Владимир Балашов - Ликабет Книга 2 Страница 3

Лагерь покинули, когда Солнце уже встало над горизонтом. К третьему сигналу трубы отряд был в полной готовности и быстро отправился в путь. Завтрак у командирской палатки, под беззаботное щебетание птиц привел Буховцева в благоприятное расположение духа, и он шел довольный, осматривая окрестности и наслаждаясь видами и запахами весеннего леса. Где‑то далеко в сознании проскальзывала мысль, что этот поход вообще‑то военное предприятие, но то, что никакой опасности он не чувствовал, успокаивало. Дорога от перекрестка была шире и лучше обустроена, но все‑таки на римские дороги она походила мало. Это была просто широкая тропа. Шла она по низинам между густо покрытыми лесом холмами, изредка поднимаясь на некоторые из них. Болотистые места были засыпаны землей или завалены прошлогодним валежником. По всему было видно, что римляне используют дорогу, когда‑то проложенную здесь до них. В целом, тропа была сносная, по крайней мере, для их небольшого отряда. Построение, которым вышли из Ализо, не изменилось и Валерий, как и вчера, шел рядом с Луцием Цедицием. В голове крутился вчерашний разговор. Местная политика показалась ему странной, и нужно было прояснить ситуацию.

— Префект, ты говорил, что германцы не слишком умны. Но в поддержке своих всегда есть смысл. Они наверное, имеют много союзников поддерживая других германцев?

Цедиций весело рассмеялся.

— У германцев нет союзников, трибун. Местные народы живут как волки. Стоит кому‑то немного ослабнуть, и соседи вцепятся ему в глотку. Вцепятся, даже если год назад они были союзниками и друзьями на веки вечные. Союзнические договора не имеют для германцев никакого значения, поэтому, между собой они их никогда не заключают. Не имеют значения и союзнические клятвы, даже перед лицом богов. Небольшие войны здесь идут каждый год. Соседи проверяют друг друга, и если кто‑то покажет слабость, ждать ему беды. А поскольку, воюют они в основном за земли, то участь побежденных — истребление, в лучшем случае исход. После того как мы их покорили и оставили в живых, а некоторых даже отметили как союзников, мы кажемся им наивными, добрыми ребятами и поверь, это нам еще аукнется.

Префект помолчал, что‑то обдумывая, и продолжил.

— Я немного расскажу тебе о местных делах трибун, чтобы ты имел представление о том, куда попал. Я здесь уже почти двадцать лет и многое знаю. Слушай. Земли бруктеров идут на восток от Ренуса до холмистого кряжа, который здесь называют Тевтобургом, из‑за укреплений на холмах. Севернее бруктеров живут ампсиварии, восточнее которых, хавки и ангриварии. Ампсиварии достаточно сильны, и часто проверяют соседей на прочность. Хавки дикое племя, а так как живут на болотах, большого уважения у местных не имеют. Ангриварии неплохие воины, к тому же ищут с нами союза, поскольку у них постоянные стычки с херусками, которые живут южнее по Визургию, а на западе граничат как раз с бруктерами. Херуски — союзники римского народа, самые сообразительные и хитрые среди местных германцев. Они живут здесь очень давно и у всех пользуются уважением, хотя раньше их просто боялись, а значит что силы у них уже не те.

Интересный расклад — прикинул Буховцев, похоже, страсти здесь кипят не шуточные. Зря на Вара наговаривают, что дурак. Чтобы разбираться в этом гадюшнике, нужно быть семи пядей во лбу.

— А кто из них больше похож на римлян, префект?

— Хатты и Марсы. Живут на нагорье, южнее Лупии. Если бы остался в Ализо подольше, ты бы их увидел. Хатты обязательно скоро заявятся продавать соль, а Марсы привезут руду с болот. Они торгуют среди своих соседей оружием и вообще изделиями кузнецов. Хатты и Марсы единственные среди германцев, кому хватило мозгов организовать торговлю. К тому же в их отрядах жесткая дисциплина и всегда порядок. Я думаю, сейчас это самые сильные племена здесь, многие германцы их бояться.

— Они могут объединиться против нас?

— Пусть боги не допустят такого. Если это произойдет, нам здесь понадобится очень много войск.

— Они не испугаются мощи Рима?

— Трибун — Цедиций криво усмехнулся — неужели ты думаешь, что многие здесь знают о мощи Рима или даже где находится Рим. Может, некоторые вожди и знают, что такое на самом деле Рим, но для большинства простых германцев Рим — это мы с тобой, несколько легионов, неизвестно откуда пришедших и поселившихся на их землях. Если начнется всеобщий мятеж, имя Рима их не остановит. Так что давай молить богов о том, чтобы с паннонцами поскорее разобрались, а наместник собрал свои налоги, не разоряя германские селения. Хотя в последнем я не уверен — префект помолчал, и уже с интересом добавил — я рассказал тебе немного, но скажи, как ты думаешь, кто из этих племен для нас опасней?

Кто опасней Буховцев знал и так, хотя выводы мог бы сделать, не руководствуясь послезнанием.

— Херуски — сказал он уверенно.

Луций Цедиций негромко хохотнул и хлопнул Валерия по плечу.

— Скажи, почему? Они ведь наши союзники?

— Ты сказал, они пользуются у других уважением, а значит, только они могут подбить других на общий мятеж. К тому же, они как союзники лучше всех осведомлены о наших делах. Если вдруг решат, что им выгодней предать нас, то сделают это. Как я понял, союзная верность здесь не в почете.

