Сергей Шкенев - Заградотряд Его Величества. "Развалинами Лондона удовлетворен!" Страница 31

- Спрашивайте, сэр!

- Обращайся ко мне - господин сержант.

- Так точно, сэр!

- Тьфу ты...

Готовность англичанина к разговору сержанта Черкасского радовала. Сейчас, когда противник наконец-то остановил свою самоубийственную атаку, появилось время для задушевной беседы, и не хотелось портить его банальным ускоренным допросом. А кого ещё сподручнее взять за душу и встряхнуть её хорошенько, как не предрасположенного к ответом пленного?

- Так что ты говорил насчёт секретных пушек, дружок?

Энсин опасливо покосился на сидевшего чуть в стороне человека, по виду явного командира этих страшных русских. Именно своей молчаливостью и полным равнодушием офицер внушал страх - вроде не произнёс ни одного слова, только смотрит брезгливо и отстранённо, а нарастающая паника сама помогает выталкивать из пересохшей глотки торопливые фразы:

- Да, господин сержант, я видел эти пушки.

Через полчаса лейтенант Самохин собрал младших командиров в своей палатке, изрядно пострадавшей, но ещё пригодной для совещания. Полотняная крыша в нескольких местах посечена осколками, но так даже лучше - больше света, и не нужно зажигать лампу.

- Итак, господа, какие будут предложения?

Собственно, командиров немного - два сержанта от егерей да один казачий урядник. Всё, на этом список начальствующего состава заградительного отряда исчерпан. Государь-император Павел Петрович вообще старается избавиться от порочной практики прошлых царствований, когда на трёх солдат приходилось два офицера и четыре генерала. Причём большая часть и тех и других предпочитала нести службу как можно дальше от линии непосредственного соприкосновения с неприятельскими войсками.

Экономия, опять же. Жалование младшего командира куда как меньше офицерского, и при значительном сокращении казённых расходов государство оставило мощнейший стимул к карьерному росту. Не у всех кошелёк регулярно пополняется арендной платой с наследственных земель, как вот у князя Черкасского... Кстати, именно он и пожелал высказаться первым.

- Пожалуйста, Матвей Дмитриевич.

- Спасибо, Фёдор Саввич. - сержант встал, хотя новый Устав позволял не делать этого в боевой обстановке. - Господа, опрос пленных показал, что нам противостоят части, больше похожие не на армию, а на какой-то блядский цирк. Ряженые комедианты, опоённые дурманом и идущие на убой с покорностью баранов. И вообще я считаю, что посылая против нас переодетых в мундиры баб, англичане нанесли тем самым тяжкое оскорбление и выказали пренебрежение нашему мужеству.

- Это всё так, - согласился Самохин. - Но я просил выводы, а не простое перечисление фактов. Они у вас есть?

- Есть, - с готовностью подтвердил Черкасский. - По нашему отряду, то есть по Бобруйскому полку французской армии, нанесён отвлекающий удар. Противник надеется, что генерал-майор Тучков пойдёт на выручку, и тогда они атакуют растянутые по дороге колонны на марше. Мне, во всяком случае, так кажется.

- Пленный энсин ничего такого не говорил.

- Да, не говорил. Зато рассказал, как полковник Уотсон планировал отпраздновать свои именины, и рассылал курьеров с приглашениями. Я отметил на карте расположение адресатов посланий полковника, и...

Лейтенант покачал головой. Действительно, значки на карте сержанта Черкасского явно указывали не только размещение английских частей, но и направление их будущего наступления. Слишком всё характерно и узнаваемо, в полном соответствии с канонами традиционной военной науки.

Мысль позабавила. В русской армии за слепое следование таким традициям легко можно загреметь под трибунал. Военное искусство не стоит на месте, и то, что сто лет назад казалось верхом совершенства и верным шагом к победе, сейчас вполне приведёт к сокрушительному поражению. Да что далеко холить, взять хотя бы сегодняшнюю английскую атаку! По плотному строю трудно промахнуться даже слепому и пьяному. Правда, с английскими ружьями иначе воевать и не получится. И слава богу!

Меж тем Черкасский продолжил:

- Меня больше беспокоят пушки.

- Гаубицы.

- Ага, пушки, именуемые гаубицами...

