Александр Прозоров - Паутина зла Страница 30

— Нет… — Руки Олега сами легли на ягодицы девушки, потянули ее обратно. Ведун зарылся лицом в мягкую грудь, втянул носом запах свежего, молодого тела. — Не хочу. Не теперь.

Рада молчала, гладила его по голове. Олег все никак не мог решиться, мысли в голове путались, заплетались. Глеб, Всеслава, Борис, чародейка… Надо что-то делать немедленно, сейчас же, но нет сил встать и уйти.

— Поешь, — попросила Рада, будто прочтя его мысли. — Не уходи так. А я ждать буду — вдруг вернешься.

Она отошла от него, и Олег не пытался удержать. Глупо все, глупо… Пришел на ум тот старик из корчмы, что укорял ведуна за бедный вид, за то, что о себе не думает. Все верно. Только раньше Середин оправдывал себя тем, что нечисти от него спасу нет, а теперь вот сам попал, как кур во щи.

Не успел он об этом подумать, как те самые щи с курятиной появились на столе. Вслед за ними каша, хлеб, сметана, квас… Накрыв стол, Рада уселась напротив, подперла рукой подбородок.

— Ешь, не смотри на меня, — попросила она.

— Глядя на тебя — вкуснее, — улыбнулся ведун, но девушка осталась печальной. — Ты прости, что я так…

— Я не сержусь. Знаю, что ни на кого в деревне не похожа, знаю, что смотрят на меня мужики. Только мне оттого пользы нет, потому что боятся они. Да мне и не нужно… Вот и ты почувствовал, что не нужно прикасаться ко мне.

— Нет… — Олег положил ложку. — Не в этом дело!

— В том, — убежденно перебила его Рада. — Я ведь в самом деле не знаю, чья я дочь. Отец у нас с Глебом был пришлый — богатырь, с тебя ростом. Но я на него не похожа, и на мать не похожа. Люди всякое говорят… И боятся. Такая уж моя судьба — нетронутой оставаться. Ты ешь, а я сейчас старые отцовы вещи достану. Они хорошие, а носить некому.

Олег хотел остановить Раду, но она уже выскользнула в дверь, а еда распространяла умопомрачительные запахи. После ночи в лесу он и куску хлеба был бы рад — а тут целый пир… Почему-то стыдясь себя, Середин за обе щеки принялся уговаривать угощение.

— Вот, тут и куртка, и порты, и рубаха! — Рада вернулась с ворохом одежды, как раз когда Олег закончил с едой. — Только сапоги сносил Глеб, нога-то у них одна. Оденешься, будешь на человека похож — глядишь, нечисть тебя и испугается! — Девушка невесело улыбнулась. — Неужели пойдешь ночью в лес, Глеба искать?

— Пойду.

— И что же будет?

— А чему быть, то и будет! — Олег допил квас, поднялся с лавки. — Спасибо тебе, хозяйка, за угощение. А за брата прости…

— Не держу зла, я же сказала! Ты не виноват. Что ж, я тебе в светлице постелила, иди, спи…

Она отвернулась, Олег заметил, как мелко подрагивают ее плечи. Он подошел, осторожно обнял девушку, поцеловал в затылок.

— Не нужно! — попросила она. — Не неволь себя.

— Я и не неволю. — Середин повернул Раду к себе, поцеловал сперва один, потом другой заплаканный глаз.

— Люба тебе?

— Очень… — Он неловко подхватил ее на руки, понес к дверям, рассчитывая найти за ними достаточно широкое ложе. — Все еще устроится, Рада! Вот увидишь! И умруна одолеем, и Всеславу найдем, и брату твоему поможем!

— Глебу не помочь, — прошептала девушка, легко целуя ведуна в небритые щеки. — А Славушку найди: маленькая она, жаль, если пропадет за чужие грехи…

«Вот и чародейка была маленькой, ни в чем не виновной, — вспомнил Олег, укладывая Раду поверх пухового одеяла. — О чем думал Элокай, выкрикивая в последнюю минуту заклинание? Хотел отомстить убийцам — или пытался дать дочери хоть какую-то жизнь? Скорее второе, иначе для себя бы выбрал судьбу умруна, не для нее. И теперь она, такая безвинная, творит зло. Творит, может быть, и вправду не сознавая, что творит…»

— О чем ты думаешь, ведун? — Рада обняла его, прижалась всем телом. — Где твои мысли? В лесу?

— Да… Но не все… — Олег гладил шелковистую кожу, забирался пальцами в потаенные уголки. — Не все…

— Останься со мной, — горячо зашептала Рада в самое ухо. — Не ходи! Останься здесь, а завтра, если суждено нам ночь пережить, бежим куда глаза глядят! Там, за озерами, болота начинаются, гибельные места, но уж лучше в гнилой воде счастья попытать, чем самому смерть искать! Не ходи!

— Нельзя мне.

