Андрей Максимушкин - Советская Британия Страница 3

Д-3 «Красногвардеец» принадлежал к первой очереди серии I. Это большая позиционная лодка с надводным водоизмещением 1361 тонна, практически по своим размерам, внушительной дальности плавания и автономности могла считаться эскадренным подводным крейсером. Правда, проект отличался невысокой скоростью хода, всего 14,5 узла. Зато корабль мог находиться в море без пополнения припасов целый месяц и пройти за это время экономическим ходом в 8,9 узла почти десять тысяч миль.

Внушительные цифры. Тем более если их сравнивать со знаменитыми немецкими «семерками». Германская морская подлодка обладала дальностью в 8 500 миль. Хотя более крупные корабли серии IX, будучи немного крупнее советских «декабристов», могли пройти 12 000 миль и развивали скорость до 18 узлов. Новые же советские подводные крейсера имели дальность 16 500 миль. Очень хорошо, внушительно — хоть у берегов Америки и в южной Атлантике работай.

Соответствующим было и вооружение советской подлодки. Считавшие, что сила подлодки определяется числом торпедных труб, конструкторы втиснули в корабль шесть носовых и два кормовых аппарата калибром 533 мм. Кроме того, в первом отсеке хранились шесть запасных торпед.

На палубе размещалось орудие Б-24ПЛ калибром 100 мм. В кормовую часть рубки судостроители воткнули 45-мм полуавтомат. Пушка, которой лучше бы не было. Балтийские подводники со «Щук», которым посчастливилось пострелять по финским транспортам во время Зимней войны, докладывали, что для потопления среднетоннажной посудины приходилось тратить минут сорок времени и половину боекомплекта.

Д-3 в финской войне не участвовала. Корабль попал в график по капремонту, и с осени по весну ленинградские корабелы возвращали ему вторую молодость. Заводчане переделали ходовую рубку, изменили форму носовой оконечности, опустили носовое орудие на палубу, убрали лишние цистерны плавучести. В результате корабль стал более мореходным, устойчивее на волне, немного сократилось время погружения, улучшился обзор с мостика, с орудием обращаться стало не в пример удобнее и легче. Раньше артиллеристам мешало ограждение ходовой рубки.

— Товарищ командир, — из люка высунулась голова вахтенного краснофлотца, — вас зовут вниз. Радиограмма важнецкая пришла.

— Тогда геть на мостик, смотреть за горизонтом! — отреагировал Котлов. — Штурман, прими на себя командование.

Ответ Серебрякова командир уже не слышал. Да и не важно это было. Все равно мы в море одни, кораблей не видно, земля далеко. И отсутствие у лейтенанта Серебрякова допуска к командованию кораблем не имеет никакого значения. Человек он неглупый, не первый день в море. Справится.

2

Зря говорят, что моряки не любят землю. Ерунда все это. Наоборот, отношение флотских к нашей родимой незыблемой тверди под ногами куда более бережное, нежное и трепетное, чем у сухопутных сограждан. Иначе и быть не может. Только тот, кто неделями и месяцами не видит земли, кто отвыкает от неподвижной твердой опоры под ногами, кому ночами снятся родимые березки и кто иногда готов выть на луну оттого, что родной дом находится на другом конце света, может любить землю, как любит ее моряк.

Есть поверье, что моряком надо родиться, капитан корабля должен вырасти на берегу моря, с детства слушать морской прибой вместо колыбельной и с молоком матери впитать любовь к соленому морскому воздуху. Наверное, есть в этом доля правды. Но также верно, что любовь к морю может проявиться в любом возрасте.

Виктор Котлов помнил, как год назад в Ленинграде на дружеской посиделке в теплой компании морских офицеров один из гостей распинался о высоком, о роли судьбы и места рождения, о наследственном морском характере, несвойственном сухопутным крысам. Товарищ успел принять на грудь лишнего и страдал недержанием речи. Спорить с ним никто не стал.

Многие из гостей сами в душе соглашались с говорившим, они выросли на берегу моря, их отцы или старшие родственники в свое время служили на флоте. Те же, кто попал на флот по комсомольским наборам, помалкивали и про себя скептически усмехались. Не спорь с дураком — люди могут не заметить между вами разницы. А кое-кто и не обращал внимания на разглагольствования набравшегося по ватерлинию капитан-лейтенанта, мало ли что сболтнешь под хорошую выпивку в дружеской компании, главное, чтоб не вразрез с политической линией и не против начальства.

