Сергей Алексеев - Ох, охота! Страница 29

Еще в начале пятидесятых годов прошлого века это была самая распространенная переносная ловушка промысловика и наряду с кулемками и плашками полностью заменяла ему капкан. Если в капкане для удержания зверька используется стальная пружина, то в черкане – сила натянутой тетивы лука, что говорит о глубокой древности этого самолова. В основе его лежит прямоугольная рамка, к которой жестко прикреплен лук, но вместо стрелы в специальные пазы установлен Т-образный прижим (костыль), который оттягивается с тетивой и устанавливается с помощью сторожка и курка во взведенное состояние. Курок связан шнурком с «симкой», стоящей между порогом и прижимом в виде небольшой поперечной палочки. Когда зверь пролезает между ними, то сбивает «симку», курок спускает тетиву и прижим резко опускается на порожек, захватывая туловище добычи.

Черканы бывают самых разных видов и размеров, в зависимости от назначения, но принцип взвода и спуска практически один и тот же. Основу его, лук, делают из высушенной черемухи либо из прямослойной расколотой лиственницы, причем он чаще теряет упругость и приходит в негодность, поэтому их заменяют и ловушка продолжает работать. Устанавливают черкан вместо капкана сразу же перед хаткой, где находится привада, или в узком месте на переходе, которое зверек иначе миновать не может. Охотники очень серьезно относились к изготовлению самоловов, к примеру, довольно сложные по конструкции черканы делались в домашней столярке, где все детали выстрагивались, подгонялись с большой точностью и выглядели даже изящно. Отлавливали ими в основном пушного зверька от горностая до соболя, преимуществом против капкана является отсутствие металлических деталей, а значит, и его запаха. При установке обязательно использовали рукавицы, а на лето выносили с путиков и хранили в связках на чердаках охотничьих избушек. Даже когда капканы полностью вытеснили черканы, изредка их все-таки использовали, когда, например, на путике появлялся хитрый зверек, обходивший стальные ловушки, либо забиравшийся в хатку с другой стороны. Капканы тогда снимали и ставили черканы – попадал.

Этот вид самолова напоминает пасть, только в уменьшенном варианте и очень прост в изготовлении. Состоит кулема из двух круглых бревешек толщиной до 12 сантиметров, где нижнее кладется вместо порога, как в черкане, а верхнее является гнетом. Для того чтобы гнет ходил свободно вверх и вниз, с обеих сторон забивают колья. Настораживают ловушку точно так же, как и пасть, с помощью закрепленного одним концом язычка и сторожка на шнуре. Приманку привязывают или нанизывают непосредственно на язычок. Как только зверек попробует снять ее, так сторожок выйдет из зацепления, отскочит в сторону и гнет упадет на порог. Если в пасти гнет накрывает добычу целиком, то здесь передавливает туловище поперек. Устанавливают кулемки обычно на высоких местах, под большими деревьями или на пнях, чтобы меньше заносило снегом, но все равно часто после метелей их приходится поднимать и переустанавливать.

Однако существуют и большие кулемы, которыми ловят крупного зверя, к примеру медведей. Это уже капитальное сооружение из бревен, которое устанавливают на тропах или в местах, которые любит посещать зверь. На севере Томской области я находил в тайге такую кулему недалеко от берега реки. Если не знать принципа самоловов, то можно долго ломать голову, что это за строение. Выглядела она внушительно: из толстых бревен был срублен треугольный сруб высотой около метра, но без крыши. Передняя, фасадная, стенка была всего из двух бревен возле самой земли (порог), а третье, длиной метров десять и толщиной до 50 см в комле, являлось гнетом, причем комель был затесан в виде бруска, вероятно чтобы хорошо проходил между толстых кольев. Кроме того, к опадному бревну было приставлено еще три дополнительных для усиление гнета. Судя по остаткам планок и веревок, насторожка была такая же, как и у обыкновенной кулемки, но привада располагалась в глубине сруба. Для того чтобы насторожить такой самолов, требовалось не менее двух человек. Более всего поражало, с какой аккуратностью и точностью все это было построено и даже по прошествии времени (внутри выросла береза) выглядело внушительно.