— Знаю, — неожиданно легко согласилась девушка, обмякла в его руках. — Оттого и люб ты мне. Нет в тебе страха, один ты здесь от него чистый. Оттого и люб ты умруну.

— Так ты знаешь, что это… Что это женщина?

— Знаю! — Рада сама притянула ведуна к себе и вскрикнула, когда он вошел. — Знаю, знаю! Знаю, что хочет она тебя и получить, не ходи!

— Не получит! — Олег будто укачивал Раду, сцеловывая с ресниц горячие слезы. — Не получит, хорошая моя, я уж твой. Не думай о ней.

— Тогда и ты не думай, — попросила Рада и потянулась к Олегу губами. — Будь мне мужем, хоть на час…

Они обнимались, казалось, целую вечность. За долгие дни одиноких скитаний Олег накопил много нежности, а в Раде нашел еще больше. Девушка то плакала, то вдруг начинала тихо, счастливо смеяться, напевать что-то. В один из таких моментов, когда ведун положил голову ей на грудь, а Рада гладила его по волосам, Олега и сморил сон.

В этом сне не было ничего, кроме неясных, но странным образом напоминающих о спящей рядом теней. А именно поэтому сон принес силы, свежесть, надежду. Сердце забилось ровнее, спокойнее, и, еще даже не совсем пробудившись, в дремоте, Середин подумал, что если бы мог позволить себе встречаться с такими женщинами почаще, то все в его жизни складывалось бы очень и очень хорошо.

Чужая метка

Олег проснулся вскоре после полудня. Рада откатилась в сторону, сбросив с себя одеяло, и сперва ведун хотел прикрыть ставшее дорогим тело, но вдруг замер. На левой ягодице девушки, почти одинакового размера, расположились рядышком три родимых пятна. Три запятые, мог бы сказать кто-нибудь другой. Но Середин увидел три шестерки.

Он вздохнул, откинулся в сторону. Что может означать такой знак? Для монахов, понемногу просачивающихся на Русь из Византии, — однозначно метку диавола. Олега в иное время такая игра природы не напугала бы, но теперь… Чародейка знает, из каких краев он пожаловал, побывала его снах. Не ее ли штуки?

Ведун едва не застонал. Не на что опереться, никому не поверить окончательно… Он тихо встал, прикрыл Раду, оделся. Отец — или не отец? — девушки действительно был человеком рослым для этих краев, широким в плечах, так что все пришлось впору. Очень понравилась Середину новая куртка — крепкая, добротная, такой сносу не будет.

На миг он засомневался: а не хотят ли его опять провести, как с сапогами Глеба? Но махнул рукой: если видеть вражеские происки везде, то остается только лечь и помереть. Повесив на ремень саблю, Олег приподнял ее и внимательно осмотрел.

— Аз есмь, — одними губами прошептал Олег. — Вот кому можно верить. Всегда.

Видела ли Рада свои отметины? Могла и не видеть, а если кто сказал — так не должны деревенские таких пятен испугаться. Но, насколько Олег успел понять, не всегда христианство ограничивалось суеверием. Возможно, он, ведун, лучше других может понять смысл этих знаков. Возможно также, что именно ему они и адресованы. Как узнать? У Рады не спросишь, тем более что девушка сама не знает, чья дочь, боится собственной тени.

Все-таки растревожила душу ведуна Старая Мила, даром что ведьмой оказалась. Девочка, которая не виновата в том, что ее сделали чародейкой, не виновата в том, что ненавидит людей… Олег прекрасно понимал, что многие из тех, кто пал от его руки, стали оборотнями да упырями не по своей воле. Но ведь так можно договориться до того, что вообще никто ни в чем не повинен! Судьбы часто складываются несправедливо. Вырос человек среди воров — и сам стал вором, а потом и разбойником. Что же, позволять ему и дальше лихо творить? Нет, зло надо пресекать, каковы бы ни были его причины.

А причины всякого зла — в другом зле, вдруг понял Олег. Старшее зло плодит меньшее, которое тоже норовит вырасти и в свою очередь производить себе подобное. И чем сильнее зло, тем оно опаснее. Воевать с мелкой нежитью — все равно что рубить головы сказочному дракону, у которого вместо одной срубленной тут же вырастают три новые. Дракона следует поражать в сердце…

Но Рада — не дракон, Олег чувствовал это. Она невинна, никому не сделала зла и не желает того. На ней лишь печать, поставленная кем-то. И ведун понимал, кем именно. Отступать было нельзя, даже если бы имелась такая возможность. Ночью он снова пойдет в Еловый лес, но искать будет не Глеба, не Всеславу даже — а способ уничтожить умруна. Этим надо заняться прямо сейчас.

На цыпочках ведун покинул дом, осмотрелся. Деревня жила своей обычной жизнью, крестьяне копошились на огородах, сновали к озерам за водой. Не спеша прогулявшись по улице, Олег взглянул и на Еловый лес, чернеющий внизу, — никого. Пустынна была и дорога.