Никто и не заметил, как сидевший за столом старший лейтенант со значками подводника на форменном кителе молча поднялся, бросил на болтуна красноречивый взгляд из-под бровей и вышел. Виктор Котлов не собирался с кем-либо спорить. Ему просто было противно оставаться под одной крышей с самовлюбленным болваном, гордившимся тем, что его дядя когда-то десять лет служил на флоте, дослужился до унтер-офицера и вовремя перешел на сторону революции.

Подводник спокойно вышел из квартиры, спустился во двор и, не оборачиваясь, двинулся в сторону Мойки. Только дойдя до мостика, Виктор набил трубку и закурил. Глупо получилось, но он не мог иначе. Обида, смешная в общем-то, но оставаться в этой компании он не хотел. Табак помог успокоиться, привел мысли и чувства в порядок. Ничего страшного не случилось.

Гнев и злоба постепенно отступали, мало ли кто что сболтнет под загрузкой. Сам потом будет раскаиваться, да еще, чего доброго, побежит извиняться. Таких вещей Котлов не любил. Извинения — это нечто старорежимное, поповское. Дескать, извинился перед человеком, и с тебя как с гуся вода, ничего ему больше не должен.

Виктор Котлов вспомнил, как в далеком детстве ему досталось от отца за разваленную поленницу дров. Поиграли с дружками в штурм Перекопа Красной Армией. Игра шла весело и с размахом, так что проходящие мимо старушки мелко крестились при виде с гиканьем прыгавших по сложенным из дров «укреплениям» шкетов.

Вечером наступила расплата. Витьке и пойманным на месте «преступления» его друзьям и братьям пришлось до глубокой ночи складывать дрова обратно в поленницу. Урок пошел впрок — на собственной шкуре понял, что чужой труд надо уважать. Любой труд надо уважать.

Длинный летний вечер, спешащие по своим делам редкие прохожие, воркующая на скамейке парочка. Идиллия. В такие вот вечера не хочется возвращаться домой. Лучше неторопливо гулять по ночному городу. В голове Виктора сверкнула мысль: срезать напрямик до Невского, нырнуть под арку Генштаба, пройти мимо Русского музея и выйти к Катькиному садику. Пройтись по старым улочкам, над неспешно текущей по каналам темной водой. Выкурить еще одну трубку на Марсовом поле, наблюдая за целующимися под старыми дубами парочками. Молодость вспомнить.

«О! Нашел старика!» — расхохотался Виктор в ответ своим мыслям. Всего-то 31 год исполнилось. Забавно, до этого момента он напрочь забыл о своем возрасте — семейные заботы, двое шебутных беспокойных малышей, вековечный, испортивший сограждан квартирный вопрос и бытовые неурядицы, служба, ответственность за боевой корабль и полсотни человек экипажа. А всего-то, оказывается, четвертый десяток разменял.

Впрочем, если так посудить — на подплаве в званиях растут быстро. Самые опасные корабли, в первую очередь для своего экипажа, самые жуткие условия во время похода и нулевая обитаемость. Старики у нас не задерживаются. Стариками у нас называют тридцатилетних командиров, таких, как старший лейтенант Виктор Котлов.

В свое время в училище имени Фрунзе курсантам на лекциях рассказывали об истории подводного флота. Когда в еще царском флоте только-только появились первые подводные лодки, вместе с кораблями возник вопрос: какое жалованье положить офицерам? Тогда все делалось по ранжиру, по инструкции, как начальство утвердило. А вот штатов на подводников не было.

Говорили, штабные и финансисты и так рядили, и этак. Все не то. С одной стороны, много, не по погонам довольствие. А если иначе взглянуть, слишком мало выходит, под водой плавать, не зная, всплывешь или нет, не каждый пойдет. Набирали в подплав самых отчаянных, бесшабашных, а такие не только с противником, но и с начальством дерзко разговаривают.

В итоге вопрос решил один старый заслуженный адмирал. Некоторые толковали, будто не адмирал, а чуть ли не великий князь. Но это не важно. Выслушал адмирал спорщиков да и предложил: «А сколько сами запросят, столько им жалованья и положите. Для казны ущерба не будет. Все равно потопнут».

Байка старая, жаль — те ставки ныне не действуют. Хотя честно, и при советской власти жаловаться было грех. Довольствие подводникам всегда выделяли по высшему разряду. Даже знаменитая винная порция сохранялась. Нынче ее назвали иначе и обосновали врачебной необходимостью. Но как бы там ни было, вино подводникам выделяли исправно. В походе по 200 граммов на человека в сутки. Прочее довольствие тоже не задерживали, пусть не коммунизм, но жить можно, на семью хватает. Даже жилье выделяют вне очереди.