Тайная дипломатия — 2 - Евгений Васильевич Шалашов Страница 3

— Вы бы э-э Алевтина Георгиевна поосторожнее со своими экспериментами. А если бы пистолет случайно выстрелил? — поинтересовался я. Докторша только повела костлявыми плечами:

— Я, когда в земской больнице трудилась, однажды у сумасшедшего мужика ружье отбирала, что мне такая пукалка?

Хотел сказать докторице, что у сумасшедших может оказаться осколочная граната, но не стал. Тетка взрослая, сама должна понимать.

— Вы, молодой человек, сами будьте поаккуратнее со своими игрушками, — почти ласково проскрипела она. — Заиграетесь, так можете, невзначай другую игрушку отстрелить, более важную, а вами уже девки интересуются.

Грубоватые слова в устах костлявой Эскулапши казались нарочитыми и какими-то несоответствующими.

— Merci, Madame[1], — поблагодарил я.

— Il n'y a pas de quoi, — парировала докторша на чистейшем французском, а потом добавила с усмешкой. — Mais il est préférable de parler russe, vous avez une prononciation terrible[2].

— Еще раз мерси, — отозвался я, выдавливая из опухшего лица ухмылку. — Только замечу, что и вам не идут простонародные выражения.

— В моем возрасте, молодой человек, уже глубоко насрать, что идет, а что нет, — поведала Алевтина Георгиевна. — Могу себе позволить такую роскошь говорить так, как сама хочу. Это вы еще должны выбирать — как говорить, и кому. Вот, когда доживете до моих лет, тогда и поймете. Хотя, — заметила докторша, критически оглядывая меня, — учитывая состояние вашего тела, шрамы, до моего возраста вы точно не доживете. Сколько вам лет?

Действительно, сколько? Кажется, не то пятьдесят, не то пятьдесят два. Тьфу ты, мне же в два раза меньше.

— Осенью двадцать три стукнет,— гордо сообщил я, а потом скромно добавил. — Ежели, конечно, до осени доживу.

— М-да, — протянула докторша. — Я думала, что вам хотя бы лет тридцать.

Что ж, не она первая и, думаю, что не последняя, кто считал, что мне больше лет, чем есть. Привык. А Алевтина Георгиевна, сердобольно покачав головой, сказала:

— Вам сейчас спать нужно как можно больше. Я вам пару пилюль веронала оставлю.

Веронал? Вроде бы, в моем времени он запрещен из-за побочных эффектов — слабости, сонливости и еще чего-то там, но голова разболелась не на шутку и я покорно слопал обе пилюли, запил водичкой из стакана, поднесенного докторшей и начал проваливаться в спасительный сон. Напоследок еще подумал, что надобно пошукать во Франции, да прикупить каких-нибудь снотворных препаратов, более щадящих. Димедрола, что ли. Но не уверен, что его уже изобрели.

Проснувшись почувствовал себя значительно лучше. Сумел встать, сходить в туалет и умыться. Слабость ощущалась, но зато не было ни тошноты, ни головокружения. Жутко хотелось пить. Подумал уже, что плюну на страхи и напьюсь из-под крана сырой воды, но обнаружил на тумбочке графин. Ухватился, жадно припал к горлышку и только потом заметил, что рядом стоит стакан. Теперь захотелось есть. Решив, что нужно выползти в коридор и отыскать какой-нибудь медицинский персонал, наткнулся на докторицу.

— Ого, товарищ Аксенов изволил проснуться, — сказала Алевтина Георгиевна, входя в палату. Ухватив меня за руку, развернула лицом в сторону кровати. — Но вставать пока рано, ложитесь.

— Я есть хочу, — капризным тоном сообщил я, устраиваясь на постели.

— Еще бы ты не хотел, — хмыкнула докторша, переходя на ты. — Двое суток без сознания был, а еще сутки спал.

— Спал сутки? — слегка обалдел я. — То-то меня всего шкалит.

— Что делает? — переспросила докторша.

— Ну, это когда корёжит, словно с бодуна. Жесть, в общем.

Алевтина Георгиевна посмотрела на меня с неким сомнением. По маленьким глазенкам видно, что решает вопрос, а не стоит ли вызывать санитаров? Но вместо дюжих мужиков вызвала девчушку с подносом, на которой стояла миска с жидким рисовым супом и сиротливо лежал одинокий сухарик. Я мысленно вздохнул и в два приема все слопал, даже не заметив вкуса.

— Может, еще мисочку? И пару сухариков, — жалобно попросил я.— Все-таки, я не месяц голодал, а поменьше.

— Попозже, — строго сказала докторша, но потом, слегка сжалившись, уточнила. — Если в желудке удержится, то через час еще пришлю. А теперь — отдыхай.

Сколько раз повторял слова Лиса из «Маленького принца», что в мире нет совершенства. Вроде бы, мечтаешь выспаться, отдохнуть от тревог и волнений, а когда наконец-таки представляется такая возможность, так и спать не хочется и на приключения тянет. Это я про свое пребывание в госпитале. Спи себе, сопи в обе дырочки, так не хочется и голову ломай — а как там, во Франции, без меня? Может, наше торгпредство уже развалилось, а мои подчиненные, предоставленные самим себе, пустились во все тяжкие? Александр Петрович, скажем, вместе со Светланой Николаевной решили эмигрировать в Исландию, а Кузьменко, оставленный за старшего, закупил на все деньги какой-нибудь ерунды, вроде лекарств с радием или зафрахтовал судно, загрузив его гнилой пшеницей? И как там Потылицын, призванный объединять вокруг него весь белогвардейский бомонд? Но все это, вместе взятое, перекрывалось мыслями о Наташке. Как она там? Мысли пытался гнать, но они лезли.

Вот так вот, ломай голову, а она, зараза такая, время от времени еще и болит. Не чрезмерно, но все равно неприятно. Алевтина Георгиевна пожимала плечами и предлагала веронал, от которого я отказывался. Еще она сообщила, что в моем случае имели место контузия, сотрясение мозга и ушиб груди, в которую угодил осколок. Удачно, что попал в «Красное Знамя», а иначе случилось бы проникающее ранение.

Эх, жалко, орден теперь покореженный. Можно бы и такой носить, чтобы народ видел — вот он, герой, но не стоит. Надо во ВЦИКе дубликат запросить или копию ювелиру заказать.

Через неделю мне стало совсем хорошо, голова перестала болеть, но и докторица, и прочий медперсонал напрочь отказывались дать хотя бы какую-нибудь газету. Мол — больному нельзя волноваться, а чтение советских газет выздоровлению не способствует. Ну как они не понимают, что без информации мне гораздо хуже? И Артузов, собака такая, не появляется. Пару раз присылал передачи с шоколадом и пряниками, мыльно-рыльными принадлежностями, но сам и носа не показал. И этой загадочной Марии Николаевны тоже не видно. Может, ее бы уговорил принести свежую прессу или хотя бы какие-то новости узнал.

Единственное, что удалось выбить из эскулапов, так это свежий номер альманаха «Боспор Киммерийский». И что за название-то? Даже не враз и понял, что «Боспор Киммерийский» — это Керченский пролив. Стало быть, альманах издан в Крыму. Крым же еще недавно был вражеской территорией, а теперь, под главенством генерала Слащева благоденствует и процветает. А не процветал бы, так с