Константин Калбанов - Вепрь Страница 29

Как и ожидал Виктор, дела рассматривались по тяжести совершенного проступка. Поэтому первыми судили троих косматых мужиков, взятых на разбое. Суд скорый, но справедливый. Подьячий зачитал обвинение, перечислил лиц кем подтверждается обвинение, было видно, что воевода уже подробнейшим образом ознакомлен со всеми материалами. Едва глава острога закончил чтение, Светозар поинтересовался у собравшихся, может ли кто из присутствующих высказаться в защиту подсудимых. Обратился он с подобным вопросам и к татям, но те только угрюмо молчали, как видно заболтать и запутать судью у них надежды не было, а потом тела несли следы пыток, подьячим упоминались их собственноручно подписанные признания. Продолжать свои мучения, у мужиков желание отсутствовало. Все так же сохраняя молчание, они выслушали свой смертный приговор и были уведены стражниками, обратно в острог. Казнь будет осуществлена на завтра, при большом стечении народа и уж тут-то соберется чуть не весь город.

Вторым тяжким преступлением было убийство совершенное кузнецом кузнечной слободки Звонграда Богданом Орехиным. Как и в прошлый раз подьячий изложил суть дела, указал свидетелей. Вот только теперь речь шла не о каком-то там тате, а о добропорядочном до сего дня горожанине, а потому и разбор несколько отличался, воеводе вовсе не нужны были волнения, до каждого распоследнего тупицы должно было дойти, что решение принято верное по законам заповеданным предками. К тому обязывало и то, что Смолины уже не первое поколение ведают градом и всегда, во все времена ими были довольны.

Свидетелей или как их тут называли, видоков, выслушали со всем вниманием, воевода заинтересованно задал несколько вопросов, кое-что уточнил. Впрочем, преступление было из разряда, которые четко прописаны в правде, а потому все кто был знаком с сим документом хоть поверхностно, о тяжести наказания знали заранее. Ну не могло оно быть иным, даже если покойный усиленно выпрашивал, чтобы его убили. Вот если бы он с оружием бросился, то тут еще можно было подсудимому на что-то надеяться, а коли простая драка окончилась смертью одного из дерущихся, то тут все просто.

Наказание не вызвало никаких особых эмоций, если не учитывать того, что бабы из семьи обвиняемого залились слезами и огласили окрестности плачем. А кто не будет горевать по утраченной свободе. После того, как подьячий объявил, что все имущество обвиняемого не сможет покрыть виру в сорок гривен и остается непогашенным долг в четырнадцать, воевода вопросил, может ли кто, уплатить указанную сумму за кузнеца, забрав при этом его самого и домочадцев в закупы.

Признаться Виктор впал в ступор от той простоты с которой вот так вот, свободный человек, превращался в раба, причем не сам, а с домочадцами. Да, он имел возможность выкупиться, вот только это только теоретически. На практике такие случаи были скорее легендами, чем данностью, потому как все законодательство было устроено так, что самому должнику долг никак не покрыть. Могла попытаться родня со стороны, но тут уж опять, включались такие проценты, что лучше и не пытаться.

Над судилищем повисла тишина. Многие взоры обратились на Виктора, отчего тот еще больше стушевался, тут же начиная прикидывать, что он такого по незнанию сделал не так, чем вызвал такую волну любопытства. Еще больше растерянности прибавил суровый взгляд Светозара. Отец небесный, да что не так-то? И вдруг его осенило. Подьячий уже было растворил уста, чтобы вновь вопросить, есть ли тот, кто готов уплатить недостающую сумму виры, когда Виктор выкрикнул.

— Я! Я готов уплатить! — Светозар все так же хмуро взирал на Виктора как на нашкодившего кошененка.

— Назовись, — хмуро бросил воевода.

— Добролюб родом Писаренко, сын Вторушин, — о как, а у скомороха еще и фамилия есть, которая сама собой соскользнула с уст, раньше он о том не задумывался. Вот только если от рода кто и остался, то это ему не ведомо, потому как сколько себя помнил, столько в скоморошьей ватаге и обретался, а после и оттуда ушел, став одиночкой неприкаянным ни от кого не зависящим и живущим сам по себе.

Единственный сидящий за столом с писчими принадлежностями внизу слева от крыльца подьячий, слегка высунув язык, как человек которому письмо дается с трудом, стал что-то писать в грамотке. Впрочем писал он очень споро, видать привычка осталась с те пор когда письму только учился. Виктор обратил внимание, что Смолин не стал спрашивать его о роде занятия, все же скоморох забирающий людей в закупы это несколько необычно, с другой стороны все присутствующие здесь вроде как и знали о нем.

