Олег Шушаков - Зимняя война Страница 31

Пехотинцы в ответ на это только ухмылялись. Да, пехота включилась в процедуру лишь тридцатого ноября. И поднялась из окопов после окончания артобстрела и бомбового удара. Зато первой ступила на вражескую землю! Сапогами! И этот аргумент крыть было уже нечем. Ни морякам, ни летчикам.

В отличие от пограничников. Которые точно знали, что раньше всех в схватку с озверевшим врагом вступили погранвойска НКВД.

И не потому, что все последние годы на советско-финской границе ни на день не прекращались провокации и погибали бойцы и командиры в зеленых фуражках. И даже не потому, что резервный взвод Майнильской погранзаставы еще до начала артподготовки снял часовых и захватил мост через реку Сестру. И прошелся по нему своими сапогами. На полчаса раньше, чем пехота.

А потому, что первый выстрел в этой войне сделали бойцы шестого пограничного полка НКВД. Из восьмидесяти двух миллиметрового миномета. Еще двадцать шестого ноября. Хотя об этом никто и не знал. Кроме тех, кому положено. В связи, с чем пограничники о своем первенстве и помалкивали. И это было к лучшему. Хотя бы потому, что выпущенные ими мины разорвались на советской территории.

Впрочем, в Рабоче-Крестьянской Красной Армии имелся род войск, представители которого были вне конкуренции в вопросе о том, кто же на самом деле нанес первый удар по врагу, первым ступил на финскую землю и сделал первый выстрел.

Этот, самый молодой в Красной Армии, род войск был создан три месяца назад, когда в соответствии с Приказом наркома обороны СССР номер ноль триста двадцать девять было сформировано Управление воздушно-десантных войск РККА.

Товарищ Сталин очень высоко оценил результаты Харбинской воздушно-десантной операции, убедительно доказавшей, что десант (парашютный и посадочный) способен самостоятельно захватывать и удерживать важные рубежи во вражеском тылу, а не только совершать диверсии на коммуникациях и оказывать содействие наземным войскам в окружении и уничтожении противника, как это считалось раньше.

Начальником ВДВ был назначен Герой Советского Союза комбриг Затевахин, командир прославившейся в боях на реке Халхин-Гол и в Китае двести двенадцатой дважды Краснознаменной отдельной воздушно-десантной бригады…

К середине ноября в Ленинградском военном округе были сосредоточены все семь имевшихся в Красной Армии воздушно-десантных бригад, а также сформировано два корпусных управления, которые вошли в состав Тринадцатой армии.

В первый воздушно-десантный корпус комбрига Безуглого была включена двести первая отдельная воздушно-десантная бригада имени С.М.Кирова, дислоцирующаяся в Пушкине. А также двести четвертая и двести четырнадцатая отдельные воздушно-десантные бригады, спешно переброшенные туда же из Киевского и Белорусского военных округов. Во второй корпус под командованием полковника Левашова вошли прибывшие с Дальнего Востока двести вторая, двести одиннадцатая и двести двенадцатая дважды Краснознаменная отдельные воздушно-десантные бригады.

Двухсотая отдельная ордена Ленина воздушно-десантная бригада особого назначения имени Я.Д.Мошковского так и осталась отдельной. Особого назначения.

В ноль часов ноль минут тридцатого ноября с Пулковского аэродрома один за другим в ночное небо поднялись двадцать четыре тяжелых бомбардировщика ТБ-3 с первым парашютно-десантным батальоном двести первой отдельной воздушно-десантной бригады имени С.М.Кирова на борту. Поднялись, построились на кругу и двинулись на северо-восток. К Ладожскому озеру.

Полтора часа спустя, в десяти километрах южнее Кякисалми, ТБ повернули на запад. А когда вышли к озеру Вуокса, взяли курс на юг и снизились до пятисот метров. Перестроившись из пеленга в колонну и увеличив дистанцию до полукилометра.

Штурман головного самолета высунулся из своей кабины и поднял белый флажок. И по цепочке десантников, теснящихся в чреве бомбардировщика, полетела команда «Приготовиться!».

Командир первого тяжелобомбардировочного авиаполка полковник Филиппов, лично возглавивший первый боевой вылет своего полка, поморгал габаритными огнями. И выключил их нафиг. А потом распахнул бомболюки…

В каждом бомбардировщике находился один взвод. Тридцать парашютистов в узком не приспособленном для транспортировки десанта фюзеляже. С основным (на спине) и запасным (на животе) парашютами. С самозарядной винтовкой на левом плече, стволом вниз. И малой саперной лопатой на боку в унифицированном чехле (с двумя ручными гранатами в кармашках), черенком вверх. С двумя патронными сумками (с патронами и взрывчаткой), продуктовой сумкой, фляжкой и боевым ножом на поясе. И подсумком для магазинов СВТ. Там же. У пулеметчиков винтовок не было. Они прыгали со своими дегтяревыми. И пистолетами ТТ (в качестве личного оружия).

