Сюзанна Кулешова - LOVEЦ Страница 3

– Ну, прямо, профессор Снейп из Гарри Поттера.

– Нет, у того глаза чёрные. Это – Нострадамус!

– Мефистофель!

– Распутин!

– Достаточно! Пишем – у вас осталось двадцать минут.

Отдавая мне работу, Богдан тихо сказал: «Вы очень точно описали его». И тут на меня нахлынуло: лицо, отражение лица в тёмной витрине.

– Ты знаешь его?

– Так, из Интернета.

Я пыталась поймать его взгляд. Это легко, он очень открыт. Как может быть открыт застывший свинец.

Школьные посиделки хороши необязательностью своего посещения, чем я обычно пользуюсь. Правила их проведения я поняла ещё в самом начале работы в школе, и вряд ли они изменились за двадцать лет, и наверняка не отличаются от таковых в любом другом коллективе. Вначале все создают иллюзию добросердечного единения, потом, по мере расслабления, честно делятся на группировки по интересам, и обязательно найдутся обиженные, пристыженные, поведшие себя как-то не так, то есть проявляется ещё одно положительное качество подобных вечеринок – создание поводов для пересудов в дальнейшем. А людям хорошо вместе, когда есть о чём поговорить. Сегодня же, против обыкновения, я решила посетить наше увеселительное мероприятие. Мне не хотелось идти домой, оставаться с собой наедине. Думаю, уверена – меня очень смутил урок в одиннадцатом – первом. Никак не выходил из головы образ незнакомца, созданный вдвоём с Богданом.

Итак, было шумно, людно, и, надо отдать должное, первые полчаса даже по-настоящему весело. Наша школа недаром считается самой сильной. Основное качество моих коллег – это интеллект, помноженный на чувство юмора. Почти у всех. Полуофициальная часть закончилась, и ко мне подсели мои приятельницы. Поговорить. О, сколько новостей я узнала об учениках, их родителях, о коллегах. Бразильской киноиндустрии грозит банкротство.

– Ой, Анька, что ни говори, но учебный год похож на беременность.

– Это как?

– Ну, первое сентября обставляется, как праздник. Весьма сомнительный, конечно. И не для всех. Но, в принципе, похож на зачатие. Потом пару месяцев эйфории от новизны ощущений и неосознания того, во что тебя втянули. С третьего месяца начинает тошнить. И не только по утрам. К Новому Году потихоньку втягиваешься, но, с каждым днём становишься тяжелее. И всё это заканчивается продолжительными болезненными родами выпускных экзаменов. Разница только в том, что за наших «новорождённых» мы не в ответе.

– Ну, как сказать.

– Но сделать-то ты ничего не можешь.

– Ой, девчонки, хорошо, что сидите. Слушайте новость года!

– Сплетня?

– Хорошо, сплетня года. Но правда.

– Ладно, говори.

– Видите, нашей снегурочки опять нет?

– Какой снегурочки?

– Да, Светки, Светланы Николаевны.

– Почему снегурочки?

– Ну, помните, она четыре года назад в спектакле играла?

– Так ведь Дюймовочку.

– Не я её снегурочкой назвала. Но к ней приклеилось. Дело-то не в этом. Такая дурочка! Ей мало было одной интрижки.

Подразумевалась грязная история, когда учительница… Нет, не хочу! Главное, в конце концов она благополучно вышла замуж за старого знакомого.

– Ну, слушайте. Она со своими приятельницами тусовалась в каких-то клубах, где бомонд развлекается. Она же у нас певица. Ну и влюбилась там в одного актёра – красавца. И куда лезет, с такой-то рожей. Благодарила бы Бога, что её вообще замуж взяли.

– Ну, ты уж слишком. Не фотомодель конечно…

– Ага, фотомодель! Для клиники челюстно-лицевой хирургии. Не перебивайте! Она и мужа своего стала на эти тусовки таскать, чтобы он тоже с этим актёром познакомился. Типа, так все приличнее выглядит. Ну, и затащила его к себе.

– Куда?

– В гости, конечно. Не в постель. В постель его уже муж затащил.

– Что-о-о ?!!

– То! Муж от неё к этому актёру ушёл. Ну просто сбылась голубая мечта.

Господи, как же мне было гадко. Что происходит с нашим миром? Почему люди делают такие вещи? Почему говорят об этом? Это их занимает, будоражит? Почему нужно периодически возвышенное опускать в грязь, а порок превозносить до небес? И вдруг мне стало смешно. Это юмор такой, человеческий. Иначе не выдержать весь объём, всю чудовищность отвратительного и всю мощь прекрасного. Требуется некоторое масштабирование. Всё просто и смешно.

Я бежала к своему спасительному дому то плача, то смеясь. Нет, я не осуждала ни коллегу, рассказавшую столь увлекательную историю, – очень жизненно, ни Светку – несчастная она. Многие женщины считают, что им дано слишком мало и не то, что хотелось. Ведёрко не такое, как у девочки в песочнице, бантик, не как у подружки в классе, и требуют это ведёрко, этот бантик, и отвергают предложенные им более ценные дары. Я бежала от своей школы, своих мыслей, а у подъезда моего дома стоял подросток, и вечернее солнце смотрелось в него, как в зеркало.

– Богдан, что ты здесь делаешь?

– Жду одного человека. А вообще-то, я живу в этом доме.

– Ах да, мы же почти соседи.

– Хотите?

