — когда ее об этом просят — она рассказывает истории.

— Когда она появилась в системе?

— Хороший вопрос. Но ответить на него сложно. Сказать, когда она пришла сюда впервые, не смогут и те, кого она исцелила. Иные из этих кротов даже не подозревали о том, что с ними что-то не так. Когда о ней никто не вспоминает, она живет себе где-то в лугах, когда же в ней возникает нужда, она неким мистическим образом появляется в Данктоне... Только не подумай, что она приходит ко всем больным без исключения, — будь так, ей пришлось бы находиться здесь постоянно.

Через день-другой Халвер вновь вспомнил о Розе. Они беседовали о болезнях и болях, и старик стал говорить о том, что в некоторых случаях ему помогают те или иные растения, например плоды шиповника («Прекрасное средство от переутомления. Найти же их можно в Вестсайде на опушке леса») или подлесник («В Данктоне его полным-полно... Это лучшее средство для заживления ран»). Халверу,