Завещание фараона - Ольга Митюгина Страница 3

в самых бедных кварталах, кто-то возвёл дворец, ничем по роскоши не уступающий дворцу фараона. Вокруг него за ажурной оградой разбили сад с фонтанами, сам дворец украсили розоватым и белым мрамором. Окна его выходят в сад и на Нил, за стену — если не считать маленьких подслеповатых окошек в комнатах для прислуги, что открываются во внутренний двор, откуда можно созерцать жалкие домишки бедноты, расположенные через улицу, идущую вдоль городской стены.

Одна из самых тихих и глухих частей Фив…

Только вот окна этого дворца никогда не открывались и были занавешены тяжёлыми шторами. Никто не подъезжал к главному входу, никакие гости не посещали дом. В саду никто никогда не гулял. Только прислуга входила и выходила, закупала вещи и продукты, но о господах упорно молчала.

Как только сплетницы ни пытались проникнуть в тайну этого загадочного дворца, всё напрасно! Никто так и не узнал, кто, зачем и для кого построил его — и кто там живёт…

Постепенно все свыклись с этим и стали принимать как должное.

И никто не поможет.

— Госпожа, прошу тебя… Уже могут увидеть…

Девушка вздохнула.

— Уже ухожу…

Задержавшись на балконе, она бросила в последний раз взгляд на небо.

— Как только придёт Мена, немедленно проведи его ко мне.

— Слушаюсь…

Рабыня поклонилась.

* * *

— Посторонись! Куда прёшь, деревенщина!..

Раззолоченная колесница, блистая золотом и каменьями, промчалась дальше, по направлению к рыночной площади — мимо пожилого крестьянина на облезлом осле. Животное устало вздохнуло и повело ухом, и мужчина ласково потрепал ослика по холке.

Задумчиво проводив взглядом колесницу.

Снисходительная и спокойная улыбка затаилась в уголках его губ, в чёрных глазах.

— Пойдём дальше, дружок, — мягко обратился он к своему хвостатому другу, трогая латаный-перелатаный повод.

И поправил чуть сбившийся капюшон домотканого дорожного плаща, прикрывая лицо.

Ослик, понурив голову, покорно зацокал копытцами дальше по запутанным улочкам, которые становились всё уже и беднее. Наконец путник свернул в совсем глухой проулок, замыкавшийся городской стеной. С другой стороны высилась массивная башня, закрывая улицу от солнца.

Тут никого не было, лишь лениво журчала в канале вода.

Крестьянин спешился и привязал ослика к столбику у башни.

И постучался в неприметную дверцу.

Та распахнулась сразу же, словно стука ожидали, и гость проскользнул в обдавшую прохладой темноту.

Дверь захлопнулась.

— Как госпожа?.. — спросил он у девушки-рабыни.

Рабыня, худенькая девчонка в лёгком платье, лишь со вздохом покачала головой.

— Она сама не своя, господин. Совсем не думает об осторожности. Сегодня встала с первыми лучами — и сразу на балкон. Как уж я ей говорила!.. Ни в какую. Скажи хоть ты ей, о Мена! Ведь, не дайте боги, царица узнает, что госпожа позволяет себе выходить из башни, пусть только на балкон — она упрячет нашу бедняжку в подземелье! И ты её уже не спасёшь оттуда, господин…

Девушка всхлипнула.

Мужчина чуть усмехнулся, откидывая с головы капюшон.

Открылось властное, ещё красивое лицо. У самых волос, на виске, виднелся небольшой белый шрам — как удар сабли, пришедшийся вскользь.

Густые чёрные волосы, тронутые сединой…

— Ну полно, полно… Не плачь раньше времени. Теперь уже не важно, узнает царица или не узнает… — Он ободряюще похлопал девчонку по плечу. — Ну? — ласково спросил он. — Ты так и будешь здесь хлюпать носиком, или всё же проводишь меня к царевне?..

— Ой… — девчонка смутилась. — Прости, господин мой… Я просто… Следуй за мной!

Она быстро пересекла тёмную прихожую, освещённую лишь скупо горящими светильниками, и по массивной лестнице провела гостя наверх.

Коридоры были пустынны, лишь в стенных нишах безмолвно стояли копейщики, и блики светильников скользили по металлу их поясов, шлемов и копий.

То была гвардия царевны. Официально — её защитники, на деле — тюремная стража…

Рабыня откинула красный занавес, пропуская своего спутника в комнату царевны.

Не успели его сандалии ступить на густой ворс роскошного ковра, как юная пленница оказалась у груди старика. Она кинулась к нему, сорвавшись с дивана, и нежный шёлк её платья смешался с грубой домотканой тканью его одежды.

— Мена!.. Боги, Мена! Наконец-то…

Он с улыбкой отстранил девушку и почтительно поклонился ей.

— Приветствую тебя, о царевна.

— Мена! — она сжала его руки. — Я уже отчаялась… Не верила, что ты сможешь прийти сюда… Не верила, даже когда рабыня передала мне тайком письмо… О боги, если узнают, если донесут царице?..

— Тш-ш… — мягко ответил Мена. — Без сомнения, царице донесут. Завтра. А завтра, дадут боги, мы с тобой будем уже далеко отсюда…

— Почему завтра? Почему мы будем?.. — девушка не закончила и отступила на несколько шагов. — Боги, Мена… ты принёс недобрые вести?.. Ты меня пугаешь…

— Ну вот, глупый старик, — добродушно хмыкнул её гость. — А ещё советник… Не успел прийти к своей госпоже, как сразу её напугал…

— Не говори так, Мена… — прошептала девушка. — Если бы не ты, я бы не выдержала… Ты мне заменил отца… сколько я себя помню, ты всегда был рядом… ты, а не фараон…

Старый советник ласково поцеловал склонённую голову девушки, эту медовую роскошь струящихся прядей.

— Агниппа, я ведь тоже люблю тебя как дочь. Глупый одинокий старик! Девочка… Ты готова выслушать то, что я скажу?

Царевна вздохнула и, движением головы отбросив за плечи тяжёлые пряди, опустилась на диван. Сгустилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием пламени в кадильницах, освещавших плотно зашторенную комнату, куда не проникал ни единый луч солнца.

Мена молча смотрел на девушку. Такая юная! И такая красавица.

И так похожа на мать…

Египтянин вздохнул.

Как сказать этому ребёнку?.. Конечно, царевна-полукровка привыкла к косым взглядам придворных, высокомерному отношению родных… к самодурству сестры и безразличию брата. Но весть, что он принёс… Слишком. Это уже слишком…

И от решения царевны будет зависеть её жизнь.

Их жизнь.

Если учитывать, что царице донесут…

Он