Андрей Архипов - Ветлужцы Страница 31

— Это самые мои большие и звонкие гусли. А гляньте, какая роспись! — расхваливал свой товар Одинец, обрадованный нечастыми посетителями его прилавка и озадаченный, что ими являются суровый ратник и маленький оборвыш. — Или сопели для сынка своего возьмите, а? А вот варганы! Не знаете, как играют? На… как тебя? Микулка? Держи концами к зубам, а губами придерживай! А теперь вдувай и выдувай воздух… Так! И пальцами язычок варгана щипай, ага. А рот свой по-разному разевай, звук меняться от этого будет… А вот гудки![60] Попробуйте смычком по ним поводить! Три струны всего, а какой звук! Это все из-за выдолбленной полости… А струны из конского волоса или жил не нравятся — так на шелковые заменю, это я разом. Купи, мил человек… Ох, прости, боярин, обмолвился.

— А металлических струн у тебя нет? Железных? — поинтересовался Иван, наблюдая, как Микулка терзает непонятный инструмент, пугая окружающих дребезжащими протяжными звуками.

— Нет, боярин, хоть и наслышан я, что толстые струны из железа витыми делают. Дорого они стоят, да и не видел тут никто такой диковинки.

— А ты сам инструменты свои изготавливаешь, так? — задумчиво поскреб себе бороду Иван. — И как продажа, идет?

— Сам, все сам! — торопливо закивал головой Одинец. — Издревле у нас в роду этим занимались. И продается хорошо, не жалуюсь…

— Как же, продает он, за три дня ничего не ушло, — вмешался стоящий по соседству рыжий торговец, к которому их привел Микулка, раздосадованный тем, что внимание покупателей направлено не на его товар.

— Цыть у меня! Встревать он будет! — пресек воевода его поползновения. — И до тебя очередь дойдет! Иван, надумал, что будешь покупать, или как?

— Погодь чуть, Трофим. — Внимание полусотника опять переключилось на продавца гуслей, и он вкрадчиво его переспросил: — Говоришь, хорошо продается? А если развалится что в руках?

— Отвечаю я за свой товар! И клей сам варю, и клепки сам ставлю! Все сам, от начала до конца. И не только по гуслям и сопелкам мастерство мое. Я и прялку могу собрать с выдумкой, да и любую тонкую работу по дереву исполняю…

— Охо-хо-хо! — натужно засмеялся рыжий продавец кузнечного инструмента. — Прялку… Ох! Нашел чем гордость свою тешить!

— А я колесо к ней приладил! И она сама прядет!

— Сама! Прядет! О-ха-ха! Кха… Ох! — Издевательский хохот рыжего был прерван звонкой оплеухой воеводы. — За что?

— Тебе было сказано: цыть! Или я для тебя пустое место?! — не на шутку рассердился Трофим.

— Прости, боярин, — побледнел тот. — Нечистый попутал, ведь сказки он глаголет…

— А это уж без тебя разберемся, — поддержал Иван соратника и обернулся к Одинцу: — Давай продолжай.

— Да что там… — стушевался тот и обиженно просипел: — Проживаю я тут недалече, и всякий меня на этом торгу найдет, если мой товар ему чем-нибудь не угодил! А то, что продается ни шатко ни валко… так я один живу, мне хватает.

— Вот как… — Иван просительно глянул на воеводу и опять обернулся к Одинцу: — А не пойдешь ли ты, мил человек, ко мне работать? Делать то, что умеешь, но по моим заказам? Точнее, в общину нашу, ветлужцы мы…

— Ветлужцы? Ваши лодьи надысь пришли? — озадаченно закрутил головой суздалец. — Слухи идут, что с булгарцами на Оке вы ратились…

— Да нет, повздорили немного — и все, — махнул рукой Иван и в очередной раз переспросил Одинца: — Ну так как? Есть у тебя условия какие-нибудь или держит тебя что здесь? Ночевать без тесноты будешь и в тепле, еда за счет общины… Правда, до весны побудешь со мной в другом месте, но условия у тебя там будут не хуже моих, обещаю.

— Хм… А монет за работу мою сколь положишь?

— Монет? Прибыток у нас на всех делится, по исполненной работе… Ты, конечно, можешь запросить себе какую-то плату, но тогда не обессудь, если заработок общины мимо тебя пройдет. Однако тебе такое в новинку будет, поэтому предложу тебе вначале по старине… Полторы гривны до весны тебе положим, а там сам решишь, будешь ли ты со всеми вместе или опять плату сходную потребуешь. Кормежка наша.

— Ну, весомая плата, — обхватил руками голову, что-то решая, Одинец. — А если мне еще куны понадобятся, дабы скотину завести, дадите? И какая реза[61] будет?

— Куны тебе община выдаст, если в ней состоять будешь, другим такое богопротивное дело не дозволяется, — хмыкнул Иван, переглянувшись с Трофимом. — Разве что воевода сам тебе монеты выделит… И резы не будет.

