Ральф Питерс - Война 2020 года Страница 30

– Я здесь командир, – отчеканил Бабрышкин, стараясь, чтобы его голос не дрожал от волнения. – И именно я принимаю решения. Я не верю в то, что приказ настоящий. Я считаю, что это вражеская ловушка. Мы останемся на занимаемой позиции и будем обороняться до тех пор, пока не получим другого приказа, причем такого приказа, который можно будет проверить. Или до тех пор, пока наша позиция не станет невыгодной или ненадежной. Или до тех пор, пока я не решу, что надо ее сменить. Я отвечу за все.

– Товарищ командир, вы устали. Вы сейчас рассуждаете не как настоящий коммунист.

Бабрышкин чуть не расхохотался от отчаяния и усталости. Он знал, что Валя сказала бы то же самое, что и Гуревич. Только другими словами: «Идиот, ты сам захлопываешь перед собой дверь. Перед нами. Пора бы научиться давать им то, что они хотят».

Валя… Интересно, что она сейчас делает там, в Москве.

– Нет, – отчетливо и ясно отчеканил Бабрышкин. – Товарищ заместитель по политической части майор Гуревич, все дело в том, что я как раз рассуждаю как истинный коммунист. Легко говорить как коммунист, вот уже сотню лет мы только и делали, что говорили как настоящие коммунисты. Но… каковы же были наши поступки?

Бабрышкин поймал себя на том, что он самым идиотским образом размахивает противогазом, ораторствуя на стальном крыле танка, и понял, как все это глупо. Сейчас не время для споров. Тем более что коммунизм для всех – не более чем пустой звук, и уже давно. Так, форма без содержания, нечто вроде ритуалов Византийского двора. Под конец эпохи Горбачева в старый лексикон попытались вновь вдохнуть жизнь, испугавшись образовавшейся пустоты. Но за словами уже ничего не стояло.

Бабрышкин тщательно сложил противогаз в подсумок.

– Можете попытаться связаться с вышестоящим штабом, если хотите, Федор Семенович. Но я не отдам приказа к маршу, пока не получу подтверждения.

Внезапно горизонт на юге озарился всполохами огня, причем гораздо ближе, чем оба офицера могли ожидать. Грохот битвы медленно распространялся по степи, но Бабрышкин понял, что противник почти достиг его постов боевого охранения. Возможно, они уже вели бой.

А может быть, противник догнал хвост колонны беженцев.

Бабрышкин испытал нечто, похожее на чувство облегчения при приближении противника.

После такого долгого ожидания, после пустых словесных баталий. Теперь оставалось только одно реальное дело: сражаться.

Еще до того как гул и грохот канонады достиг ушей беженцев, вспышки взрывов заставили колонну ускорить шаг. Раздались крики женщин. Какая-то машина прибавила ходу, и Бабрышкин понял, что шофер пытается прорваться прямо через людскую массу.

За прошедшие несколько недель Бабрышкин хорошо изучил психологию толпы. Вместо того чтобы спастись, водитель подписал собственный приговор – его вытащат из кабины и забьют до смерти.

– Вперед, – скомандовал Бабрышкин. – По местам. – Он побежал к командирскому танку – потрепанному в боях Т-94. Все боевые машины были окопаны, только пушки торчали над землей. Бабрышкин едва не упал, спрыгнув с бруствера на борт своего танка, и, чтобы сохранить равновесие, ухватился за темную трубу главного орудия. Мгновение спустя он уже сидел, поджав колени, внутри машины. Т-94, созданный более двух десятилетий назад, силуэтом походил на традиционный танк, но вместо привычной башни его венчала возвышающаяся над корпусом орудийная установка. И командир танка, и наводчик, и механик-водитель – все сидели в отсеке в передней части корпуса, осматривая окрестность через оптические приборы наблюдения и электронные датчики, размещавшиеся внутри орудийной установки. Такая конструкция танка делала его менее заметным, но командиры были лишены возможности визуально оценить ситуацию, как это они делали в прежних танках. Сейчас же ситуация усложнялась тем, что электрооптика Бабрышкина работала от случая к случаю, и иногда ему приходилось полагаться на древний перископ. Он давно собирался сменить машину, но, для того чтобы перенести командирские приборы связи в обычный танк, требовалось много времени, а у Бабрышкина вечно находились более срочные дела. Теперь он жалел о своем упущении.

Даже система обнаружения цели и управления огнем, которая находила машину противника и автоматически открывала огонь, если она совпадала с заложенными параметрами, вышла из строя в командирском танке. Бабрышкину и его наводчику приходилось находить цели и стрелять по ним точно так же, как это делали танкисты много лет назад. Во всей бригаде оставалось всего несколько нормально действующих систем обнаружения целей, и Бабрышкин приказал перепрограммировать их для борьбы с роботами-разведчиками, появление которых всегда предшествовало атакам наиболее хорошо вооруженных частей противника, таких, как иранцы или Исламский легион. Изготовленные в Японии роботы-разведчики могли маневрировать по пересеченной местности, избегая большинства ям и оврагов, кроме самых сложных природных ловушек, и передавали противнику отличную картину позиции русских войск, что позволяло ему вести огонь с убийственной точностью. Роботов следовало уничтожать в первую очередь, даже если это отвлекало внимание от боевых машин врага. Бабрышкину порой казалось, что он воюет против технологических гигантов с помощью сломанных игрушек.

– Всем, всем, – проговорил Бабрышкин в микрофон радиостанции, включив ее на полную мощность, чтобы прорваться сквозь местные помехи. – Говорит «Волга». Приготовиться к химической атаке, – произнес он, в глубине души надеясь, что ошибается, что на сей раз их обойдет хотя бы этот кошмар. Он знал, как будет выглядеть после боя запруженная беженцами дорога, если в дело будут пущены химические боеприпасы. Даже шальные снаряды творили ужасные вещи. – «Амур», – продолжил он. – Начните поиск разведывательных роботов. «Лена», все действующие системы обнаружения и управления огнем переключить в автоматический режим. Всем остальным вести огонь по мере появления целей. Будьте готовы к появлению «Днепра». Не подбейте его. «Днепр», вы меня слышите? – вызвал он разведывательное подразделение, выставленное в охранение. – Что у вас происходит?

Бабрышкин ждал. В наушниках раздавался треск и писк. Он не слишком много знал о средствах связи, принятых на вооружение в других армиях, но очень сомневался, чтобы там до сих пор использовали древнюю технику. Кроме сообщений повстанцев, оснащенных устаревшим оборудованием, он ни разу не перехватил случайных вражеских переговоров. Искаженные обрывочные разговоры, которые иногда звучали в его наушниках, всегда велись на русском языке.

– «Волга», говорит «Днепр», – доложил старший лейтенант Шабрин. Из всех офицеров-разведчиков бригады он единственный остался в живых. – Похоже, перед нами повстанческая часть. Не вижу ни японской техники, ни роботов. Только Т-92 и Т-94. Старые БМП-5. Возможно, это передовой отряд, высланный на разведку. Огонь направлен не на меня. Они стреляют по машинам в колонне беженцев.

Голос Шабрина выдавал гораздо больше чувств, чем хотел показать старший лейтенант.

Бабрышкин явственно ощущал, как парнишка пытается обуздать свои эмоции, вести себя как настоящий офицер. Но его напряженный голос безошибочно выдавал, что он испытывал, видя, как мятежники расстреливают беспомощных людей.

Ярость поднялась в Бабрышкине, прогнав всю усталость. Мятежники. Люди, носившие ту же форму, что и он, принесшие ту же присягу. А теперь верящие, что национальные различия – достаточная причина, чтобы расправляться с безоружными.

Бабрышкин хотел рвануться вперед, напасть на врага. Но он знал, что это был бы глупый шаг. Он не обладал достаточными силами для такого геройства. Во время встречного боя его люди будут стараться не причинить вреда беженцам, тогда как мятежники смогут полностью сосредоточиться на уничтожении горстки его машин. Нет, следует ждать на позиции, столь тщательно приготовленной его солдатами, подавить в себе сострадание, пожертвовать несколькими ради жизней многих – а может, Гуревич все-таки прав? – и позволить противнику пройти еще несколько километров. Если повезет, враг так и не заметит засаду, пока его не засекут системы обнаружения, пока силуэты вражеских машин не вырисуются среди низких степных холмов. «Терпение, – твердил себе Бабрышкин. – Не думай слишком много».

– «Волга», говорит «Днепр». Похоже на усиленный батальон. Точно определить трудно. Колонна затрудняет видимость, к тому же они разворачиваются под углом ко мне. Послушайте, кажется, они ведут прицельный огонь по колонне. Похоже, они специально атакуют беженцев. Мне плохо видно, но я вроде бы различаю несколько БМП уже в гуще колонны.

В усталом голосе, доносившемся с поста охранения, Бабрышкин опять различил невероятное напряжение. Но он не мог пойти Шабрину навстречу, точно так же как не мог уступить своим собственным желаниям.