Олег Аксеничев - Шеломянь Страница 30

Его привезли в Киев. Его оставили в живых. Его накормили.

Зачем?

Аль-Хазред надеялся получить ответы после ночлега.

Жизнь любого средневекового города, и Киев здесь не исключение, зависела от солнечного света. С наступлением сумерек жители стремились в свои дома, а приезжие – на постоялые дворы, под защиту стен и заборов. Вечерние, более того, ночные гости – редкость, и ничего удивительного здесь не было. Должно случиться нечто особенное, чтобы человек решился рисковать жизнью ради разговора или встречи.

Тем необычней было появление на постоялом дворе двоих посетителей. Хозяин двора на всякий случай оглаживал и без того до блеска отполированное ладонями топорище, с некоторой опаской разглядывая новых гостей.

Один из них явно был телохранителем. Толстый шерстяной плащ не сковывал движений сильного тела.

Лица человека, которого сопровождал телохранитель, было невозможно разглядеть. Высокая шапка, по краю отороченная мехом, низко надвинута на лоб, так что скрывала глаза незнакомца. Нижняя часть лица этого человека утонула в богатом воротнике расшитой прихотливыми узорами шубы.

– Неласково встречаешь, хозяин, – заметил телохранитель, переминаясь с ноги на ногу. – В сенях гостей не держат!

– Все гости уже собрались, – угрюмо ответил владелец постоялого двора. – Добрым людям время дома сидеть, а не беспокоить моих постояльцев.

– Ужели не приглянулись? – с усмешкой спросил второй незнакомец.

– Чтобы приглянуться, – осторожно ответил хозяин, – не лишним будет хоть лицо показать…

– Лицо, говоришь? – продолжал веселиться незнакомец. – Вот это как раз лишнее. У нас кое-что получше есть!

Незнакомец запустил руку под шубу. Хозяин насторожился.

– Не балуй! – предупредил он, вытягивая перед собой топор. – Сейчас людей крикну!

– Людей? Люди – тоже лишнее, – произнес незнакомец и вытащил блеснувший в отраженном снегом свете металлический предмет. Хозяин с облегчением увидел, что это не оружие.

– Взгляни поближе, – предложил незнакомец.

На руке хозяина постоялого двора лежал увесистый золотой кругляш. На первый взгляд показалось, что это оберег-змеевик, который многие богатые киевляне предпочитали носить вместо так и не прижившегося пока на Руси христианского креста. Но когда хозяин, продолжая с недоверием глядеть на незваных гостей, отступил два шага к висевшей над входом под защитой сенного настила масляной лампе, то понял, что ошибся.

Перед ним была личная печать Святослава Всеволодича, и только один человек мог осмелиться носить ее, не опасаясь княжеской кары. Это был ближний боярин киевского князя, полководец и дипломат Роман Нездилович.

Рука боярина сняла с ладони хозяина гостиницы золотой слиток, и по виду Романа Нездиловича было видно, что он не привык надолго расставаться с этой вещью.

– Узнал, хозяин?

– Да, господин… – хозяин пресекся, заметив недвусмысленный жест телохранителя.

– Не нужно имен, – пожелал боярин. – Стены имеют уши, и их не всегда можно заткнуть или отсечь. Скажи лучше, прибыли ли к тебе сегодня черниговские купцы?

– Да, господин. Как раз в то время, когда запирают городские ворота. Сейчас они ужинают, а моя жена готовит им наверху ночлег… Что-то не так, господин?..

– Не нужно вопросов, хозяин…

Казалось, потребности боярина были сведены к минимуму. Не желал Роман Нездилович ничего, кроме ответов на вопросы, четко поставленные им, но не ему.

– Можешь показать их мне, но только так, чтобы никто не заметил? – спросил боярин.

– Постараюсь. Да что же я вас все время в сенях держу, вот невежа! Вот сюда проходите, здесь стена теплая, с другой стороны печь топится.

Телохранитель не заставил себя ждать, но боярин не желал терять времени даром.

– Веди к купцам, хозяин, не тяни время!

– Конечно, – угодливо закивал тот.

Кроме широкого коридора, по которому в харчевню проходили желавшие поесть гости, был еще один, для прислуги. По нему и провел боярина хозяин постоялого двора.

Двери между коридором и харчевней не было, она мешала сновавшим с тяжелыми подносами и кувшинами слугам. Только легкая занавесь отделяла поэтому боярина от пировавших купцов.

– Хозяин, – шепотом подозвал Роман Нездилович. – Взгляни-ка на того купца, у которого серый кафтан с синими птицами по рукавам. Видишь?

Тот боялся вымолвить слово, лишь усердно замотал головой.