— Ты прав трибун, и это меня беспокоит, хотя херуски тоже есть разные.

— А кто у них правит? Вождь или вожди?

— Вожди, и очень часто они враждуют. Для нас это полезно. Но это долгая история, я расскажу тебе позже.

В тот день лагерь они начали ставить засветло. До захода Солнца было еще много времени, когда колонна встала недалеко от небольшого пологого безлесого холма, окруженного сплошным массивом сосен и елей. Холм был очерчен старым, обваленным рвом. Он уже покрылся молодой ярко — зеленой травой, но по четкости рва было видно, что обновляли его регулярно.

— Дальше, до Амизии удобных мест для лагеря нет. Поэтому заночуем здесь, а завтра к вечеру подойдем уже к реке, там, у переправы есть укрепление — пояснил префект.

Отряд занялся устройством лагеря, а разведка скрылась в ближайших лесах. Валерий с Цедицием отправились вслед за ними.

— Здесь недалеко есть тропа с севера на юг, до Лупии. Прошлой осенью, на глинистом склоне я оставил метки, интересно стоптали их или нет.

Валерий посмотрел на него недоуменно и префект добавил.

— Лагерь здесь ставят постоянно, а о местных тропах мы ничего не знаем. Сколько человек ходит по ним, и сколько могут подобраться к лагерю, неизвестно.

Цедиций взял из поклажи копье — дротик, а щит и меч вне лагеря легионеры носили постоянно. За время двухмесячного перехода по Галлии Буховцев так сжился со своим вооружением, что без тяжести щита за левым плечом чувствовал себя неуютно. Они поднялись на ближайший лесистый холм, прошли густым сосновым лесом и очутились у старого обваленного оврага, поросшего молодыми березами и зеленеющим молодой листвой кустарником. Лес подступал к оврагу вплотную, а по сильно обвалившимся краям уходил и в сам овраг. Цедиций стоял оперевшись на копье как на посох и внимательно осматривал окрестности.

— Что скажешь, трибун, где здесь тропа?

Проверяет что — ли? — мелькнула мысль. Конечно, Валерий не был жившим в лесах с тавсами Марком Валерием Корвусом, но за грибами по лесу походил немало, и определить где находится тропа, мог без труда.

— Через те кусты, по краю оврага — он показал в сторону волнующейся под порывами ветра зелени.

— Верно. Пошли — Цедиций шагнул первым, но сразу встал на месте как вкопанный.

В небольшой роще молодых берез в пятидесяти метрах от них, около тропы, образовалось шевеление. Вдруг оттуда выскочили три германца и бросились им навстречу. Метров десять они пробежали молча, был слышен лишь топот и мерное позвякивание их снаряжения. Однако дальше молчать нападавшие не собирались, и окрестности огласил воинственный крик. Валерий смотрел на это зрелище в оцепенении. Длинные спутанные волосы германцев развевались в такт их шагам, мечи в руках бегущих описывали замысловатые восьмерки, а небольшие щиты, покачиваясь, придавали их бегу размеренность. Мгновенно мозг пронзил сигнал опасности, а во рту появился кисловатый, железистый привкус. Буховцев сразу успокоился, рванул щит с плеча и бросил взгляд на префекта. Тот подкинул копье, и когда оно упало ему в ладонь, коротким, мощным движением без замаха послал его вперед. Все это было проделано так легко и быстро, что даже тело Цедиция не изменило положения. Результат был впечатляющий. Бежавший впереди германец резко откинулся назад, и в воздухе мелькнули его обернутые в шкуры ступни. Впрочем, другие не обратили на это никакого внимания и ускорили бег. После броска Цедиций, не дожидаясь результата, скинул щит, вытащил меч из ножен и не спеша пошел вперед. Валерий последовал за ним.

Германец налетел на него с яростным криком. Несколько минут Буховцев отчаянно отбивался от мощного натиска. Варвар пытался рубануть его по ногам, достать в голову и в бок, но учеба не прошла даром, и щит в руках Валерия метался из стороны в сторону сбивая атаки и прикрывая от ударов. Адреналин прошел сквозь его тело волной, ускоряя движения и напрочь изгоняя посторонние мысли в голове. Пару раз он даже едва не достал противника, но тот уходил от удара, да и сами выпады были скорее спонтанной реакцией на ситуацию, просто логическим продолжением схватки. Не смотря на ярость боя, Буховцев не воспринимал германца как врага и не хотел его убивать. А вот германец хотел, и видимо почувствовав неопытность противника, завертелся вьюном. Где‑то внутри зародилось неприятное ощущение паники, но Валерий силой воли подавил его. Черт, соберись, иначе тебя сейчас прикончат — сказал он самому себе. Краем глаза он увидел замах слева, но отступать не стал, сделал шаг навстречу, одновременно откидывая щит в бок, и резко вытянул руку в прямом выпаде. Все как его учили. Меч вошел в грудь без труда, и Буховцеву предстало искаженное гримасой ярости лицо противника. Ярость за несколько мгновений сменилась удивлением и недоумением. Германец еще некоторое время пытался достать его мечом, беспомощно стуча им по щиту, потом затих и опустился на колени. Из его рта хлынула кровь. Валерий упер ногу в грудь поверженного врага и вытащил меч. Схватка была окончена. К своему удивлению, он не испытывал угрызений совести и с желудком у него все было в порядке. Только германца было немного жаль.