Настоящий Спасатель 2. Назад в СССР - Адам Хлебов Страница 30

Лось рассказал обо всем этом вскользь. Но сам того не подозревая дал мне просто бесценную информацию Он больше рассказывал о том, как они «ломали» деньги.

Схемы с запчастями и валютой, со встречной поставкой видеотехники ему раскрыл Корольков. Они вкладывал часть украденных денег в оборот Солдатенко. Этот бизнес приносил баснословные барыши.

По словам Лосева они из десяти рублей делали пятьдесят. Но дядька Игорька намеренно ограничивал их участие каким-то своим соображениям.

Конечно, при определенных условиях, я мог бы добиться того, чтобы делу, связанному сегодняшним «разуванием» продавца чеков, дали ход.

Но скорее всего, Корольков отделался бы крупной взяткой или штрафом и я не сумел бы нанести Солдатенко значительный ущерб.

Теперь же я знал, что для бизнес Солдатенко представляет для него несоизмеримо большую ценность, чем просто кресло советского бюрократа. Пусть и высокопоставленного. То что мы имели было достаточным чтобы копать дальше и начать расшатывать ситуацию с Солдатенко.

Мы оставили Лосева в отделе, а сами поехали за пленками и припрятанным фотоаппаратом. Между мной и Костей возникала настоящая мужская дружба,которая возможна только в детстве и молодости.

Я был счастлив от того, что мог снова испытывать это великое чувство. Ближе к концу своей прошлой жизни я уже и забыл каково это — на пару со своими друзьями постоянно ввязываться в различные щекочущие нервы приключения.

Естественно, помимо различных совместных деяний мы с моими друзьями плотно общались между собой по ничем не ограниченному кругу вопросов.

Каждый из нас, совершенно не боясь попасть в состояние взаимной обиды, не стеснялся высказываться, нам было важно услышать личное мнение друга по любой из обсуждаемых тем.

Из прежнего опыта я знал, что в благостные годы процветания дружеских отношений человеку кажется, что дружба сохраниться в неизменном виде на протяжении всей жизни, что никогда ничто и никто не сможет принизить её или заставить разорвать их дружеские отношения.

Испытывая восторг от дружеского взаимопонимания, молодые люди всегда уверены, что даже в старости придут на помощь по первому же зову дружбана.

Это беззаботное время в молодости, перенасыщенное веселым общением, чувством локтя товарища и эмоциями имеет свойство незаметно для молодых людей проходить без шума и пафоса.

Мы подъехали на Дорогомиловскую и припарковались за пару домов от Березки а противоположной стороне. Уже стемнело.

На на московским темно-синем бархатном небосводе появились первые звезды и Луна. Я нашел взглядом Сириус. Все-таки огни столицы размывали это потрясающее зрелище. Небо здесь было не такое, как дома на море.

Улицы освещались электрическими фонарями, но в подворотнях было темно. Я заметил существенную разницу между Москвой восьмидесятых и Москвой две тысячи двадцатых. Сейчас не было той самой завораживающей красивой подсветки, что, впрочем, не делало город менее уютным.

Наша темная «заброшка», с осыпавшейся местами штукатуркой, молчаливо наблюдала своими забитыми досками окнами-глазницами за редкими прохожими.

Мы вошли во двор тем же путем что и ранее и вошли в подъезд.

Я остановил Костю, преградив ему путь рукой и приложил указательный палец к губам.

В здании кто-то присутствовал. Показалось, что я услышал, как где-то наверху потрескивает костер. Сквозняк принес слабый запах горящего дерева. Запахло дымком.

— Бомжи, что-ли в забрались? — на ухо мне шепнул Костя.

Пожав плечами я, как кошка, стал крадучись подниматься вверх по ступеням вглядываясь в темноту лестничной площадки.

Глаза привыкли к темноте и слабый свет с улицы пробивался сквозь щели. Его было достаточно, чтобы видеть перед собой.

Костя шел сзади. Поднявшись на второй этаж я заметил, что дверь квартиры, откуда я вел фотосъемку приоткрыта, а на стенах играют отблески огня.

Я рывком открыл дверь переживая, что кто-то устроил пожар и мой тайник с фотоаппаратом и главное пленками сгорит.

Но тут же понял, что мои опасения напрасны.

Это был небольшой костерок из паркета. Огонь горел в топке старой голландской печи с изразцами, которая стояла в углу одной из трех комнат квартиры.

Вероятно, раньше это помещение служило гостинной. Дым уходил вверх и всасывался сквозняком в канал ведущий в общий дымоходный стояк.

Перед этим импровизированным очагом, спиной к нам, сидел человек. Я видел только его худые плечи, одетые в старое потертое пальто с диагональными елочным узором и большую нечёсанную шевелюру на голове.

— Проходите, господа! Чувствуйте себя как дома. Вам здесь рады.

Произнес человек не оборачиваясь к нам.

— Охренел? — проревел у меня из-за спины Костя, — господа все в Париже! Ты тут сейчас всё спалишь к чертям собачьим! Туши давай! Или я сейчас пожарных вызову!

Он подался вперед. Но я опять его остановил рукой.

Мне показалось забавным это обращение и я хотел получше рассмотреть человека.

Будто читая мои мысли, он обернулся. Я увидел лицо заросшее бородой. Его волосы были длинными и спутанными из-за отсутствия ухода.

Засаленная черная борода скрывала небольшой рот с тонкими губами. Живые глаза бездомного за тусклыми линзами очков, видавших виду, светились интересом к нам и верой в лучшее будущее.

При этом его темная кожа была сухой и обветренной, что говорило о том, что он проводил много времени на улице и кроме прочего, скорее всего, употреблял денатурат. Если бы не очень глубокие морщины и мешки под глазами, то на вид ему можно было бы дать лет тридцать пять.

— Я видел, как вы поднимались в подъезд. Милости прошу. Не соблаговолят ли любезные судари разделить со мной скромную трапезу.

Только теперь я увидел стоящий перед ним на попах деревянный ящик из под тары с расстеленной на нем газетой.

На импровизированной скатерти стояла вскрытая консервная банка с килькой в томате.

Половина буханки черного хлеба, луковица и початая бутылка без этикетки, с какой-то сомнительной жидкостью внутри.

Он поймал мой взгляд, посмотрел на луковицу и продолжил:

— А это… Это, милостивый государь, от «Scabeim». От цинги. Знаете что это такое?

— Читали про пиратов, — раздраженно ответил Костя. Ему явно не нравился обитатель заброшки.

Человек кивнул. И расплылся в улыбке.

— Все верно. Цинга — это такая болезнь, возникающая при отсутствии в пище витаминов и сопровождающаяся общей слабостью, разрыхлением и кровоточивостью дёсен. Отсутствие витаминов приводит к нарушению синтеза коллагена, вследствие чего соединительная ткань теряет свою прочность. И зубки того — фьють! «Dente damnum». А как человеку прикажете без зубок питаться, а?

Он извлек из недр ящика замаранный граненый стакан и налил из бутыли.

— Угощайтесь, сударь — он протянул стакан. Я улыбнулся и