— Это как? А в чем подвох? — недоуменно воззрился на ветлужцев Одинец. — Неужто себя в заклад пускать? Ну уж нет, не заставите…

— Да нет, ряд заключишь на возврат — и все, — вступил на скользкий для себя путь ветлужский полусотник и на всякий случай переспросил: — Так, воевода? Пропишут только в нем, что если монетами не сумеешь отдать заем вовремя, то отработать на общину обяжешься до погашения долга. Но такая работа тоже оплачивается, и все в том ряде прописано подробно… А закупов у нас нет, имей в виду, если тебя это так гнетет. И холопов тоже — не любо нам человеком как вещью распоряжаться. И еще… Думаю, что и без займа тебе монет хватит, чтобы прожить в достатке. Все видали, как железные котлы наши расходятся? Вот эти монеты на общину и делиться будут…

— Ой, да разве по чести такой прибыток разделишь, — опять встрял рыжий торговец, покосившись сначала на воеводу. — Кто торгует, тот себе все в мошну и кладет…

— По себе меряешь, рыжий? — посмотрел тому в глаза Иван. — У нас и воевода в общине состоит, так что на свое житье средства от нее получает. А монеты с торговли на благо общества имеет право потратить на оружие для себя и воев, на хлебушек для всех ветлужцев… Короче говоря, на то, что может на пользу всем пойти, а вот на развлечения для себя не получится.

— А кто ему указ в таком случае будет? — изумился Одинец.

— Копное право у нас действует: община и спросит за сие непотребство. Ну как, пойдешь к нам или другого мастерового искать?

— А! — махнул рукой суздалец. — Была не была, помыслю я над этим…

— Мыслить уже поздно: завтра поутру уходим, — засмеялся Иван. — Говори тотчас или проспишь свое счастье! Ну?

— Да как это так сразу? — заволновался Одинец. — Такое разве решишь в одночасье?

— Такое только так и решается! Если лежит у тебя душа своим делом заниматься да еще и монеты с этого получать… Если не держит тебя ничто в городе, то почему бы и нет? Соседей попроси за домом присмотреть на тот случай, если вернешься потом, и все. А если сердце тут к кому-нибудь прикипело, так и того с собой бери, места хватит! Ну?

— А! Согласен я! — неожиданно решился Одинец, вызвав удивление и пересуды у окружающих. — По рукам!

— Ну и славно! — Одной рукой полусотник ударил по протянутой ладони суздальца, а другой достал из кармана несколько серебряных монет, передавая их Одинцу. — Вот, возьми себе на сборы, одежки теплой прикупи на зиму. Прокормить-то прокормим, а вот лишних вещей у нас нет. На рассвете ждем тебя у судов наших.

— А? — помедлил тот, удивленно смотря на монеты в своей руке. — Приду!

— А теперь, славные вои, не хотите ли глянуть, что есть у меня? — прохрипел рыжий торговец сиплым, придушенным голосом, раскладывая перед ними видавший виды кузнечный инструмент. — Коли нужда не заставила бы, ни в коем разе не стал продавать. Своими руками каждый делал…

— Ага, — синхронно кивнули ветлужцы, и воевода поманил пальцем из успевшей собраться вокруг них толпы Микулку. — Скажи-ка, малец, те холопы, про которых ты мне толковал… что за люди?

— Да… обычные, — озадаченно поскреб в вихрастой голове мальчишка.

— Как вот этот, рыжий?

— А! — наконец понял воеводу Микулка и засмеялся слегка щербатой улыбкой. — Да нет, не чета этому прощелыге! Кузнец так и вовсе меня подкармливал, как мамка моя померла…

— Слушай, Иван… — обернулся Трофим к своему полусотнику. — Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! Мыслю, что мастеровых тех выкупить можно со всеми потрохами и этими… клещами. Как тебе такое? Николаю без помощи никак… Да и плотников наших на починку тех же насадов не хватило.

— Ха! А ведь мысль дельная. Я-то и подумать даже не мог, что население наше прирастать таким образом может! — присвистнул Иван и нагнулся к уху мальца: — А ну— ка, Микулка, веди нас прямиком в Кидекшу… Или тебе туда нельзя?

— Да ничо, я спрячусь в зарослях и вас подожду…

— Ну-ну… А ты, рыжий, не вздумай что из их товара продать, понял? — Положенная на оголовье меча рука полусотника заставила торговца затрясти изо всех сил своей окладистой бородой. Развернувшись, Иван стал прокладывать себе путь через разросшуюся около них толпу в сторону села, старательно придерживая рукой карман с позвякивающими там монетками. Выбравшись на торный путь, он обреченно вздохнул и склонился к воеводе: — Слушай, Трофим, будешь на реке Воронеж — поспрашивай у беловежцев, есть ли у них выход на каких-нибудь замиренных половцев, а?