– Подойди к нему и тихо, чтобы не слышали другие, скажи: «Привет от Романа!» Когда купец кивнет, скажи еще, что ждать его будут у сеней, пускай идет немедля. Все понял?

Трактирщик мотал головой так отчаянно, что Роман Нездилович не на шутку забеспокоился, как бы не оборвалась шея от непосильной нагрузки.

Прячась за нехитрой матерчатой преградой, боярин наблюдал за тем, как трактирщик прошел к купцу, одетому в серый кафтан, и зашептал ему что-то в ухо. Боярин с одобрением заметил, что хозяин постоялого двора перед этим забрал у одного из слуг кувшин с вином и обставил свое появление просто как дань уважения щедрым гостям. Роман Нездилович увидел, как купец кивнул, и понял, что послание передано. Темным коридором боярин отправился обратно, где, прислонившись к теплой стене, его ждал телохранитель.

Вскоре туда же подошел купец, сопровождаемый услужливым трактирщиком. В его руках Роман Нездилович заметил шубу, купец был готов к путешествию по темным ночным улицам Киева.

Уже в санях, ожидавших во дворе перед крепкими выездными воротами, купец и боярин обменялись первыми словами.

– Здрав будь, боярин Роман Нездилович, – сказал черниговский купец.

– Здрав будь и ты, боярин Ольстин Олексич, – по обыкновению усмехаясь, ответил на приветствие приближенный киевского князя.

Князь Святослав Киевский не спал, ожидая позднего гостя. Роман Нездилович провел мнимого купца через стражу. Черниговский боярин прятал лицо в подбитом мехом плаще, явно не желая быть узнанным даже по случайности.

Перед дверями в княжеские покои Роман Нездилович оставил Ольстина Олексича на несколько минут в одиночестве, отправившись доложить о визите. Вскоре двери снова открылись, и боярин увидел киевского князя.

– Здрав будь, боярин, – первым заговорил Святослав. – Необычно ты появился, это нуждается в достойном объяснении. Я жду его.

– Слава тебе, князь киевский! – по дипломатическому протоколу напыщенно ответил Ольстин Олексич. – Бог тебе в помощь! Брат твой, князь Ярослав Черниговский, шлет тебе поклон и заверения в искренней дружбе и союзе.

– Достойные слова, – одобрил Святослав Киевский. – Но не понимаю, почему они нуждаются в такой секретности?!

– Церковь учит, что благие дела не требуют громогласия. Кроме того, есть обстоятельства, когда добрый поступок может навредить тому, кто его совершает. Отсюда и просьба о сохранении этого разговора в тайне. Мой князь не хотел бы, чтобы стало известно о нашей помощи Киеву.

– Слышу слова, но помощи пока не вижу. А ты, боярин Роман?

Роман Нездилович, улыбаясь, развел руками:

– Слова сами по себе могут быть помощью. Особенно если в них откровение. Не буду тянуть время, князь Святослав. Дозволь сказать то, что приказал передать мой господин!

– Говори.

– Не секрет, что половецкий хан Кончак готовит большой поход на Киев, желая отомстить за предательскую, с его точки зрения, гибель в плену хана Кобяка.

– Не секрет, – эхом откликнулся Святослав Киевский.

– Мне удалось найти предлог, чтобы самому убедиться в серьезности намерений Кончака. И несколько дней назад я беседовал с ним в Шарукани, после того как прах Кобяка был захоронен в кургане рядом с предками Кончака.

– И что же?..

В голосе Святослава слышалось безразличие, но Ольстин Олексич знал, что смог привлечь внимание киевского князя.

– Кончак не хочет ждать лета, чтобы идти в поход. Половцы двинутся на Киев уже в конце зимы!

– Невероятно! Безумие идти в поход на ослабленных после зимы конях!

Это вступил в разговор Роман Нездилович, тотчас стушевавшийся под взглядом своего князя. Было неприлично высказаться без позволения и вперед господина, кроме того, эмоции вообще неуместны при переговорах, когда каждая из сторон считает свою выгоду и старается сыграть на чужих ошибках.

– Боярин Роман прав, – постарался исправить ошибку своего приближенного князь Святослав. – С трудом верится, что Кончак настолько обезумел, чтобы поставить себя в такие невыгодные условия. Наши кони, получающие всю зиму отборный овес и хорошо просушенное сено, куда сильнее половецких. Кроме того, войску Кончака предстоит сражаться на чужой территории, где нам окажет помощь любая крепость, а половцы не могут пробиться даже через частокол, окружающий окольную часть городов.

– Так было раньше. Я своими глазами видел у Кончака тяжелые осадные машины, способные разрушить не только частокол посада, но и стены киевского детинца. Угроза сильна, великий князь, и мой господин призывает к бдительности и осторожности.