Юрий Корчевский - «Качай маятник»! Особист из будущего (сборник) Страница 29

Прошла неделя. Я перезнакомился со всеми ранеными в своей палате и палатах второго этажа. Выздоравливающие заигрывали с медсестричками, впрочем, безответно, как я заметил.

В двенадцать часов все собирались у тарелки громкоговорителя, чтобы прослушать сводки с фронтов. К нашему всеобщему огорчению новости из Москвы не радовали. Почти на всех фронтах «…идут тяжелые бои…» И ведь как новости-то подают: «Наши войска упорно обороняют…» – называется населенный пункт. А на следующий день звучит уже другой город, который находится восточнее вчерашнего. Называли, конечно, оставленные города, но это если они были большие – вроде Харькова, Минска или Смоленска.

Кто-то нашел в бывших школьных классах географическую карту. Ее повесили в коридоре и втыкали самодельные флажки на медицинских иголках от шприцев, обозначая линию фронта. У этой карты курили, спорили до хрипоты, отстаивая свою правоту. Известное дело – каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны.

День за днем позиции флажков, обозначавшие линию фронта, приближались к Москве. Разговоры становились все тревожнее. Пока название «Москва» не звучало между ранеными, но как-то подразумевалось.

Я не раз размышлял, лежа на госпитальной койке, о причинах нашего отступления, о массовых потерях в боях людей и техники. Почему-то России не везло с соседями и собственным руководством.

Сначала татаро-монгольское иго прокатилось асфальтовым катком по молодой и слабой еще Руси, унеся многие тысячи жизней убитыми и угнанными в рабство. Потом – полусумасшедший деспот Иван Грозный с его опричниной и массовыми казнями – взять хотя бы для примера трагедию Великого Новгорода. Пережив череду самодержцев всея Руси и познав все «прелести» крепостного права, а фактически – рабства, русский народ вздохнул облегченно после его отмены. Но ненадолго. Волна терроризма, захлестнувшая страну, привела к удивительному феномену – двоевластию. Россией правили и царь, и Советы. Затем – социалистическая революция, Советская власть.

Ленин сразу же выслал из страны элиту – умных и интеллигентных людей. Оставшихся образованных сгноил в Сибири.

А взять хотя бы восстание тамбовских крестьян под предводительством Антонова? Не от хорошей жизни взялись они за вилы. Продотряды выгребали из амбаров последнее зерно, люди ели лебеду, пухли с голода и умирали тысячами. И главный большевик утопил восстание в крови. Больше ста тысяч крестьян было зверски убито, отправлено в ссылки, дома их сожжены. Конечно, не могли крестьяне противостоять регулярным воинским частям, вооруженным пулеметами, орудиями, бронеавтомобилями. Кстати, первый свой орден Боевого Красного Знамени будущий маршал и полководец Г. К. Жуков получил именно за подавление этого «мятежа».

Сталин оказался еще жестче. Сначала – уничтожение крестьянства, насильственное насаждение колхозов, последовавший голодомор, унесший сотни тысяч жизней, потом – массовые репрессии, в том числе и верхушки командного состава Красной Армии, оставившие армию накануне войны без опытных офицеров и генералов. И обеспечивался «сталинский порядок» многочисленными тюремщиками, конвоирами, следователями НКВД, судьями. Репрессивный аппарат «трудился» в поте лица, выполняя заказ «отца наро-

дов». Все учреждения, заводы, все общество было насыщено доносчиками и соглядатаями. Страх сказать «лишнее слово» царил на работе, на службе, в семьях. Неосторожные просто исчезали по ночам в крытых машинах.

И разведка – военная и политическая – предупреждала Сталина о том, что Гитлер планирует нападение на Советский Союз. Но слишком самонадеян был грузин, думал переиграть Гитлера.

Все ошибки, заблуждения – просто глупость и недальновидность руководства страной теперь расхлебывал народ – своим горбом, своей кровью.

Потому и не спалось мне по ночам, все думки в голову лезли. И не в последнюю очередь потому, что о Великой Отечественной войне я читал книги, видел документальные фильмы, говорил с фронтовиками в той, прежней жизни.

А народ – солдаты те же, хоть и говорили о вере в идеи Сталина и верности идеям коммунизма, жизнь свою клали на алтарь победы не за Сталина и ВКП(б), а за Родину, за землю свою.

Шли дни, миновала неделя моего пребывания в госпитале.

Как-то ближе к вечеру группа ходячих раненых решила отправиться в город. А одежды-то ни у кого нет – больничные халаты только, из-под которых виднелись кальсоны да стоптанные тапочки на ногах. Мы сбросились, у кого что было – кто гимнастерку старенькую нашел, кто – брюки, кто ботинки свои дал.

Отправились в самоволку вчетвером – именно на стольких хватило одежды. У бабушек раздобыли за махорку самогон. Само собой, не выпили – принесли в госпиталь. И устроили после ужина легкий сабантуй.

В разгар пьянки, правда, – тихой, в палату ворвался разгневанный начальник госпиталя. Самогона уже не было, только пустые емкости. Он кричал, что «завтра же всех к чертовой матери на фронт выпишу», ногами топал. А что, собственно, он может? На фронт мы и без него угодим. Улегшись, мы потравили скабрезные анекдоты и – спать.

Наутро после завтрака в палату вошел молодой – лет тридцати – майор. Все притихли, думая, что начальник госпиталя нажаловался в НКВД. Однако дело повернулось совсем другой, неожиданной стороной.

– Танкисты есть? Ну – из выздоравливающих?

Отозвались двое – я и еще один танкист, Сергачев, лежавший в углу. Он получил сильные ожоги рук, но они уже почти затянулись. Повезло парню в том последнем бою – весь экипаж в танке сгорел, он один успел выскочить. Промасленная и пропитанная топливом одежда вспыхнула мгновенно, и пока он ее срывал с себя, обжег руки.

Майор подошел сначала к нему:

– Как чувствуешь себя, танкист?

– Уже ничего. – Раненый повертел перед собой вытянутыми руками.

– На каких танках воевал?

– На БТ.

– Сгодится, – сказал майор, записывая фамилию танкиста.

Затем подошел ко мне:

– Как здоровье?

– Спасибо медикам, хожу вот, скоро и бегать буду.

– Т-34 знаешь?

– Воевал на нем, подбит был.

Майор обрадовался мне, как брату:

– Кем воевал?

– Командиром танка – сержантом был.

– Фамилия?

– Колесников.

Майор черкнул на бумажке и мою фамилию.

– С ранами-то как? Выписать смогут?

– Да я уже почти здоров.

– Ко мне пойдешь?

Мне было все равно – куда, но в пехоту, понятное дело, не хотелось.

– Пойду.

– Вот и славненько. Я – к начальнику, готовься.

Майор ушел. А чего мне готовиться? Вещей нет, одежды – тоже. Даже документы мои, как я позже узнал, и те были в канцелярии, у писаря. Но майор оказался мужиком пробивным.

Через полчаса в палату зашла медсестра.

– Колесников, Сергачев – на выход, к писарю.

Нам отдали наши красноармейские книжки, справки о ранении. Потом мы пошли к старшине в каптерку. Нас переодели в старенькую форму – «б / у», выдали сапоги. И еще – сухой паек на дорогу, ценность немалая по нынешним временам: по булке ржаного хлеба и по две банки тушенки.

Майор терпеливо ждал нас у входа. Всего танкистов оказалось четверо – готовый экипаж.

– Садитесь в грузовик, сейчас заскочим в полк, а оттуда – на завод.

– Какой завод? Мы не на фронт разве?

– Танки будем из ремонта получать.

В полку в наш «ЗИС-5» сели еще полтора десятка бойцов, и мы выехали из Можайска в восточном направлении.

Куда мы следуем, я не знал, оставалось только гадать и ждать. По широкой дороге в обоих направлениях двигалась военная техника, прижимаясь к обочине, шли строем люди в шинелях и в гражданском – видно, ополченцы. Часто приходилось останавливаться, пропуская следовавшие рядами колонны.

Слева показалась Кубинка. Здесь – танковый полигон одного из НИИ, проводят испытания танков перед запуском в производство, а также противотанковых средств. Проехали мимо.

Вот показалась длинная, скрывающаяся за дальним лесом, гряда серой земли и пестрые фигурки людей – множество женщин в косынках и подростков стояли ярусами на склоне широкого рва, перекидывая лопатами землю наверх. Через некоторое время показался второй ров, здесь людей было поменьше. Я понял – впереди Москва.

Объехав столицу стороной, мы выехали на Владимирскую трассу – эти места были мне знакомы. Майор остановил грузовик. Подкрепились «сухпаем» и – снова в путь. Вот и Владимир позади. Проехали мост через Клязьму. Слева и справа дорогу обступали леса. Так мы ехали на восток, делая короткие остановки днем и пережидая ночи, два дня. На третий день показались пригороды большого города. Это был Горький.

И сразу – на бывший судостроительный завод.

В углу заводской территории, у забора, стояли четыре танка Т-34, явно видавшие виды.

Майор распределил танкистов по экипажам, велел осмотреть танки. Нашему новому экипажу он представил меня как командира.