Джон Холм - Король и Император Страница 29

– Как ты производишь от graduale «блюдо» или «чашу»? – спросил наконец Бруно.

– Сначала берем gradus, что значит, э-э, «переход», – ответил Эркенберт. – Значит, это перемена блюд во время обеда, то, на чем подается другая еда.

– Но gradus не означает никакого проклятого «перехода»! – рявкнул Бруно. – Это только ты так говоришь. А на самом деле он означает проклятую ступень. То, на что ступают. А graduale – это что-то, на чем много ступенек. И мы с тобой называем эту штуку одинаково, говорим ли мы по-английски или по-немецки. В обоих языках это слово звучит одинаково, я проверял. И ты знаешь, что это такое! Это проклятая…

– Лестница, – холодно и отрешенно договорил Эркенберт. Наконец-то он понял, к чему клонит его повелитель.

– Лесенка. Вроде той, которую сам-знаешь-кто носит на шее.

– Но как она могла стать священной реликвией? Сравниться с чашей, что была на Тайной Вечере?

– А ты никогда не задумывался, – спросил Бруно, откидываясь на своем походном стуле, – что произошло после Распятия?

Эркенберт молча покачал головой.

– Что ж, ведь римляне не взяли тело, правильно? Я полагаю, что мой предок Лонгинус, – Эркенберт про себя отметил, что Лонгинус превратился уже в предка Бруно, – повел воинов в казармы, скажем, с восхищением любуясь своим копьем. Но тело, тело Господа нашего… ну да, ты только что сам сказал, оно было отдано евреям. Его приверженцам, а не тем, кто распял Его. Но если хочешь узнать, что было дальше, тебе нужно обратиться к иудеям. Не к римлянам, они ушли в казармы, не к христианам, они все попрятались. И как по-твоему, что иудеи первым делом сделали?

Эркенберт безмолвно покачал головой. У него появилось ощущение, что он присутствует при чем-то ужасающем, тянущемся из прошлого, из прошлой жизни Бруно, дальше, в будущее. Он не имел ни малейшего представления, что это.

Бруно налил из кувшина вино в два больших кубка и подтолкнул один к Эркенберту.

– От этой говорильни во рту пересыхает, – заметил он, и на его лице еще раз появилась его неожиданно добродушная и дружелюбная улыбка. – Так вот, ты когда-нибудь всерьез задумывался о том, как на самом деле распять человека? И как снять его с креста? А?

Шеф лежал в своем гамаке, подвешенном между бортом и башней носовой катапульты. Легкий бриз смягчал жар, все еще поднимающийся от деревянных палуб, а корабль тихо покачивался на почти неподвижной воде. Остальные семьдесят моряков тоже спали вокруг, кто в гамаках, кто – развалившись на палубе. Звезды сверкали над ними в небе такой глубины, какую они никогда не видели прежде.

В своем сне Шеф знал, что находится глубоко-глубоко под землей, вдали от моря и неба. Он попал на какую-то огромную лестницу. Такую большую, что он едва-едва мог дотянуться кончиками пальцев до края ближайшей ступеньки. Он мог подпрыгнуть, подтянуться наверх, перенести колено через край и так взобраться на следующую каменную ступеньку. Сколько он выдержит, пока не лишится сил?

И что-то поднималось к нему снизу по лестнице. Что-то гигантское, превосходившее его величиной, как он превосходил мышь. Шеф чувствовал сотрясения холодного влажного камня, бам-бам-бам, топают по лестнице огромные ноги. Снизу повеяло духом злобы и злорадства. Если тварь, что там карабкается, увидит его, она его раздавит с такой же несомненностью, как сам Шеф раздавил бы ядовитого паука. Внизу начал разгораться слабый свет. Тварь сможет увидеть его.

Шеф огляделся, уже представляя, как его плоть и кровь размажутся по камню. Вверх не полезешь, все равно догонят. Прыгать вниз нет смысла. В сторону. Он прыгнул вбок, в тусклом свете попробовал перебраться через край лестницы. Там что-то было, как будто деревянная обшивка или ограждение. А сам он был как мышь. Шеф припомнил многолетней давности видение, в котором он был хромым кузнецом Вёлундом, а Фарман, священник Фрейра, глядел на него с пола, словно мышь из-под плинтуса. Теперь мышью был Шеф, а Фарман… Топот на ступеньках вернул Шефа от размышлений о тихом Доме Мудрости к его кошмарной реальности.

Расщелина в деревяшке. Шеф начал протискиваться в нее сначала лицом вперед, потом сообразил, что так не сможет видеть приближающуюся сзади угрозу, выбрался и полез спиной, не обращая внимания на задранную сорочку и впивающиеся в тело занозы.

Он спрятался, по крайней мере исчез из прямой видимости. Шеф еще дальше откинул голову, он знал: в темноте ничто так не выдает человека, как его белеющая кожа. Однако он все еще мог кое-что видеть. Когда топанье шагов стало оглушительным, Шеф через щель увидел лицо.

