Новый Михаил - Владимир Викторович Бабкин Страница 3

Ха-ха. «Прогрессивная общественность». Серпентарий в чистом виде. Сколько в данную минуту осуществляется разных мятежей? Эта самая «прогрессивная общественность», думцы, генералитет, промышленники, англичане, французы, немцы опять же. И это далеко не весь список, и у каждого свои цели и интересы, часто противоречащие друг другу. Сейчас у них только одна общая цель – свалить с трона Николая, а затем уж они перегрызутся, как стая голодных собак вокруг куска мяса, погрузив страну в хаос революционной анархии и грядущей Гражданской войны. Заговорщик на заговорщике сидит и заговорщиком же погоняет. И с лидером одного из заговоров я как раз и имею, прости господи, честь разговаривать!

Отвечаю предельно официально:

– Хорошо. Я желаю встретиться в Петрограде с князем Голицыным, генералами Хабаловым и Беляевым, а также со здоровыми силами общества.

– Ваше императорское высочество! – обрадованно запричитал человек с той стороны. – Мы счастливы будем увидеть вас в Петрограде! Я лично встречу вас на вокзале и гарантирую самую радушную встречу!

Это да. И прямая дорога мне от вас прямо на расстрел.

– Договорились, – буркнул я и повесил трубку на рычаг.

И, повернувшись, взглянул в зеркало на стене. Оттуда на меня по-прежнему смотрел великий князь Михаил Александрович Романов. М-да. Шлепнут они тебя, Миша, вот что.

– Прикажете подавать машину?

– Готовьте авто, но пока не подавайте. Мне надо подумать.

Джонсон склонил голову и вышел. Вероятно, отправился, по своему обыкновению, стучать на меня английской разведке.

Я повернулся к окну. Да, надо думать, и думать быстро. Потому как выхода из западни пока не видно, а рок вот-вот сомкнет свои ледяные пальцы на моем горле.

Глава I

Гатчина

Петроград.

27 февраля (12 марта) 1917 года

По Высочайшему повелению город Петроград с 27 сего февраля объявляется на осадном положении.

Командующий войсками генерал-лейтенант Хабалов, 27 февраля 1917 года

Гатчина.

27 февраля (12 марта) 1917 года

Возможно, кто-то мечтает попасть в прошлое, да еще и в тело великого князя. Как же, брат самого царя, боевой генерал, лихой наездник, командир знаменитой Дикой дивизии, любимец женщин и прочей светской публики. Подвиги всякие, балы, интрижки, высокое общество, ах-ах, такой душка и романтик! Или другие скажут: что ж ты, гад, стоишь, беги – спасай Россию, твори историю! Во-первых, подвигами всякими я сыт по горло на войне в своем времени, во-вторых, никаких балов и прочих светских удовольствий меня тут вовсе не ожидает, а ждут меня охваченный волнениями Петроград, Февральская революция и скорая пуля в голову в конце очень короткого здесь жизненного пути. Но, главное, что касается спасения России, то я очень даже «за» ее спасти, но пока я не вижу способа спасти даже себя самого. А вот насчет истории все верно, в историю я попал. Конкретно так попал.

Так что гляжу я на этот мир предельно неприязненно, испытывая к нему теплых чувств меньше, чем к запыленному и валяющемуся в гараже школьному учебнику истории. Впрочем, уверен, что окружающий меня мир относится ко мне со взаимным отвращением.

Что мы, в моем лице, имеем? Если отбросить все контрпродуктивные надежды на то, что все само собой переиграется, что временной глюк рассосётся сам собой, а я весь такой в белом окажусь вдруг в своем московском начальственном кабинете, оставив тут всех по уши в дерьме, то… Нет, не подумайте обо мне плохо, разумеется, я так бы и поступил, будь у меня подобная возможность. В конце концов, кто я тут такой? Случайным образом оказавшаяся в механизме песчинка, не имеющая к нему ни малейшего отношения. Невзирая на тело и память прадеда, я не чувствовал ничего общего с тем, что происходит сейчас за окнами этого кабинета. Это не мой мир, не моя империя, не моя революция. Зато погибнуть у меня шанс чрезвычайно велик, и это при том, что я как бы и не при делах вовсе. Так что спроси у меня сейчас кто-нибудь, готов ли я вернуться в свое время к своей привычной жизни, я бы не колебался ни минуты, уж поверьте. Но такой возможности у меня нет и не предвидится. Посему, мечты и надежды в сторону. Займемся прозой бытия.

Блин, голова просто квадратная и никак не желает приходить в норму. Звон моего колокольчика уведомил адъютанта, что я желаю его видеть.

– Кофе, голубчик, организуйте!

– Сию минуту, ваше императорское высочество!

Хорошо быть высочеством, но кофе мне прекрасно сварила бы и моя секретарша в моем же офисе. А так это больше похоже на последнюю сигарету перед казнью. Впрочем, сигарет тут еще не изобрели, а папиросы вызывают у меня психологическое отвращение.

Итак, какие у меня варианты, так сказать, переписать историю, спасти Россию или хотя бы себя самого?

Попытаться убедить Николая Второго взять наведение порядка в собственные руки, провести какие-то реформы или хотя бы объявить о них? Николай отличался, эм… отличается ослиным упрямством и способностью упорно игнорировать все, что ему говорят, если ему это «все» не по душе. Во всяком случае, ни прадеду, ни тому же Сандро, ни другим членам императорской фамилии на него, перед началом Февральской революции повлиять не удалось. Еще эта гадская история с убийством Распутина, которая настроила царя на конфронтацию с родней… Подумаешь, зять Сандро князь Юсупов собственноручно прикокнул «святого старца». Ну, по крайней мере, так говорил весь высший свет, хотя не исключено, что без «гадящей англичанки» в деле Распутина не обошлось, слишком уж разнились мемуары Юсупова и полицейские материалы с описанием характера ран убиенного и осмотром самого места преступления. Впрочем, куда-то меня не туда понесло, черт с ним, с этим Распутиным, времени-то у меня все меньше!

– Ваш кофе, ваше