Юрий Валин - Мозаика мертвого короля Страница 3

Эшенба метнул на меня быстрый взгляд, и мне захотелось попятиться. Даже сквозь прорези шлема тусклый блеск королевских глаз ударил с силой алебарды. Король меня ценит, следовательно, вспоров мне брюхо, он не успокоится и, сожалея, снесёт головы двум-трём подвернувшимся парням. Рука моего господина еще не метнулась к рукояти меча, но иллюзий у меня не имелось, — чаще всего я не успевал и разглядеть, как старый клинок является на свет.

Спас ситуацию Двинутый. Наша тварь сообразила, что забава пошла не так, и атаковала корабль. Корпус когга вздрогнул, послышался глухой удар и хруст шпангоутов. Наш стурворм умел обращаться с деревянной добычей, хотя, атакуя, весьма оберегал искалеченную башку. Корабль кинуло на нас, и Борода с проклятьем навалился на рулевое весло. Пара гребцов всё равно лишилась вёсел — над бортом взлетели щепки, один из обломков на диво точно стукнул по лысой башке Сельва-Северянина.

— Либен! — король, не оглядываясь, вспрыгнул на борт драккара. Наши гребцы сдвинули два весла, навалились, изо всех сил удерживая импровизированный мостик. Король взлетел по зыбкой опоре. Я прыгнул следом. Щит, висящий за спиной, привычно подбодрил-подтолкнул окованным углом в поясницу. Мелькнула вода между бортами, руки нашли канат. Я рванулся вверх, когда король уже исчез за фальшбортом когга. Кто-то там предсмертно всхрапнул. Я навалился животом на планширь. Впереди дрались, вернее, Эшенба резал пытающихся поднять оружие простофиль. Толком защищался один лишь бородач, сноровисто колющий корсекой. Явно боец из повидавших. Я перекинул на руку щит — вытянутый, слегка выгнутый треугольник защищал надежно. Кромка щита отбила массивный наконечник корсеки, правильный бородач с проклятьем попятился к трапу. Кто-то слабо ткнул меня в плечо — кольчуга выдержала. Мой клинок взрезал бок одному из купеческих охранников. Кругом орали, да я и сам привычно рычал непотребные слова. Лишь король слева от меня убивал молча. Пробиваться вперёд было нелегко: мешали мёртвые и раненые. Я получил удар в колено. Ах, демоны их поимей, больно! Я коротко ударил нижним углом щита, и череп юнца, вооружённого кинжалом, лопнул. Впереди истошно визжали — наводчик эвфитона, голося, как рыночная торговка, разворачивал орудие.

— Хвост! — нетерпеливо крикнул король.

Парни подняли нашего лучника на руках. Не знаю, мог ли он целиком видеть палубу когга — «Сопляка» болтало где-то глубоко внизу. Но Хвост просто обязан был разглядеть главное, за это он и получал жратву и долю в добыче. Он выстрелил, и визг наводчика оборвался. Бездельник схватился за лицо — стрела пронзила обе щеки, должно быть, изрядно пересчитав зубы. Выдёргивая меч из мягкого брюха какого-то олуха, даже не сообразившего вооружиться, я слышал глухой смешок короля: Его Величество позабавил никчемный выстрел Хвоста. Рубя голосящих охранников, мы продвигались к трапу. Свистнул арбалетный болт: стреляли с носовой надстройки когга. Король молча покачнулся — чёрное оперение болта торчало из левой стороны груди.

— Хвост, раздери твою… — заорал я, прыгая через ограждение трапа.

Наш лучник целился — внизу мелькнуло его отчаянное бледное лицо, стрела, зажатая в почерневших зубах. Кажется, арбалетчика он всё же сбил. Смотреть мне было некогда — на меня насел тот видавший виды парень: мелькал обломок древка корсеки, матросский шеун в другой руке. Удар чуть не сорвал с меня шлем. Ах, обними его Кат-мужеложец! Кругом визжали и вопили, но в спину меня ткнуть никто не пытался. Лишь упрямый моряк, уже в моих годах, крепкий, — наверняка знавал Флот не понаслышке, — пытался отклонить мой щит и полоснуть тесаком. Если бы он сохранил нормальное оружие, может быть… А так… Калечить его не хотелось, я ждал момента… Кажется, он догадался. В выцветших глазах мелькнуло отчаяние, но он захохотал, и ударил меня, целя в лицо. Щитом отклонив широкий клинок шеуна, я уколол бойца в бок. Привычное чувство ещё живой плоти, дергающейся на клинке…

— Забавляешься, Либен? — спросил король за моей спиной.

Я кивнул, глядя на лёгшего под фальшборт противника. Королю не объяснишь. Для Его Величества «своих» не было и не будет. Мир делится на подданных, рабов и врагов. Великий Эшенба, несомненно, весьма мудр в своём одиночестве.

Рубить, между тем, было уже некого. У носового люка сгрудилось с десяток моряков, бросивших оружие. Остальные герои валялись на палубе мёртвые или истекающие кровью. Кто-то рыдал и стонал в каютах. Пассажиры? За бортом вопросительно заревел Двинутый. Пора было делить добычу и ужинать.

Хозяйствовал на нашем «Сопляке» старый Сургуч. Опыта у него хватало, многие наши помнили хитрюгу ещё по Флоту. Сургуч тогда служил в Обеспечении и его, невинного и честнейшего человека, дважды всерьёз собирались вздёрнуть. Весёлое было время, вот только наворованное не пошло на пользу никому из ловкачей службы Обеспечения. Хотя, как знать, может и осел где-то на Жёлтом берегу новый лорд-крысятник. Впрочем, у Эшенбы воровать было глупо. Мозги у Сургуча имелись, и король ему доверял почти как мне.

Когг нёс груз шерсти и шерстяных тканей. Не слишком-то удачный улов. Впрочем, и провизии на борту имелось предостаточно — уже не зря возились. Бойцы сгрудились у эвфитона — решали, стоит ли снимать орудие и приводить его в порядок. Пленники под надзором Сукса и Борова раздевали своих погибших товарищей. С первым покойничком вышла заминка — никак не решались бросить тело за борт. Подошел Борода, молча ткнул тесаком в живот самого рослого пленника. Так же в молчании пленники отправили за борт голого покойника, без возражений содрали куртку и сапоги со стонущего и держащегося за распоротое брюхо раненого, отправили следом за мертвецом. Там, под бортом, Двинутый перестал жалобно взрёвывать. Озабоченно плескался, хрустел костями. Ловить добычу в воздухе, подобно своим здоровым собратьям, он не мог. Ложился на бок и вылавливал тела, изворачивая шею, словно огромный птенец.

Я сидел на планшире. Колено мне перетянули, нога тупо ныла. Боль была привычна, я смотрел на лежащего у борта моряка. Тот давно уже не дышал, упала на палубу ладонь, зажимавшая рану в боку. В другой руке оставался тесак. Определенно, парень был мне знаком. Кажется, видел его в Скара. Тогда мы стояли рядом с дромонами группы «Жало». Он вроде бы командовал десятком с «Красавицы Конгера». Девять лет назад, нет, уже десять.

Подошёл король, глянул за борт — наш ластоногий боец жрал, неловко втягивая, пытаясь вобрать в пасть босые мозолистые ноги. Пища ещё продолжала голосить откуда-то из длинной глотки. Пленники, подгоняемые уколами копий, поспешно сбрасывали Двинутому последних раненых.

— Либен, там тёпленькое, — сказал король. — Четверо. Одну я выпью. Сочная. Светленькой можешь поиграть, потом возьмём с собой. Остальные возни не стоят. Или тебе нужно отдохнуть?

Я покачал головой. Хотя забавляться с девками вовсе не хотелось, нужно идти. Король презирает слабых. Да и иных развлечений в ближайшие дни у меня не будет. И нужно убедить себя, что колено не так уж беспокоит. Я сполз с планширя.

— Сильно? — спросил Эшенба, оценивая мою хромоту.

— На леди влезу. Вот на борт «купца» — только денька через два.

Король лишь кашлянул-усмехнулся.

Живой тёпленький груз когга ждал в капитанской каюте. Отсюда уже забрали все ценное. Одеяла на резном ложе разворочены, сверху валялись цветастые шерстяные отрезы, видимо, образцы тканей. Живая добыча забилась в угол: красавицы цеплялись друг за друга, будто в этом был какой-то прок. Я глянул без особого интереса, угадывая, кому из баб король решил продлить жизнь. Собственно, светленькая здесь была одна. Плоскомордая шатенка, шмыгающая красным носом, явно не шла в счет. Служанка с глупой прической — тоже. Дородная черноволосая баба в приличных украшениях — явно супруга хозяина, уже отправившегося в желудок змея, тоже не для меня. Судя по пышной фигуре и налитым, слегка подпорченным разводами пудры и румян, щекам, — бабёнка согреет короля. Светленькая… Хм, миловидна и юна. Рыдает, судорожно дёргая маленьким носиком. Не люблю плаксивых девок, но иные почему-то нам редко встречаются.

Король шагнул в угол и ухватил брюнетку за волосы. Заскрипели, ломаясь под бесчувственными пальцами, заколки. Купчиха завизжала, шарахнулась, безумно закатывая глаза: да, пятнистое королевское лицо пугало и более крепких людей.

— Тише, — брезгливо приказал Эшенба.

Дама мигом умолкла, — вопить, когда пёстрые пальцы ласкают горло, грозя раздавить гортань, едва ли кто способен. Король принюхался к шее добычи — квадратное декольте модного и нелепого платья открывало жирноватую плоть. Король раздражённо дёрнул головой, в очередной раз не ощутив запахов женщины. Держа обмершую купчиху, сел в кресло…

Я взял запястье светленькой девки, оторвал от безобразных подруг. Красотка почти не сопротивлялась. Глаза полны ужаса, ротик мучительно искривился. Действительно недурна, стройная, молоденькая. Только запястье неприятно хрупко — птичьи кости, не заметишь, как сломаешь. Я подтолкнул Светленькую к постели. Упала, инстинктивно вскинула руки для защиты, тут же опомнилась и лишь оперлась локотками о скомканное тряпьё. Я склонился, оберегая раненую ногу. Обе юбки у девки оказались шёлковыми — не из простых пичуг птичка. Впрочем, это не имело значения. Мы уже давно не брали выкупы за заложников. Я смотрел на девчонку, желание по-прежнему не приходило. Забавно, как мелко у неё дрожат коленки. Я сжал их перчатками — девчонка задохнулась. За спиной придушенно охала купчиха. Я брезгливо глянул в лицо Светленькой — плотно зажмурилась, ротик болезненно оскалился. Ну, мне тоже твоя мордочка ни к чему. Я бросил ком тяжелого одеяла, закрывая искаженное личико. Привычно вызвал в памяти голубые глаза. Может эта, дрожащая, из какой-то ветви благородного рода Ливней? Возможно, младшая дочь старого Джоуна. Нет, та мертва. Племянница? А, мучиться им всем вечно. Кровь их рода, я чувствую, чувствую…