Тверской баскак. Том Четвертый - Дмитрий Анатолиевич Емельянов Страница 30

— Чего ты хочешь⁈

Ответ мой был прост.

— Всего лишь две встречи. Одну с Бурундаем, а другую с Боракчин-хатун.

Удивила моя просьба Турслана или нет, я тогда так и не понял. Он ничего не ответил и лишь через неделю прислал гонца со словами — собирайся, завтра с утра поедем на охоту.

И вот три дня езды по бескрайней степи, и мы добрались до кочевья Бурундая.

Сажусь вслед за Турсланом на ковер, и молодая круглолицая девушка подает нам в пиалах кумыс. Пьем молча. Хозяин юрты сосредоточенно смотрит куда-то вдаль, наслаждаясь маленькими глотками кислого молока. Я не большой любитель кумыса, но здесь в Орде уже привык пить его, не морщась.

Сидим так минут пять, а может и больше. Потом Бурундай все же решает начать беседу.

— Как добрался, Турслан? Все ли хорошо с тобой было в дороге?

Турслан также неспешно рассказывает о дороге, описывая в подробностях всякие мелочи. Говорит настолько долго, что я уже начинаю подумывать, а не замыслил ли, старый хрыч, меня попросту кинуть⁈

К счастью, его рассказ вдруг заканчивается словами.

— Вот привел к тебе фрязина, помнишь его⁈ Он был у меня переводчиком во время зимнего похода на Русь. Очень любопытный человек, советую тебе его выслушать.

Бурундай никак не отреагировал на эти слова, продолжая сидеть с видом человека, полностью погруженного в себя. Меня уже вновь начали посещать сомнения, а не зря ли я тащился к черту на рога и мучился со строптивой кобылой, как вдруг Бурундай вскинул на меня свои узкие как прорези бойниц глаза.

— Ну, говори, коли пришел!

От неожиданности аж теряюсь. Несколько секунд под прицелом его глаз борюсь с собственными нервами, но все же справляюсь и начинаю говорить с тем же киятским акцентом, что и хозяин юрты.

— Ты великий полководец, Бурундай, — начинаю с доброй порции качественной лести, — я знаю это не с чужих слов, я видел твои подвиги своими глазами. Ты мог бы встать в один ряд даже с Великим Субудаем! Да что там рядом, ты мог бы превзойти его! Ведь он не исполнил волю Чингисхана, не дошел до последнего моря, а ты еще можешь!

В холодных нацеленных на меня глазах вспыхнула искра интереса, и прервавшись, я заставляю хозяина озвучить его.

Держу паузу, пока в наступившей тишине не прозвучал вопрос Бурундая.

— О чем ты говоришь, чужеземец⁈ — Не дождавшись моего ответа, он добавил с горькой усмешкой. — Наследники Чингиса не стремятся больше к великим походам, они предпочитают резать друг друга в борьбе за власть!

Мысль довольно крамольная, и наверное, никто кроме Бурундая не посмел бы высказать ее вслух. По мне так это великое благо, что чингизиды грызутся между собой, а не жгут города и не топят в крови другие страны и народы. Правда, я приехал к этому старому полководцу, чтобы нарушить эту тенденцию.

Склонив голову, соглашаюсь со словами Бурундая и тут же добавляю, не давая ему остыть.

— Это так, только сейчас такому великому полководцу как Бурундай не нужны сотни тысяч воинов для похода к последнему морю. Ему хватит трех, а может даже двух туменов.

Теперь уже в глазах хозяина появилась ледяная жесткость, требующая пояснений, и я продолжаю.

— Когда монгольское войско под звездой Батыя шло на запад, не было на поле боя силы, способной его остановить, но были каменные стены городов, на которых гибло много доблестных воинов, а войско теряло драгоценное время.

Кивок Бурундая подтвердил мои слова.

— Да, мы брали много городов, но с каждым из них таяла наша сила!

Держу паузу, словно бы стараясь закрепить в головах эту фразу, а потом говорю.

— Я могу это изменить! Если ты решишь исполнить завет Чингисхана и пойти к последнему морю, то я могу дать тебе силу, крушащую городские стены как яичную скорлупу.

После этого вновь повисла тишина, и по тому, что Бурундай не задает вопросов, типа что за сила, откуда возьмешь, я делаю вывод, что этот человек осведомлен гораздо лучше, чем хочет казаться. Прикидываясь эдаким провинциальным увальнем, который лишь медитирует у очага да пересчитывает своих баранов и лошадей, он на самом деле в курсе всех событий: и поражения Неврюя, и всего того, что происходило в столице, и даже того что было подарено хану. Не удивлюсь, что он знает и о нападении на мой караван, и о том, как громко там отметились громобои.

Тишина держится довольно долго, а потом рот Бурундая кривится в усмешке.

— К сожалению, не я решаю, когда и куда идти монгольскому войску.

Эта усмешка и прозвучавшие искренние эмоции показали, что отношение хозяина ко мне чуть изменилось, и на какой-то краткий момент я даже уловил в нем жгучее желание вновь вскочить на коня и повести за собой непобедимые тумены.

Это уже серьезный сдвиг, и в ответ на него я могу сказать ему то, что в другой ситуации было бы невозможно.

— Да, сейчас ты не решаешь, — говорю с твердой убежденностью в голосе, — но очень скоро улус Джучи ждут большие перемены. — Лица обоих монголов мгновенно напряглись, но я продолжаю. — Если хозяин позволит, я буду откровенен и скажу то, что недоброжелателями может быть истолковано неверно, но я всего лишь хочу приоткрыть вам завесу будущего.

Вновь ни Бурундай, ни Турслан не спрашивают, откуда мне известно это будущее, они лишь думают о том — хотят ли они его знать. Этот момент еще раз подтверждает мне собственную догадку об осведомленности этих людей и говорит, что они оба пристально следили за моими успехами и достижениями.

Турслан бросил многозначительный взгляд на хозяина юрты, и тот после продолжительного молчания все же кивнул.

— Говори!

Я их понимаю, в монгольской державе говорить о жизни и смерти хана считается страшным преступлением. Пока хан жив, все должны думать, что его власть вечна, а я буду сейчас утверждать обратное.

— Не пройдет и двух лет, как хан Батый покинет этот мир. Его старший сын ненадолго переживет своего отца, и власть перейдет внуку Батыя Улагчи. — Бросаю жесткий взгляд на хозяина юрты и добавляю. — И вот тут уже тебе, Бурундай, решать. Куда повернут своих коней монгольские воины⁈ К последнему морю, как завещал Чингисхан, или на междоусобную бойню с Хубилаем, как того хочет Берке!