Одним словом, повернуться в фюзеляже было трудновато. И выбираться наружу тоже. Впрочем, все действия десантников были неоднократно отработаны во время массовых прыжков в ходе многочисленных маневров и воздушных праздников. Так что на выброску взводу требовалось лишь семь секунд.

Проще всего было занять правую плоскость - туда вел люк из грузовой кабины. На левое крыло можно было вылезти из пилотской. По два человека встало у раскрытых бомболюков. А у посадочной дверки экипажа построились те, кто находился в рубке радиста и грузовом отсеке. Самым трудным был выход через пулеметные турели. Поэтому для турельного десантирования были назначены самые опытные. Самые сильные и ловкие. На лидере - комвзвода и штабные. Имевшие знак инструктора-парашютиста с трехзначными накладками. А на остальных самолетах - младший комсостав. Отделкомы и замки. Имевшие такие же знаки.

Выпускающий (на лидере - комбат, а на других машинах - командиры рот или взводов) высунулся из носовой турели по пояс и поднял вверх флажок.

И махнул им, отрепетовав сигнал штурмана.

Вперед! За Сталина!! За ВКП(б)! Вашу мать!

А потом, когда самолет покинули все, кому это было положено, выкинулся сам. Туда же. В ночную тьму. На вражескую землю. Которой пришло время перестать ей быть. В смысле, перестать быть вражеской. И стать советской! Насовсем…

Командир первого парашютно-десантного батальона двести первой отдельной воздушно-десантной бригады имени С.М.Кирова капитан Старчак был мастером парашютного спорта и имел на своем счету более восьмисот прыжков. Разной сложности. Вплоть до невозможной. В том числе, методом срыва с предельно малых (менее ста метров!) высот. Выполнял затяжные прыжки. Прыгал из самолета, выполняющего фигуры высшего пилотажа. На вираже, во время штопора, при выполнении бочки.

До того как перевестись в авиацию Иван Старчак был пограничником. Командовал взводом конной разведки на Дальнем Востоке. А после окончания Второй школы военных лётчиков и летнабов в Оренбурге и Курсов усовершенствования командного состава по классу штурманов тяжелой бомбардировочной авиации служил в ОКДВА. Был начальником парашютно-десантной службы бомбардировочной эскадрильи. И раз и навсегда пристрастился к прыжкам с парашютом.

В тридцать шестом году, когда в составе ВВС началось формирование отдельных авиационных бригад особого назначения, старший лейтенант Старчак был переведен в отдельную авиабригаду ОСНАЗ имени С.М.Кирова Ленинградского военного округа и назначен командиром парашютно-десантной роты.

А теперь командует батальоном. Той же бригады. Сменившей наименование, но по-прежнему оставшейся бригадой особого назначения. По боевому духу. И выучке…

Эта война для Ивана Старчака была не первой.

В годы Гражданской он сражался с белоказачьими бандами Колчака и Семенова. А после ее окончания, еще десять лет отбивал вылазки этого отребья из-за границы…

Задача у батальона была проста. Захватить мосты через реку Вуоксен-вирта у станции Кивиниеми (железнодорожный и автомобильный). И удерживать их до подхода тридцать пятой легкотанковой бригады и двадцать четвертой Самаро-Ульяновской Железной Краснознаменной стрелковой дивизии.

Мосты Старчак взял. Под утро. После пятнадцатикилометрового марш-броска по бурелому, болотам и снежной целине. И немного по хорошей дороге. Для разнообразия.

Огромная деревня (сотня домов на одной только северной стороне, в том числе более десятка двухэтажных каменных зданий - сельская управа, полицейское отделение, два банка, почта, гостиница, больница, школа, конторы и магазины) будто вымерла. Даже собаки не лаяли.

Все гражданское население из Кивиниеми (как и из остальных населенных пунктов в районе линии Маннергейма) было эвакуировано. Еще в начале октября.

На берегу протоки, у мостов, белофинны построили три долговременных железобетонных и до десяти деревоземляных огневых точек фронтального огня. Которые тоже были пусты. Поскольку ничего не подозревающий гарнизон (рота егерей, зенитная батарея и отряд шюцкора) изволил почивать. В теплых кроватках. В своих казармах. То бишь, в опустевших административных зданиях, превращенных в таковые. А караульная служба (по случаю мирного времени и отдаленности от границы, а, самое главное, из-за недостаточного опыта недавно мобилизованных запасников) была оставлена безобразно. За что финны и поплатились. Жестоко. Как оно и положено.