Тут вдруг Виктора осенило, почему многие смотрели на него выжидательно и даже недовольно. Не иначе как воевода расстарался и пустил слушок о том, чтобы на кузнеца варежку не больно-то раскрывали. Среди присутствующих явно были те кто хотел бы этого мастера заполучить к себе, но чтобы не вызвать неудовольствия они могли сделать это лишь в том случае, если откажется он. А он не дурак от такого отказываться. Тормознул, не без того, но с кем не бывает.

Пока он расплачивался и получал грамотку на Богдана с домочадцами, суд продолжался своим чередом. Подошло время иных тяжб и судя по стечению народа дел намечалось много, но скорость с которой происходило вынесение приговора, говорила о том, что действо это долго не затянется и к обеду всех рассудят. По крайней мере, пока Виктор получал документ, воевода успел рассмотреть дело по побоям, назначив виру. Ох и скорый же тут суд и никакой тебе адвокатской братии.

Кузнец уже без железа, стоял в сторонке, обняв жену и дочку, высокую и статную девку и как так получилось, что не оженили и от неволи не уберегли. Ладно, то потом. Рядом стоял сынок и не скажешь что юнец еще, прямо как папка, косая сажень в плечах, не иначе как у отца за молотобойца был, а куда еще такого облома.

— У меня здесь еще дела есть, а вы ступайте в Сапожный переулок, я там на постое стою у Савоси. Знаете такого?

— Знаю, буркнул кузнец, — как видно и впрямь знакомы и дае возможно какая темная кошка пробежала между ними.

— Вот и ладно. Там меня и дожидайтесь.

Риску в том, что невольники сбегут практически никакого не было, потому как относительно спокойно они могли жить только на Длани. Река могучая, нечто на подобии Волги, куда стекались беглецы, как в мире Виктора на Дон. Тут даже поговорка была один в один: С Длани выдачи нет. Вот только бежать на ту волю народ особо не торопился. Да вольно, но сколько та воля продлится никто сказать не мог, ведь можно было и всю жизнь прожить в свое удовольствие, хаживая в походы, а можно было сразу попасть на аркан к степнякам, а уж та неволя куда как пуще будет. Потому бежать-то туда бежали, но только когда уж совсем невмоготу. Человек такое существо, что ему всегда хочется верить в лучшее, вот и семейство Ореховых верило, а если до края дойдет, тогда может и о бегстве подумать можно будет.

Часа через два с тяжбами было покончено и воевода перешел к делам экономической направленности. Иными словами, казна выставляла на выкуп имущество отошедшее ей при иных разбирательствах, как к примеру с давешним кузнецом. Тут тоже все шло по значимости и самым дорогим оказался именно постоялый двор у села Приютное, на слиянии Большого тракта и дороги из Меотида.

Опять у Виктора не нашлось конкурентов, хотя как он убедился здесь было нечто вроде аукциона, следующий лот был выкуплен после жаркой торговли. Как видно и тут воля воеводы была известна всем. Волков заметил, что как только он изъявил желание выкупить подворье, трое что-то недовольно бурча себе под нос направились на выход со двора воеводского дома. Наверное пришли на удачу, вдруг скоморох откажется от покупки. Насколько понял Волков, тут потому и не спешили с выкупом, что не хотели переплачивать, а потому ждали когда казна сбавит цену. Что касается подворья кузнеца, так его на торги не выставляли, так как то уже было передано потерпевшей стороне, о чем они получили грамотку одновременно с Виктором, сразу после принятия решения.

Получив документы на недвижимость, Волков тут же покинул кремль. День только-только перевалил заполдень, а потому времени было в избытке, чтобы еще кое-что успеть. Постоялый двор ему достался теоретически со всеми пожитками прежнего хозяина, вот только он уже не первый месяц был в ведении местных чиновников, которым доподлинно было известно о том, что тот будет продаваться с молотка, по всему выходило, хозяйство было обобрано по полной. Значит нужно закупаться всем необходимым. Он только зубами заскрежетал от отчаяния, потому как даже не представлял с чего начать. И дернуло же его связаться!

С другой стороны, а где будет легко? Ничего, осмотрится, притрется, не такое уж и мудреное дело встретить проезжих, накормить, спать уложить, задать корм скотине, да посмотреть за своим хозяйством. Он-то житель городской, но с дачей знаком был не понаслышке, а что касаемо скотины и остального, то местные не в лукошке найдены, чай разбираются в чем-нибудь. Одним словом особых проблем возникнуть не должно было, а вот как начать сам процесс, что сделать в первую очередь, а что во вторую, тут уж было не все так просто.