Пионерский гамбит 2 - Саша Фишер Страница 30

Хм, экспедиция? Это что-то новенькое! Я живо представил, как нам раздадут сачки и стеклянные контейнеры для «образцов». И седого всклокоченного профессора в пробковом шлеме. Хотя какой, к черту, пробковый шлем? Я вообще-то не в игру «Джуманджи» попал, а в Советский Союз. В лучшем случае, в панаме.

— Уо-о… — проныл непонятно откуда взявшийся за моим плечом Марчуков. — Опять эти жуки…

— Какие жуки? — спросил я.

— Колорадские, — Марчуков оттопырил нижнюю губу.

— Елена Евгеньевна, а можно не ездить? — спросил Бодя. — Мне нельзя много времени проводить на солнце…

— Ничего такого в твоем личном деле не написано, Борис, — отчеканила вожатая. — Так что наденешь панаму и поедешь вместе со всеми!

— Подожди, так мы что, будем колорадских жуков изучать? — спросил я у Марчукова.

— Не изучать, а собирать, — вздохнул он. — Этих вредителей к нам американцы подбросили, и теперь они нашу картошку жрут. Мы прошлым летом уже их собирали… Ногу что ли подвернуть?

— Народному хозяйству надо помогать, Олежа, — назидательно сказал я и похлопал приятеля по плечу.

— А может скажешь, что нам надо газету рисовать? — он посмотрел на меня глазами котика из Шрека. — А то это на целый день, мы хорошо если к ужину вернемся…

— Значит после ужина порисуем, — легкомысленно сказал я. Не то, чтобы я был рад грядущим сельхозработам, но меня они пока что никак не задевали. Какая, в сущности, разница, чем именно заниматься?

На ужин Мамонов тоже не пошел. Когда на построение перед вечерней линейкой не вышел.

— А где Мамонов? — спросила Лиля, когда все рассчитались по порядку и выяснилось, что одного не хватает.

— У него голова болит, — бодро соврал я. — Он пошел в медпункт за таблеткой.

— А, ну хорошо! — председательница понятливо кивнула. — На первый-второй рассчитайсь! В две шеренги стройся!

Я поймал себя на мысли, что все эти строевые вещи и пионерская часть лагерной жизни уже перестала меня вообще отвлекать от своих мыслей. Я автоматически выполнял заученные команды, вовремя вскидывал руку в салюте — во время гимна, отзываясь на «Будь готов!» или на вынос знамени. Чеканил шаг, тянул носок, это вот все. Похоже, я-таки влился в тот самый коллективный разум, который так сбивал меня с толку в самом начале.

Вечером с неожиданным удовольствием посмотрел «Неуловимых». Хорошее кино, что уж. Несмотря на корявый звук и такое себе качество картинки. И неудобные стулья.

А утром меня снова разбудила Елена Евгеньевна. Обязательная Цицерона пришла за мной за час до подъема. Как мы и договаривались.

Боль в мышцах почти прошла. Эх, крутая все-таки штука — бешеный подростковый метаболизм! Еще вчера я еле волочил ноги и шипел от каждого неловкого движения, а сегодня уже ничего так себе. Так, небольшая скованность осталась.

— Скажи, а зачем ты вдруг захотела тренироваться? — спросил я, пытаясь сделать выход на брусьях. Локоть предательски дрожал, я по-дурацки сучил ногами, пытаясь зацепиться за воздух и помочь своим нетренированным рукам и спине вытолкнуть тело вверх.

— Я читала «Лезвие бритвы» Ефремова, — Цицерона раскачивалась на турнике. Не делая какое-то упражнение, скорее просто так уже. — Ефремов считает, что разум может развиваться только вместе с физическим телом. И он довольно убедителен в этом своем… считании. Хотя с другой стороны, общее место, что спортсмены тупые. А если верить тому же Ефремову, то должны соображать куда лучше бледных кабинетных доцентов и прочих докторов наук, — она соскочила с турника и несколько раз присела, вытягивая руки вперед. — В общем, я решила провести над собой эксперимент. Добавить в свое расписание больше физкультуры и проверить, улучшились мои умственные показатели от этого или нет.

— Звучит как грандиозная цель, — я держался, упершись в брусья прямыми руками. Попробовал чуть-чуть согнуть их в локтях и выпрямить. — А как ты собираешься проводить замеры?

— У меня есть несколько тестов на краткосрочную память, — сказала Цицерона. — Ну и просто внутреннее ощущение, конечно. Станет мне легче даваться учеба или нет.

— А есть какие-то специальные весы для замера легкости? — я хохотнул, потом понял, что зря, но было поздно. Рука соскользнула, и я упал с брусьев. На ногах удержался, но ударился ребрами. Вот блин, обидно!

К завтраку наконец-то изволил появиться Артур Германович. Вместе с физруком. Они вели себя как закадычные приятели и что-то весело обсуждали судя по их активной жестикуляции и смеху. Елена Евгеньевна тоже увидела парочку. Слегка потемнела лицом и стала выбираться из-за стола, когда поняла, что наш законный воспитатель направляется вовсе даже не к нашему столу, а в противоположную сторону столовой.

Разговора нашей вожатой и Артура Георгиевича слышно не было, но понять, о чем идет речь было не так уж и сложно. Она спрашивала его, какого, собственно, хрена тот не выполняет свои должностные инструкции, а шляется где попало в компании с пузатым физруком. А воспитатель возражал, что, мол, этих детей воспитывать уже поздно, так что нефиг мозолить им глаза, и вообще, детка, тебе не идет, когда ты сердишься. В конце концов Елена Евгеньевна топнула ногой и шагнула в сторону выхода из столовой. Что, скорее всего, означало: «Так, все! Меня задолбало, я иду к директору и попрошу себе другого напарника!»

Он тут же сменил выражение лица, ухватил ее за локоть и отвел в сторонку. И после коротких переговоров она ткнула рукой куда-то в нашу сторону и требовательно посмотрела на него. Тот вздохнул и кивнул. И направился к нам. А Елена Евгеньевна — на выход. Хотя свою манную кашу и бутер с маслом она так и не доела.

— Как ваши дела, ребятишки? — спросил Артур Георгиевич, гордо встав во главе нашего стола. — Готовы к трудовым подвигам?

— Что значит, к трудовым? — недовольно спросил один из моих соседей по палате. Из тех, которые мне про монеты рассказывали. — Мы же в экспедицию едем!

— А что, вы думаете, что в экспедиции трудиться не надо? — воспитатель подбоченился. — Именно там и есть самый суровый труд!

— Вообще-то не готовы, Артур… э-э… Григорьевич, — сказал Марчуков. — Я бы лучше в футбол погонял. Но кто же меня слушать будет…

— Вообще-то мое отчество Георгиевич, — назидательно напомнил воспитатель.

— Ну извините, —