В прошлые времена силками или петлями ловили не только зайцев, но и медведей, лосей, оленей, однако этот способ добычи всегда вызывал сомнения и даже в Средние века считался не только браконьерским, но еще и поганым с точки зрения последующего употребления мяса в пищу. Православная церковь долго исследовала этот вопрос и пришла к тому, что запретила есть «давленину», тем самым наложив вето на добычу зверя этим варварским способом. Однако это не касалось птицы, поэтому силками до недавнего прошлого вели промысловый отлов рябчиков. Этот способ добычи особенно был развит в пятидесятые-шестидесятые годы, но ружейная охота на них впоследствии вытеснила простую и оригинальную ловушку. В местах обитания птицы на высоте полутора метров от земли между двух деревьев горизонтально устанавливают жердочку вроде насеста, на середину вешают гроздь спелых ягод, в основном рябину. А по обе стороны от нее устанавливают два силка из тонкой и прочной проволоки, чаще медной, либо отожженной в огне стальной, петлей вверх и примерно на уровне головы рябчика. Когда в лесу было мало ягод, птица особенно хорошо попадала в эти ловушки, и промысловики ездили за рябиной даже в другие районы, поскольку добыча рябка силками весьма результативна и малозатратна. Кроме всего, птица выходит чистой, не разбитой дробовым зарядом. Установив их, охотнику остается лишь ежедневно, в течение месяца, а то и больше, ходить или даже ездить по путику на мотоцикле и снимать птицу, совмещая, например, это с охотой на белку. В хорошие годы в день попадало до двадцати штук – за таким количеством с ружьем-то набегаешься по лесу.

В.Перов. Птицелов

Слопцами, или хлопцами, отлавливают осенью глухарей, которые перед зимой рано утром непременно выходят на песчаные проселки и лесовозные дороги, чтобы набить зоб ка-мешками. Дороги через каждые двести-триста метров перегораживают заборчиками высотой до полуметра, используя подручный материал, в основном сухостойные молодые сосенки. В изгороди оставляют один или два прохода, не более размеров глухаря, в которых также устанавливают силки. Слетая на дорогу, птицы путешествуют по ней пешком, выбирая камешки из песка, и практически никогда не обходят стороной слопцы, а норовят пройти сквозь оставленные для них проемы. Этот способ промысловой охоты был развит до восьмидесятых годов, и в некоторых районах, к примеру, в Верхнекетском Томской области, осенью по дорогам было невозможно проехать. За осень штатники добывали до полусотни птиц, приемная цена каждой тогда была аж два с половиной рубля. Слопцы то запрещали, поскольку в них попадают и тетерки, то вновь разрешали, поскольку сразу же пустели магазины «Дары природы», где в советские времена продавали боровую дичь. Говорят, в настоящее время это считается браконьерским способом добычи и слопцы находятся под запретом. Однако я уверен, что лов продолжается и доныне, а иначе откуда бы в магазинах и ресторанах появлялись глухари, в том числе и глухие тетери, без всяких признаков ружейного выстрела?

Западнями на Европейском Севере и в Сибири ловили медведей и реже росомах. Этот вид охоты настолько устарел, что в настоящее время не используется опять же из-за сокращения сельского населения и трудоемкости способа.

В основу его положено пристрастие этих зверей к воровству. Редкая охотничья избушка не подвергается разгрому медведя: не подпер бревном, не заложил как следует дверь – непременно наведается, перетрясет подвешенные к потолку мешки с сухарями, сахаром, мукой, переломает и так худую мебель, зачем-то своротит печь и уйдет. Поэтому для хранения продуктов рядом с избушкой устраивали лабаз – рубленый, метр на метр, домик из бревен, установленный на 3-4 высоких столбах, куда уж точно не заберется зверь. На мой взгляд, таким образом медведь пытается отомстить охотнику либо вовсе выгнать его со своей территории. Геологи на Ангаре, проводя весеннюю заброску продуктов на полевой сезон, вынуждены были упаковывать их в железные бочки, закручивать их на болты и приковывать тросами к деревьям, и все равно иногда зверь отрывал и катил бочку с горы, чтобы разбить и достать съестное. На Нижней Тунгуске в двадцати километрах от Туруханска у гидрологов-прибалтов на самом берегу стоял симпатичный, в немецком стиле, домик. Невзирая на катера и самоходки, плывущие по реке, медведь взломал филенчатую дверь, сожрал вяленую рыбу, висевшую на проволоке в сенях, затем забрался в домик, разорвал напополам мешок с мукой, полакомился сахаром, затем сгущенкой и тушенкой, изодрал матрацы, подушки, после чего вынес окошко вместе с простенком и ушел. Явившись на свой пост, гидрологи увидели все это и решили, что кто-то воспользовавшись медвежьим погромом, украл приемник «Океан», поскольку такового не обнаружили, а поверить, что его утащил медведь, не могли. Но когда один из них пошел по следу косолапого грабителя, то приемник нашел на следу в трехстах метрах от домика – должно быть, медведице своей понес, да передумал по дороге и бросил…