Реликтовая популяция. Книга 3 - Виктор Васильевич Ананишнов Страница 30

Люди и путры выглядели жалко. Шёрстка на большинстве выродков оказалась в обширных пропалинах, когда ещё там нарастёт новая, да и нарастёт ли? Молодые дурбы крайне растеряны и подавлены, с ожогами. Да, обещанной прогулки не получилось

У Свима уже не хватало слов, чтобы, наконец, высказаться по поводу печального исхода збуна для доверенного ему отряда. Он пыхтел и бубнил, но это ни на йоту не приближало его к принятию хоть какого-нибудь решения: что делать с пострадавшими людьми? Тем более что в будущем подобные наплывы прозрачной из убийственных лучей солнца атмосферы могут повториться, и тогда их положение может усугубиться до трагического исхода.

Отправить их одних в Примето – для них это смерти подобно. Оставить при себе – тот же итог…

– Та-ак… – только и повторял он, бессмысленно топчась вокруг стонущих дурбов.

Харан бегло осматривал их, переходя от одного к другому. Дольше всех он задержался у Сулона, дурба, годами, похоже, старше всех, собранных Калеей для похода к Скале.

Наконец, тщательно вытирая пальцы о куртку, Харан подошёл к Свиму, сообщил:

– Ничего страшного. День-два, и у них всё пройдёт. А вот с Сулоном – плохо. Он может потерять зрение. И у него сильно повреждена шея. Не знаю уж, как такое могло случиться. Если только он решил глянуть на солнце?

– И что теперь?

– Ему нужна закалочная и полусумрак…

– Да уж, – уныло произнёс Свим и посмотрел вдаль, ставшей привычно мутной, играющей призрачными тенями тока воздуха.

Только что чёрная от пепла степь уже серела от ростков, спешащих занять освободившееся место под небом.

«Какая тут закалочная? Какой полусумрак?.. Ну, полусумрак, скажем, создать можно – завязать ему глаза… А закалочная… И вокруг ни одного поселения, где можно было бы оставить Сулона. Но и таскать егоза собой… И это тогда, когда вот-вот над головой повиснет шар тескомовцев!»

От мысли о шаре, его передёрнуло: воспоминание о липучке преследовало его с утра.

Впрочем, чем лучше та ситуация, в которой они оказались после збуна? С пострадавшими на руках?

Свим задыхался, внутри его всё кипело, он не мог найти выхода. А Харан стоял и ждал его решения. И молодые дурбы исподлобья поглядывали на него, а во взглядах требование – решай, коль скоро ты у нас предводитель! На своего командира – Зливана – они никаких надежд не возлагали: он один из них.

Подошёл Камрат. За ним, не отступая ни на шаг, – Грения. Глаза в пол лица, смеющиеся и счастливые. Прильнула к Камрату головой и плечом и с жалостливым недоумением смотрела на Сулона, словно осуждала его: как можно быть в таком плачевном состоянии, если вокруг всё так хорошо и… Камрат рядом?

…Ей только двадцать лет. Отрочество. К Камрату она испытывала непонятное для себя чувство. Восторг от его силы и красоты, тепло отеческой заботы о ней с его стороны, дружеское отношение. Да, всё это. Но во всём этом нашло приют ещё что-то, чего она ещё не знала, а лишь слышала от женщин, а потому не могла назвать и, значит, осмыслить охватывающее волнение всякий раз, когда Камрат разговаривал с нею, обращал своё внимание к ней или касался её. Сердце замирало от его близости…

Свим, мрачный от обуреваемых его нерадостных размышлений, вскинул глаза на Камрата, ища в нём поддержки. Он свято верил в него. Догадка, когда-то подсказанная Малионом, а, может быть, и утверждение о роли Камрата в неуязвимости людей и иных разумных, находящихся с ним рядом, пропитала дух Свима. Нет, он, конечно, не надеялся, что Камрат сейчас скажет некие слова и после этого всё образуется, и в то же самое время ожидал какого-то невероятного выхода из тупика. Во всяком случае, из тупика, возникшем в его голове.

Харан, по-видимому, тоже подумал о том же, что и Свим. Он сухо передал Камрату свои выводы о состоянии дурбов.

– Мне тебя не учить, – нагнув голову к Харану, сказал Камрат. – Глаза ему завязать…

– Об этом мы со Свимом уже решили. У него шея вся в язвах.

– А шею обмотаем моей курткой. И понесём…

Свим вздохнул. Всё, что сказал Камрат, было явным с самого начала. Куртку вот предложил свою. И – только.

– Здоровый он. Тяжёлый.

– Но стоять нельзя, – возразил Камрат на реплику Зливана. – На берегу болота, в зарослях, подумаем, что с ним делать.

– Это – да.

Свим, Харан и Камрат переглянулись.

– Надо идти, – решительно сказал Свим. – Зливан, Сулона будем нести по очереди. Распорядись среди своих.

С пострадавшими от збуна отряд двигался медленно, но и шар тескомовцев также медлил их нагонять.

Появление шара тескомовцы отметили радостными восклицаниями. Но появление из его гондолы кроме пилота, ещё четверых наблюдателей, поубавила их радость. Шар имел полный экипаж, и возможность воспользоваться для уменьшения тяжести перехода на десяток-другой свиджей для подавляющего числа наземных тескомовцев отпадала. Может быть, поднимется кто-то один, да и то вернее всего, думерт…

Мерсьек хмурил густые брови. С памятной Тлуману весенней встречи на Сажанее, командир воздушных тескомовцев сильно похудел, у губ и крыльев носа обозначились старящие его складки. И весь вид его был крайне утомленным. Из гондолы он не выпрыгнул, как это делал всегда, а вышел, устало переставляя ноги. Улыбка от встречи со знакомцем едва тронула его впалые щёки, да прищур глаз обозначил отраду встречи.

– Что, опять погоня? И за теми же?

Тлуман развёл руки, улыбнулся, но тоже сдержанно.

– Ты прав. Возможно, за теми же… Не пролетело и четверти года, как всё повторяется.

– Да уж… И Присмет, вижу, опять при тебе

– А что ему ещё делать?

– А вот здесь ты прав.

Присмету намёки тескомовцев в его адрес не понравились. Он окинул их тяжёлым взглядом, перевёл взгляд на шар, на гондолу – из неё экипаж пока что не сходил, собираясь, по-видимому, вылететь на разведку тут же.

«Как был я для них чужим, так и остался», – подумал Присмет безрадостно с жёсткой мыслью о завершённости поиска своего места среди сотрудников Тескома. Они смотрели на него и терпели его как инородное тело, неудобное, но пока что терпимое лишь в силу необходимости. Всплеск восхищения им во время переправы с острова на остров в виду монстра, прошёл быстро и бесследно. Он превратился для них в мишень заглазных шуток, не всегда безобидных, на которые ещё год назад он мог бы ответить так, что шутникам надолго запомнились бы его руки, приложенным к их ухмыляющимся рожам.

Но не только это раздражало Присмета. А общее внимание к тому, как, что и сколько он ест. Но поскольку он есть хотел всегда и старался утолить голод при любой возможности, то постоянно ощущал явно не сочувствующие взгляды спутников к его неодолимой потребности, а, вернее, потребности его большого сильного тела в еде.

Думерт