Александр Рудазов - Арифмоман. В небесах Страница 29

Взгляд Эйхгорна на миг стал снулым… но он напомнил себе, что данный индивидуум нарочно отстаивает заведомую ахинею. А ему, Эйхгорну, по правилам игры нужно ее опровергнуть.

И он принялся опровергать. По счастью, в пользу гелиоцентрической системы существует немало чисто логических аргументов. За несколько минут Эйхгорн вкратце изложил теорию Коперника, объяснил возвратное движение планет, смену времен года и фазы луны, припомнил затмения…

– Подождите-ка, мэтр! – прервал его оппонент, хитро щурясь. – А что вы скажете о причине вращения Парифата? Что именно заставляет его бежать по орбите вокруг Солнца и в то же время вертеться вокруг самого себя этаким волчком?

Эйхгорн терпеливо принялся излагать азы элементарной физики. Публика поначалу терпеливо слушала, но потом стала проявлять признаки нетерпения. Слишком мало нового было для них в речах Эйхгорна.

– Скучно! – наконец крикнул кто-то.

– Скучно! – тут же присоединился второй голос.

– Ску-чно!.. Ску-чно!.. Ску-чно!.. – принялся скандировать весь зал.

– Соглашусь с уважаемой публикой! – возвысил голос оппонент Эйхгорна. – Очевидно, что у богов есть чувство юмора и чувство прекрасного – достаточно оглядеться вокруг, чтобы в этом удостовериться! А значит, они не могли сотворить мир таким скучным! Лично я предполагаю, что Парифат вертится по совершенно иной причине!

– И по какой же? – снуло осведомился Эйхгорн.

– Да просто Парифат полый, а внутри него бежит со всех сил гигантский хомяк, – наставительно объяснил философ. – Именно он крутит Парифат, заставляя его вращаться и вокруг своей оси и вокруг Солнца. И в других планетах тоже есть свои хомяки – все они бегут по своим дорожкам.

– О-о-о!.. – восхищенно протянули трибуны.

– Смелая теория, – хмыкнул Эйхгорн. – Но есть ли у вас доказательства, коллега?

– Разумеется. Нетрудно убедиться, что земля под нашими ногами воняет. Достаточно понюхать свои ноги, чтобы уяснить это. А следовательно, в глубинах кроется огромный источник вони. Что же это, по-вашему, может быть, если не гигантский хомяк?

– Но…

– Что еще это может быть?! – возопил философ.

Распорядитель пристукнул котурнами. Глядя на снулое лицо Эйхгорна, он принялся загибать пальцы – в озирских одеонах, как в боксе, давали диспутантам десять секунд, чтобы подыскать новые аргументы.

Увы, десяти секунд оказалось недостаточно. Эйхгорн так и не смог опровергнуть логическое построение своего оппонента. И тому была присуждена победа – ибо теория Большого Хомяка, как оказалось, идеально объясняет устройство вселенной.

– Но это же бред! – слабо возразил Эйхгорн.

– А что в этом мире не бред?! – возмутился философ. – Что не бред, спрашиваю я вас?!

В приступе сарказма Эйхгорн заявил, что в таком случае Солнце наверняка холодное и не имеет никакого отношения к смене времен года. Земля нагревается сама, путем трения об атмосферу в процессе вращения. А Солнце всего лишь освещает это безобразие.

И вот эта теория неожиданно сорвала бурные аплодисменты.

– Гениально! – вопили на трибунах. – Грандиозно! Вина оратору! Большой кубок!

Эйхгорн принял пожалованный кубок, отхлебнул и устало покачал головой. Нет, на сегодня с него хватит философских дискуссий.

Хотя вино неплохое.

Уже на выходе со сцены к нему подошел оппонент, приложил руки к груди и любезно сказал:

– Кажется, мы еще не знакомы, коллега. Я Диттрек.

– Эйхгорн, – представился в ответ Эйхгорн.

– Весьма приятно. Вы знаете, мне понравилось с вами диспутировать. Ваши аргументы такие… банальные.

Эйхгорн ответил снулым взглядом, не зная еще, как воспринимать услышанное – как неудачный комплимент или издевку.

– Нет-нет, не примите в обиду! – спохватился Диттрек. – Я имею в виду, что если не считать вашего последнего выпада про Солнце – весьма залихватски, браво! – вы неизменно приверженец классических знаний, и отстаиваете всегда только их. Публика все это знает и сама, поэтому ваши умопостроения не вызывают интереса.

– Да, я уже понял, – хмуро согласился Эйхгорн.

– Но это у вас получается очень хорошо. И поэтому я хотел бы предложить вам работу.

– Какого рода работу? – не понял Эйхгорн.