Лицо решительное и жестокое, изъеденное и обожженное ядом. Лицо Локи, погубителя Бальдра, освободившегося из своего вечного заточения рядом со змеем, брызгавшим ядом ему в глаза всякий раз, когда верная жена Локи не могла помешать этому. Лицо решившегося на месть. На месть за ужасную несправедливость.

Лицо исчезло, топающие ноги продолжили восхождение. И вдруг остановились. Замерли на уровне головы Шефа. Он затаил дыхание и внезапно услышал, как колотится сердце: его удары барабанным боем отдавались в замкнутом пространстве ненадежного деревянного убежища. Шеф вспомнил огромные ноги Бранда, отбивающего шаг на месте, и изумленно выпучившегося на них араба. Локи одним пинком мог раздавить Шефа вместе с хрупкими деревяшками вокруг.

Ноги двинулись дальше, продолжили свое восхождение к свету. Шеф перевел дух – и тут услышал еще один звук. На этот раз шуршание. Что-то скользило по камню. Шефу вспомнилось предыдущее ужасное видение – разверстая пасть гигантского змея, который не смог до него добраться и вернулся к своему делу: продолжил нескончаемые пытки прикованного Локи, нескончаемо мучаясь сам из-за бога, который приковал его чуть дальше, чем нужно, чтобы вонзить зубы. Гигантский змей гонится за тем, кого так долго не мог достать, он столетиями во мраке копил свою ярость. А ведь глаза змея ближе к земле, чем у Локи. И у него есть другие органы чувств, кроме глаз. Рассчитанные на то, чтобы хватать мышь в темноте. Шеф вспомнил, как посинело и раздулось лицо Рагнара Волосатые Штаны, отца Ивара и Сигурда, когда тот умер в змеином погребе, в английском orm-garth.

В панике Шеф заставил себя отвернуться и попробовать глубже пролезть в свое укрытие. Щель расширялась, он протиснул плечи, задумавшись, что же может быть по другую сторону. Свет померк, но шорох позади раздавался все ближе и ближе.

Он пролез. Неизвестно через что, но пролез и теперь стоял на дне ямы и глядел вверх. Там, в вышине, светила полная луна, испещренная пятнами, словно мертвенно-бледный череп. Прямо впереди Шеф увидел стену, она была ниже, чем скала позади него. Но все равно слишком высока, чтобы подпрыгнуть и, ухватившись за край, залезть наверх, как он мог бы сделать на ступеньках оставшейся позади лестницы. Запаниковав, Шеф побежал к стене, не заботясь, что его могут увидеть. Но пока он бежал, отовсюду – не только сзади, но отовсюду! – доносилось пронзительное и вездесущее шипение.

Он замер, ощутив вокруг скользящие тела. Он спасся от Локи и от гигантского змея. Но теперь он попал на шевелящийся ковер из змей. Он в orm-garth богов. И отсюда нельзя выбраться.

Застыв как столп, он почувствовал удар в бедро, первый глубокий укус ядовитых зубов, и яд растекся по его жилам.

Шеф отчаянно рванулся из гамака, зацепился ногой и грохнулся на палубу. Он мгновенно вскочил на ноги, готовый разить во всех направлениях, из груди рвался истошный крик. Спавшие поблизости моряки, ругаясь спросонок, начали подниматься и хвататься за оружие, и тут Шеф почувствовал, что чья-то мускулистая рука обхватила его и оторвала от палубы.

– Полегче, полегче, – проворчал Торвин. – Все в порядке, всем спать. Это просто сон. Ночной кошмар.

Он подтолкнул Шефа к борту, дал ему время оглядеться и перевести дух.

– Что ты видел на этот раз?

Шеф отдышался, почувствовал, что испарина высохла. Сорочка оказалась мокрой, как будто бы он искупался в море. Соль разъедала пустую глазницу.

– Я видел Локи. Локи освободился. А потом я попал в змеиный погреб, как Рагнар, – Шеф принялся тереть бедро в том месте, где ощутил укус змеи.

– Если ты видел, что Локи освободился, в Святилище должны об этом узнать, – буркнул Торвин. – Может быть, Фарман в Стамфорде или даже Виглик Провидец в Каупанге смогут собрать Совет. Ведь если Локи освободился, мы подошли очень близко к роковому дню богов и к началу мира Скульд. Может быть, все это из-за нас.

– Локи не освободился, – раздался позади них холодный и сердитый голос. – Никакого Локи нет. И богов нет. Все зло в мире совершают люди.

При свете звезд Шеф задрал край сорочки, посмотрел на свое обнаженное бедро. Там были две ярко-красных отметины. Следы укуса. Свандис тоже глянула, потрогала их, отняла руку. И впервые не нашлась, что сказать.