Виктор Глумов - Враги по оружию Страница 30

Артура подергали за рукав — обернулся.

— Ты все понял, да? — тихо спросил Тимми.

— Я буду молчать, — пообещал Артур.

Маузер управился быстро, смыл налипшую пыль и вроде бы даже помолодел. Команда ждала его возле колодца в полном боевом облачении, бойцы Артура сверкали розовыми лысинами. По другую сторону колодца толпились косматые местные, было их человек двадцать. Из всех только Кобылыч не носил бороды.

— По машинам! — скомандовал Маузер и сел за руль самохода.

Следом поехали два бронированных грузовика с желто-коричневым логотипом люберецких кормильцев.

На самом деле Кобылыча звали Сэмом. Кобылычем его окрестили в детстве за лошадиную физиономию, унаследованную от покойной матери. Сначала Сэм дулся, потом привык и сжился с прозвищем. Чего обижаться — мало того что рожей не вышел, еще и вкалывает с утра до ночи, как лошадь.

По каменной лестнице Сэм поднялся на крепостную стену, окинул взглядом вспаханные поля. Не так давно тут зеленела кукуруза, шелестела листьями; на поле у холма собрали пшеницу, оно еще золотилось разбросанным сеном.

Такого больше не будет. Хорошо, если поселятся здесь другие фермеры, не дадут полям погибнуть. А если омеговцы крепость облюбуют? Затопчут всё, понастроят казарм, плодородную землю щебнем засыпят. Жалко. И дом жалко.

Родители Сэма переехали сюда из-под Киева, нашли воду, вырыли колодец, людей собрали, а потом стену эту всей общиной строили, а укреплял ее уже Сэм, вот этими вот руками! Он сжал кулаки и ударил стену, лбом ткнулся в камни. По щеке скатилась слеза.

Успокоившись, Сэм спустился и пошел домой.

Майк смерчем носился по комнатам, казалось, что это он перевернул все вверх дном и разбросал вещи. Причитая, Мила лихорадочно собиралась, набивала мешки вещами, ложками, казанками, тарелками. Мужа она пока не видела. Зато Майк заметил отца, напрыгнул с разбегу, обхватил руками и ногами и спросил, запрокинув голову:

— Папка, а дядя Маузер сделает мне летучего змея?

Сэм пригладил его русые вихры:

— Он занят, сынок. Война. Бегти надо.

— Война! — воскликнул Майк, отпустил отца, пронесся по комнате и сделал вид, будто стреляет из пистолета. — Это здорово! Ба-бам! А почему мы уходим?

— Потому что нас будут убивать.

Мила ойкнула, выронила подушку, закусила руку и взвыла. Из глаз брызнули слезы.

— Папка! Никто нас не убьет! У нас много-много ружьев! Я видел, они в сарае! Мы сами кого угодно убьем!

— Убьем, — кивнул Сэм и обнял жену, — но попозже. Дорогая, тебе долго?

— Всё-о-о-о…

— Лишнего не берите, там все есть. Кашля вас отвезет. Кашля, ты где?

На пороге беззвучно появился тощий косматый старик, кашлянул в кулак. Сначала все думали, что у него чахотка и он вот-вот помрет, но Кашля, похоже, решил пережить самого Кобылыча.

— Давай скорее, а то сердце кровью обольется. — Кобылыч повел плачущую жену к выходу.

Майк наконец сообразил: происходит что-то скверное, и заревел в голос. Кашля взял его за руку и потянул к выходу, приговаривая:

— Ай-я-яй, ты мужчина, а мужчины не плачут. Посмотри на папу, видишь, у него глаза сухие!

Если бы они знали, как Сэму было трудно сохранять хладнокровие! Надо спокойно усадить жену в кузов. Подать мешок. Еще мешок. Поцеловать сына и сказать, что папка обязательно к нему приедет. Захлопнуть дверцу… Рука не повиновалась. Он неотрывно смотрел на свою семью. Захлопнуть!

Клац!

Завелся мотор, машина тронулась и устремилась к поднятым воротам. Хотелось бежать следом, чтобы увидеть жену еще раз, коснуться… Нельзя.

Можно подняться по лестнице и смотреть, как удаляется грузовик, окруженный облачком пыли, становится точкой и вовсе исчезает. Сэм хлюпнул носом и решил, что никуда отсюда не уйдет. Это его земля, его дом, он не сможет жить, зная, что ее топчут сапоги врага. Здесь он умрет и постарается забрать с собой как можно больше проклятых омеговцев.

Глава 13

ВСТРЕЧА

Говорят, когда-то над Пустошью летали платформы доминантов и всевидящие существа пытались направлять жизнь людей. Платформы — давно часть легенд, как Егор Разин, как джагеры…

Если бы платформы сохранились, не разбились о землю и не сгинули, засыпанные песками, доминанты могли бы видеть: хаотичное движение сил Омеги упорядочилось. Как шарики ртути, отдельные роты соединялись в батальоны, батальоны стягивались в дивизии, и за Разломом, южнее Москвы, формировался фронт.