– Нечто вроде партнера по диспутам. Видите ли, я баллотируюсь в принцепсы и часто выступаю перед избирателями. Многие мои речи… большинство, на самом деле… построены по принципу «диалога с дураком»… понимаете, что это значит?

– Некто недалекий задает вам разного рода вопросы, а вы на них отвечаете.

– Вот-вот! – обрадовался Диттрек. – Только не только вопросы – он еще и спорит со мной… пытается спорить. А я, само собой, блестяще его разбиваю. Понимаете?

– Понимаю. Как белый и рыжий клоуны, так?

– Не очень понял вашу мысль… – осторожно заметил философ.

Эйхгорн вкратце объяснил принцип, и лицо Диттрека просветлело.

– Да, именно так, – согласился он. – Действительно, шуты этот прием используют нередко… но это работает отнюдь не только с комедией. Каждому харизмату нужен простой, обычный, неприметный партнер, который будет его оттенять и в нужный момент взвешенно критиковать. И мне кажется, вы подойдете идеально.

– Я…

– И нет-нет, поймите правильно, я не считаю вас дураком! – перебил Диттрек. – Вы несомненно чрезвычайно умны… да-да, я слышал о вашей победе на турнире! Простой, обычный дурак мне как раз и не нужен – да и не водится таких у нас в Озирии. У нас даже последний пахарь может часами рассуждать о высоких материях. Именно поэтому мне нужен кто-нибудь высокоученый, но с негибкими рассуждениями… как вот вы.

– Ясно, – только и сказал Эйхгорн, равнодушно глядя на Диттрека.

– И я хорошо заплачу.

– Сумма?..

– Тридцать золотых кругов. Ваши обязанности будут необременительны, а с меня к тому же стол.

Эйхгорн подумал… и согласился. Почему нет, в самом-то деле?

И уже со следующего дня он стал оппонировать Диттреку на публичных диспутах. Поначалу он думал, что все это будет заранее срежиссированными спектаклями, однако ж нет – философа подобное предположение возмутило. Просто возражать заученными фразами ему мог бы кто угодно, да и собаку съевшие на диспутах озирцы мгновенно раскусили бы театральщину.

Нет, Диттрек хотел от Эйхгорна именно искренней реакции и настоящего спора. В своих силах он был абсолютно уверен – и не зря, как выяснилось. Да, логику он постоянно использовал вывернутую и сюрреалистичную, но за словом в карман не лез никогда, мгновенно подбирая встречные аргументы. При этом он еще и умел в нужный момент отступить, признать правоту собеседника и поблагодарить за то, что тот научил ему чему-то новому. Это тоже выставляло его в очень выигрышном свете – люди видели, что для него важнее найти истину, чем оказаться правым.

Избирался Диттрек на должность принцепса. И у него были очень хорошие шансы – в городе он пользовался популярностью, его многие знали, и он действительно умел расположить к себе избирателей. В своей группе он тоже зарекомендовал себя с наилучшей стороны – протофилархом его выбирали вот уже восьмой раз подряд.

Вообще, в Озирии выборными оказались все должностные лица. Каждые тридцать семей объединены в группу и каждый год избирают себе старшину – филарха. Делается это просто на сходке – типа домового собрания. Обязанности у филарха примерно такие же, как у деревенского старосты или управдома – администрирование и решение бытовых вопросов.

А тридцать таких вот семейных групп составляют кафедру, и во главе их стоит протофиларх. Протофилархов избирают из числа филархов, но только тех из них, что являются философами. Они образуют сенат, который избирает большую часть других должностных лиц, заслушивает их отчеты и решает важные городские проблемы. И в отличие от филархов, протофилархов переизбирают лишь раз в три года.

Принцепс же избирается филархами из числа протофилархов, но только тех из них, что имеют широкую народную поддержку. Принцепс – это не правитель, а скорее спикер. Он организовывает заседания сената и осуществляет общее руководство протофилархами. Должность принцепса несменяема, если он не заподозрен в стремлении к тирании.

Вообще, правительство в Озирии не проявляло чрезмерной активности, предоставляя народу жить, как ему заблагорассудится. Большинство мелких вопросов решались на семейных сходках, вопросы покрупнее – в сенате. Четко прописанного законодательства не было, прецедентное право отсутствовало, каждое дело рассматривали индивидуально. Филархи и даже протофилархи не были особо загружены, так что у них оставалось вдоволь времени, чтобы заниматься лабудой.

А в Озирии очень любили заниматься лабудой.

Обязанности Эйхгорна действительно оказались необременительны. Публичные диспуты проводились не каждый день – обычно Диттрек просто ходил по городу, ручкался со всеми подряд и просил филархов за него голосовать. А поскольку филархи обычно голосовали так, как им советовали в их группе, Диттрек обращался и к простым людям. У него для каждого находились несколько слов и обещание сделать нечто, что именно вот этому горожанину нужно позарез.