Русская война 1854. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов Страница 30

Мне тоже было чем заняться. Нам выделили пару складов на окраине, я показал, как построить причальные мачты, где именно снести, а где нарастить стены. И «Севастополь» получилось посадить на техобслуживание. Местные мальчишки после этого толпами окружили нашу стоянку. Уважительно держались на расстоянии, но стоило хоть о чем-то попросить, как готовы были передраться, чтобы помочь. Да что там мальчишки! Уважаемые городские жители, солдаты и офицеры — все по возможности старались прогуляться рядом, косясь на новинку имперской армии.

Я даже табличку приказал вбить.

Боевая станция «Севастополь», серия «Кит», модель 0021

Высота полета — 500 саженей, дальность полета — 1000 верст, грузоподъемность — совершенно секретно

Дальность поражения противника — совершенно секретно

Ребячество, но… Даже если информация уйдет к врагу, то я тут настолько соврал, что пользы никакой не будет. А людям интересно. После появления таблички гуляющих мимо господ стало еще больше. Они обсуждали написанное, особенно пункты про «совершенно секретно». Как оказалось, такой формулировки еще не применяли, и даже она вызывала оживленные дискуссии.

Впрочем, больше всего любили обсуждать наши тайные орудия. Так, одна дородная дама рассказывала, как в день прилета видела, что с «Севастополя» упали какие-то небольшие снаряды. Скорее всего, новомодные мины, о которых говорят в столице. Я сначала не понял, о чем она, а потом, как увидел красного словно рак Митьку, все стало на свои места. Минер…

Как бы там ни было, через три дня загрузка эскадры Новосильского была закончена — удивительно, но всего десятком кораблей мы разгребли весь завал, что накопился после осенней распутицы. Я уже готовился к старту, когда к границе нашей территории подошел одинокий молодой человек. Вытянутое лицо, хищный орлиный нос, на вид лет тридцать, не больше. Мундир? Инженера. Чин? Прапорщик.

— Добрый день, меня зовут Василий Фомич… Петрушевский! — молодой человек явно волновался. — Я служу на Невских береговых батареях, и мы с вами переписывались. Григорий Дмитриевич?

Он вытянулся, ожидая моего ответа, а я уже вспомнил, кто это меня нашел. Выпускник Михайловского артиллерийского училища, тот, кто вместе с Зининым занимался работами по нитроглицерину.

— Это я. Значит, Василий Фомич Петрушевский, очень приятно, — я еще раз оглядел молодого человека. — Если честно, не ожидал встретить вас в Ростове…

— А я тоже не ожидал, что тут окажусь! Но когда мы с Николаем Николаевичем Зининым получили ваше письмо, где вы рассказывали о способе стабилизации нитроглицерина и его свойствах так, словно видели своими глазами… А еще до нас дошли слухи о ваших успехах в отражении иностранного вторжения. Правда… — Петрушевский задрал голову. — Я не ожидал, что они окажутся настолько велики.

В общем, услышав про мое участие в отражение бомбардировки Севастополя, молодой человек решил, что такой офицер не станет писать глупости. Выбил себе отпуск и отправился в Крым. Дороги задержали путешествие, и в итоге Петрушевский потерял всякую надежду встретить меня в этом году. И тут до него добрались слухи про летающую станцию в Ростове. Он развернулся, чтобы успеть до нашего отлета, и ведь чуть не опоздал.

Все-таки хорошая оказалась идея с табличкой.

— Что ж, будем считать, удача на нашей стороне, — я махнул рукой в сторону «Севастополя». — Вам нужны мои идеи, мне нужны ваши умения, и нам всем нужен новый более мощный порох! Добро пожаловать на борт, дальше в Крым вы отправитесь вместе с нами.

— У меня есть груз. Я взял с собой кое-какие запасы, чтобы в случае чего нам было проще приступить к опытам, — Петрушевский сглотнул, а его взгляд все никак не мог оторваться от громады дирижабля.

— У вас есть полчаса, чтобы передать его на корабли. Только не забудьте дать инструкции по транспортировке, если они нужны. И жду вас тут!

Так в команде моих инженеров стало на одного больше. В полете Петрушевский рассказывал о своей жизни. Он успел поработать на Охтинском пороховом, Ижорском, Олонецком чугунолитейном, в Санкт-Петербургском арсенале — я слушал и с каждым словом все больше понимал, какое же сокровище смог заполучить. Его опыт перекрывал почти все вопросы, которые мне нужно было решить в ближайшем времени.

В училище Петрушевский занимался математикой у Остроградского, физикой у Ленца и химией у Гесса — какие фамилии. После начала войны и перевода на Невские батареи познакомился с Зининым. И как оказалось, помимо нитроглицерина молодой инженер уже работал над самооткатными орудиями и… Барабанная дробь! Он предложил использовать вышибные трубки в снарядах. Фактически — ударный взрыватель. Мне точно был нужен этот человек.

Полет прошел в интересных беседах, которые не прервал ни один вражеский корабль. Они словно держались на расстоянии, и в итоге на исходе второго дня пути мы довели наш груз до Севастополя. Почти двадцать тысяч тонн продуктов, пороха, снарядов, теплой одежды и угля для отопления. Теперь, что бы ни случилось дальше, город точно не будет голодать и мерзнуть, а новый этап войны мы встретим во всеоружии.

Отправив Новосильского отчитываться о походе, а Петрушевского обживать новую квартиру и готовиться к первому рабочему дню, я сам вместо отдыха заглянул в мастерские. Еще во время полета стало заметно, что после заморозков дороги стали свободнее, еще и мы их разгрузили — в общем, часть важных грузов в итоге смогла добраться до города. И я приметил, что множество новых тюков и коробок появилось и на территории ЛИСа.

— Как дела? — я поприветствовал Достоевского и Леера, которые продолжали жить на работе.

— Ракеты приехали, — порадовал меня Генрих Антонович. — Пятьсот малых на 2,5 дюйма и две сотни больших на 4,5.

— А еще мы котел улучшили, — не остался в стороне Михаил Михайлович. — Мы подумали, а чего вода из него просто так уходит, добавили змеевик, и теперь она собирается в отдельный бак внизу, а оттуда снова подается в котел. По идее, если доработать систему, то вода почти не