Так накатывают тучи в сезон дождей — неотвратимо, сплошным валом. Так изгибается линзой пенный край урагана.

Войска Омеги стали единым целым. И сердце целого пульсировало, втягивая в себя последние капли.  

Но наблюдателей нет, и некому с высоты постичь величественную поступь истории.

На блокпосту выстроилась очередь: перед ротой Лекса ждала указаний еще одна колонна грузовиков и танкеров. Лекс вылез из люка, сел на обшивку (металл жег сквозь брюки). Следом высунулся Глыба, помятый, красномордый.

— Уф-ф… Капитан, у тебя вода есть?

— На, — Лекс протянул ему фляжку, — только горячая. Как думаешь, долго еще стоять?

— А я сейчас Барракуду на разведку пошлю. Барракуда! — (Из танкера откликнулись.) — Давай-ка помоги мне Кусаку на воздух вытащить и сгоняй глянь, чего стоим, кого ждем.

В вытаскивании Кусаки Лекс тоже принял живое участие — какое-никакое, а развлечение. Последние дни пути прошли до того тихо и мирно, что он заскучал. Пробовал общаться с Тойво, но все аргументы капитана сводились к «говорила моя матушка», и Лекс сбежал в общество Глыбы и Барракуды. Ненадолго его заняла загадка: где Барракуда прячет самогон и почему Кусака вечно пьян?

Лекс учинил обыск, на привале выкинул всё из танкера, отыскал бутыль пойла, под стоны команды вылил самогон на землю и принялся ждать, что будет. К вечеру обнаружилось, что Кусака все так же пьян, да и Барракуда с Глыбой подозрительно благодушны. Призвав на помощь озверевшего от скуки Тойво, он снова обыскал танкер. Ничего крепче топлива не нашел и махнул на пьянчуг рукой.

Рядовой Кусака на старания сослуживцев внимания не обратил и тут же свернулся калачиком в тени танкера. Барракуда убежал на разведку.

Вдоль колонны семенил Тойво — жаждал общения. Лекс спрыгнул с танкера, обреченно вздохнул:

— Приветствую, капитан.

— Славься! — откликнулся Тойво. — Таки чего стоим, кого ждем? Говорила мне матушка: Тося, все беды в мире — от плохой организации. И что ты думаешь? Матушка таки была права!

— Сейчас скажут, куда, и поедем. — Лекс поморщился — от упитанного Тойво воняло потом. — Тут стоянка на несколько дней, дивизию формируют.

— Это я таки знаю, это же понятно даже рядовому! Меня таки возмущает плохая организация. Почему наши люди должны таки жариться в этих консервных банках?!

— Руководству виднее.

Тойво невесело рассмеялся, заколыхались щеки и оба подбородка. От блокпоста спешил Барракуда, хотел было проскочить мимо капитана к Глыбе, но Лекс поймал его за рукав:

— Докладывай, Барракуда.

— Накладка там какая-то, но скоро поедем, — отмахнулся рядовой и исчез.

Лекс проводил его задумчивым взглядом. Надо же, как оживился, не иначе самогон отыскал. Тойво побрел к своему танкеру — капитан слегка похудел в походе, и форменные брюки мешком висели на жирном заду. Глыба предложил Лексу сигарету, тот привычно отказался. Раскаленный полдень настраивал на мирный, ленивый лад, располагал лечь в теньке, как Кусака, и поспать. Впереди засигналили — колонна тронулась.

Подхватив похрапывающего Кусаку, Леке с Глыбой прыгнули в танкер, заняли свои места. Хвост чужого подразделения медленно уползал за блокпост, и уставший майор с планшетом в руках уже спешил к танкеру Лекса.

Дорога вела по застывшей лаве, мимо стоянок многочисленных взводов и рот, мимо штабных палаток, дымящих полевых кухонь, мимо столпотворения, мимо вони немытых тел и дерьма, запаха нагретого камня и раскаленного металла. Впереди стеной вставал то ли пар, то ли туман — там был Разлом. Лекс ехал, высунувшись из танкера, и обозревал окрестности. Так далёко на севере ему еще бывать не приходилось, до Москвы оставалось километров двести — полдня пути.

Глыба повернул налево, и Лекс только сейчас понял, что некогда, во времена Древних, здесь стоял город. Обычно остаются развалины, груды обломков, остовы машин, служащие жильем, загадочные сооружения. Но лава, выплеснувшаяся после Погибели из Разлома, затопила близлежащие селения, слизала мусор и здания… А этот памятник пощадила. Каким-то чудом уцелевший, на слегка покосившейся белой колонне в человеческий рост, из-под прикрытых век смотрел на людей неведомый мутафаг, отлитый из металла, покрытого синей патиной. Присмотревшись, Лекс признал ящерицу в локоть длиной, толь-ко странную, короткохвостую. Что за люди здесь жили и почему они создали это изваяниеnote 7?