– Что?

– Мне тут вернули диск с одним фильмом. Сильная штука. Правда неоднозначная. Мерзкая ситуация, возвышенная силой искусства и блестящей игрой актёров.

– Давай. Завтра верну. Спасибо.

– Можете не торопиться. Мне его так долго не возвращали, что я приобрёл ещё один.

– Такой хороший фильм?

– Такой хороший актёр.

– Ладно. Заинтриговал. Удачи. До завтра.

– До завтра. И вам Бог в помощь.

И правда, Господи, как мне нужна твоя помощь!

Дом встретил мягкой успокаивающей тишиной. Где-то очень далеко (ах да, в ванной) с ритмичностью метронома капало из крана. Всё было на своих местах. Подошёл и потёрся о ноги мой рыжий Роки. Это было очень приятно. Последнее время он пропадал, прощаясь с летом, и я начала уже беспокоится и сожалеть, что предоставила коту полную свободу. Однако он не выглядел ни голодным, ни уставшим, как будто не мотался неделю по крышам, а благоденствовал на каком-то кошачьем курорте. Однако от ужина, как всегда, не отказался. Его легко кормить – он мудро всеяден, а потому всегда доволен и толст. Можно было смотреть фильм. Мне очень хотелось его смотреть. И я поняла уже давно, что вся жизнь состоит из случайностей, приобретающих свойства навязчивых закономерностей. С обложки диска мимо меня, куда-то в недра квартиры смотрело до боли знакомое лицо, только волосы покороче. Я сегодня на уроке, сама того не подозревая, описала внешность довольно известного (почему-то только не мне) английского актёра. Ещё бы теперь не посмотреть этот фильм. На мгновение я даже подумала, что он может быть о таинственной и полной философии жизни учёного, что-то вроде «Игр разума». Правда название настораживало – «Тёмная гавань». Восемьдесят пять минут я, не отрываясь, смотрела на экран. Достойнейшее, даже более того, завершение сегодняшнего дня. Мастерски разыгранная тремя актёрами история двух геев, которые так искренне и самозабвенно любили друг друга, что не задумываясь, но при этом весьма изощрённо, прикончили жену одного из них, чтобы наконец соединиться. И, вероятно, жить долго и счастливо. Апофеоз человеческой нравственности: разрушить храм и на его месте выстроить другой «шедевр», похоть и прелюбодеяние возвести в ранг искусства и показать так, что это красиво и притягательно. Господи, благодарю тебя за мой первый учебный день.

***

Первый вечер осени был необычайно ярок. Солнце полностью оправдывало своё древнеславянское имя и щедро дарило себя миру. В этом буйном сиянии вдоль опустевшей улицы шли двое: мужчина и подросток, и, казалось, не будет конца ни их пути, ни их молчанию. И вдруг резкий чаячий вопль прорвал тишину, и улица проявилась, как изображение на фотобумаге: помчались машины, засуетились прохожие. И взрослый первым задал вопрос.

– Зачем ты идёшь со мной?

– Я говорил вам раньше.

– Наши дороги не совпадают.

– Но они пересекаются.

– Считаешь, что точка пересечения сегодня?

– Вы это и сами видите.

– У меня никогда не было, нет и не будет учеников.

– Просто не вы выбираете, а они, и время пришло.

Взрослый резко остановился, потом медленно повернул голову и взглянул прямо в глаза подростку. При встрече огня и металла, и тот и другой меняют свой цвет. Но чего-то еще не хватало, и цепь, не успев окрепнуть, распалась на звенья.

– Не сегодня. – Сказал взрослый и размашистой походкой крупной хищной птицы пошёл прочь навстречу закату, а подросток улыбался, глядя на солнце, и оно отражалось в нём.

Мужчина свернул к широкому проспекту. Солнце уже не ослепляло, и он слегка замедлил шаги. У него было достаточно времени до предстоящей деловой встречи. У него было всегда достаточно времени. Ещё в юности он научился рассчитывать не только каждый свой шаг, но и намного вперёд, разыгрывая жизнь, как шахматную партию, правда, по своим собственным правилам, и никому не позволял ни обсуждать эти правила, ни менять их. Он так много научился делать в юности и сделал потом, что, казалось, прожил лет двести, и не стремился предаваться воспоминаниям, ибо это могло занять слишком много ценного, предназначенного для плодотворной работы, времени. Но странный светловолосый подросток с металлическим блеском в глазах, бесцеремонно, как вирус, ворвавшийся в его жизнь, заставил события тридцатилетней давности взбудоражить его тщательно убаюканную память. Он в детстве не был похож на этого нагловатого, самоуверенного гения-недоучки. Родители, вечно занятые своим научным карьерным ростом, одно время заподозрили, не без оснований, в увлечённом только математикой отпрыске начинающийся аутизм, и стали отправлять его на лето к одному чудаковатому двоюродному или троюродному деду в далёкую глухую деревню. Для развития правого полушария. О, как они не ошиблись, даже сами не подозревая насколько. Дед, который, по мнению родственников, был сумасшедшим талантливым художником, имел, в придачу к весьма сомнительным, по его собственным словам, способностям к живописи и скульптуре, университетское образование. И еще какой-то оккультно-философский опыт. Отнюдь не учителя, которые были более, чем высоко квалифицированы, в прославленной математической школе научили зацикленного на сухой логике подростка видеть в математике одно из проявлений прекрасного. Он же сказал ему однажды: