Зауряд-врач - Анатолий Федорович Дроздов Страница 29

— Путин пошел на последний срок, — объяснил, махнув вилкой. — К тому же он старый, пенсию заслужил, — друг ухмыльнулся. Для него, бывшего офицера, пенсионная реформа была неактуальна, но свое отношение к ней он скрывал. — Ты подходишь идеально. Не старый, умный и заслуженный. Врач и к тому же офицер. Все конфликты прошел, начиная с девяностых.

— Жора! — сказал я. — Я понимаю, что мы хорошо сидим, и пришло время поговорить о политике. Но я мозги пока не пропил. Какой из меня президент? Кто меня туда пустит?

— Ты не прав! — замотал головой Жора. — Мы сможем. Организуем предвыборную кампанию. У меня есть деньги, да друзья помогут. Надоели эти рожи! Пусть придет нормальный человек, который будет думать о людях, а не о кремлевских блядях. Взять закон об оружии. Почему любой негр в Америке может пойти и купить ствол, а нам это запрещено? Чем мы хуже?

— Почему не сам? — перевел стрелки я. — Ты званием старше и орденов полная грудь.

— Нет, Игорь! — покачал он головой. — У меня харизмы не достает. У тебя ее море. Помню, как лечился у вас. Больные замирали, когда ты в палату входил, хотя были выше званием. Медсестры и врачи тебе в рот смотрят.

— Я не начальник.

— Потому что сам не захотел. Для тебя важно оперировать. Пора это прекращать. Хирургов и без тебя хватит. Стране нужен порядочный руководитель…

Жора развивал эту мысль, и мне не удалось сбить его с темы. Хорошо, что мы сидели вдвоем. Послушать со стороны — клиника. Военный пенсионер предлагает другому почти пенсионеру стать президентом России. Да еще так, будто пост у него в кармане. Убедить Жору не получилось, и я улетел в Сирию кандидатом в президенты — в глазах Жоры, конечно. До предвыборной кампании дело не дошло — помешали игиловцы. И вот еще энтузиаст нарисовался.

— Что ж, — сказал я. — Отец согласен, невеста — тоже. Осталось уговорить жениха.

Миша глянул на меня с изумлением.

— Не хотите жениться на Поляковой?

— Вообще ни на ком. Идет война.

— Почему не позаботиться о будущем?

— А оно у меня есть? Не сегодня-завтра в лазарет может прилететь снаряд, или германцы прорвутся. Один раз их удалось отбить, но кто поручится за второй? Я чудом выжил после операции. Какая свадьба, Михаил Александрович? Забудем о Поляковой! Выпьем водки, закусим этой чудной колбасой и поблагодарим Бога, который даровал нам этот счастливый день. Потому что второго может не случиться.

Я прокашлялся и запел:

— Призрачно все в этом мире бушующем,

Есть только миг, за него и держись.

Есть только миг между прошлым и будущим,

Именно он называется жизнь…[33]

Гениальные слова! Прежде я этого не понимал. Жил так, будто впереди вечность. Мина боевиков убедила меня в обратном. Наша жизнь — миг, а мы мотыльки, которые вывелись из куколок, и порхают в воздухе, не понимая, что грядет закат, и они осыплются на землю, как фантики от конфет. Что может планировать человек, если он смертен внезапно, как говорил один литературный герой? И был прав.

В глазах Миши отразилось разочарование. Я только что растоптал его светлую мечту. Аристократ женится на Поляковой и получит доступ к баблу. Купит клинику, и возьмет Мишу к себе. Дантист из местечка переберется в большой город. А чем заплатит за это аристократ, Мише все равно. Не понимает, что Лиза выросла в богатой семье, потому избалована и капризна. Выносить мозг мужу будет по малейшему пустяку, напоминая, как его облагодетельствовали. Мы это проходили. Мой бывший тесть был генералом…

— Но вы, все же, навестите Поляковых.

Миша изо всех цеплялся за мечту. Киваю. Зачем огорчать хорошего человека?

— Если не прогонят.

— Вас? — Миша прижимает руки к груди. — О чем вы, Валериан Витольдович?! Вас все любят: врачи, сестры, раненые. Даже Кульчицкий благоволит. Вот дал выпить и закусить, — Миша указывает на стол. — Мне даже бесполезно просить. Николай Карлович к вам, как к сыну. А я? Кому нужен бедный еврей?

Глаза у него влажнеют. Началось. Наполняю чарки.

— Хочу выпить за вас, Михаил Александрович! За вашу светлую голову и золотые руки настоящего врача. За то, чтоб мы пережили эту войну, и вернулись домой.

Миша улыбается и берет чарку. Глаза подсохли. Человеку нужно, чтоб его хвалили. А вернуться — это хорошо. Мише есть к кому, у него мать и сестры. Это у меня никого.

— Будем!..

* * *

— Таким образом, применение стента при операциях на разорванных сосудах может спасти раненого. Разумеется, если помощь не запоздает. Но стенты можно применять и в других целях. Например, при аневризме сосудов, или их засорении отложениями. Сегодня такие операции не проводят. Но о них позже…

Смотрю в зал — он полон. Пришли даже репортеры. Им-то что нужно? Скольжу взглядом по лицам. Седина, аккуратные бородки, мундиры… Заслуженные военные врачи с большой практикой. Я для них мальчишка. В устремленных на меня взглядах читается недоверие.

— Я взял на себя смелость сделать несколько образцов стентов. Они изготовлены из платины. Этот металл не отторгается человеческим организмом.

Отхожу от кафедры и передаю коробочку Бурденко, который сидит в переднем ряду. Либезон сделал стенты. После чего отполировал и поместил в гнезда бархатной коробочки.

— Зачем? — удивился я.

— Должно быть красиво, — улыбнулся он. — Я же ювелир.

Стенты привлекают взгляд. Вытянутая сеточка из платины с ромбовидными отверстиями. Концы проволочек закруглены. Труд огромный. При этом Исаак Моисеевич ограничился авансом.

— Хочу внести вклад в науку, — объяснил мне. — Пусть все знают, что первые стенты в мире сделал старый Либензон. Не забудьте сообщить об этом в докладе.

Сообщу, конечно, не жалко. Коробочка пошла по рукам. Некоторые из врачей достают стенты и внимательно рассматривают. Надеюсь, я их заинтересовал.

— Методика операций представляется такой…

Разворачиваю и вешаю перед кафедрой плакат с рисунками. Его склеили из листов бумаги. Рисовал я, сестры милосердия раскрашивали гуашью. Главной трудностью было эту гуашь отыскать. С трудом, но нашли. Сестры постарались — рисунки яркие и доходчивые. Не типографский оттиск, конечно, но для этого времени замечательно. Беру указку и начинаю показ. В задних рядах приподнимаются — плохо видно.

— Эти схемы я оставлю здесь, — успокаиваю любопытных. — Любой сможет их рассмотреть позже, а пока отвечу на ваши вопросы.

В зале встает немолодой врач. Седина в волосах, погоны надворного советника. Здесь все в чинах, я единственный зауряд-врач.

— У