Сержант Салихов кивнул и поддакнул:

- Матвей дело говорит.

- Дело? - ненатурально удивился Самохин. - Я пока слышу только обеспокоенность, но не предложения.

- Да какие тут могут быть предложения? - а вот Черкасский удивился на полном серьёзе. - Заберём пушки себе, да как ё... в смысле... хм... сами стрелять будем.

- По кому?

- По всем! Кто не спрятался, я не виноват!

- Похвальная жизненная позиция.

С высоты своих лет Самохин мог иронизировать по поводу энтузиазма едва разменявшего третий десяток сержанта. Мог, но не стал, потому что предложение сержанта полностью соответствовало характеру самого Фёдора Саввича. Забрать у противника пушки? Да, это вполне по-крестьянски, рачительно и хозяйственно. А что до возможного риска... так от судьбы не уйдёшь даже став "его благородием". Офицеру, кстати, сам бог велел рисковать. Или, во всяком случае, временно замещающий обязанности Господа-бога Устав. Благородное это дело...

Казачий урядник сразу прочитал отразившиеся на лице командира заградительного отряда мысли, и попросил:

- Дозволите нам исполнить захват, Фёдор Саввич?

- Я сам поведу охотников, - отмахнулся Самохин. - Твои орлы, Василь Прокопьич, в артиллерии ни ухом ни рылом.

- Как будто остальные в ней хоть чего-нибудь понимают.

Недовольство урядника понять легко - казна за сданные трофеи платит хоть и немного но исправно, а если английские гаубицы на самом деле такие секретные, то за них кроме денег орден какой перепасть может. А это тоже доход в виде небольшого пожизненного пенсиона. Мелочь, а приятно! Только достанется та мелочь исключительно непосредственным участникам захвата. И командиру отряда, разумеется.

Князь Черкасский тоже возмущался, но не командирским словам, а сомнениям Василия Прокопьевича. Для того ли егеря по восемь месяцев в году уродуются на учениях и маневрах, чтобы какой-то старый хрыч упрекал их в незнании чего-либо? Настоящий егерь умеет всё, и невозможное делает сразу! Чудо же требует некоторой подготовки.

Но вслух он сказал совсем другое:

- Вам, Фёдор Саввич, общее руководство полком оставлять никак нельзя. Где это видано, чтобы старшие командиры самолично в вылазках участвовали? Непорядок... на такое только красногвардейцы из дивизии генерала Тучкова способны.

Сказал и спохватился. Красная Гвардия являлась для всей армии не только примером для подражания, но и объектом негласного состязания. Такого состязания, в коем никто и никогда не признается, но которое существует, ширится и процветает. Теперь Фёдора Саввича на месте не удержать.

- Вы, Матвей Дмитриевич, не преувеличивайте. Во-первых, я вовсе не старший командир, а во-вторых, от всего Бобруйского полка осталось тридцать четыре человека, так что с командованием справится простой сержант. А если тот сержант с княжеским титулом, то тем более.

- Причём здесь титул? - обиделся Черкасский. - Его Императорское Величество Павел Петрович всегда говорит, что происхождение лишь обязывает служить, но не даёт в службе никаких преимуществ. Ваши намёки на моё привилегированное положение оскорбительны, Фёдор Саввич. Я обучался в Рязанском егерском училище на общих основаниях, следуя велению души, и моя семья не позволяла себе вмешиваться ни в сам процесс обучения, ни в распределение в полк после него.

- Не хотел вас обидеть, Матвей Дмитриевич, - заметил Самохин, но увидев, что князь продолжает обижаться, добавил в голос тёплые интонации. - Твою мать, Матвей... прекращай мне тут рожи корчить, и без этого тошно!

- Так я же для пользы дела возражаю, - пошёл на попятную Черкасский. - Вы, Фёдор Саввич, с больной ногой можете не в полной мере... ну и прочее. Там же будут нужны быстрота и натиск, а у вас...

- Не больная, а раненая, - лейтенант не любил, когда ему указывали на полученное в прошлой войне ранение, лишь стараниями хирургов не приведшее к увечью. - Но ход ваших мыслей мне понятен. Только вот с казаками всё же придётся поделиться малой толикой славы. Мы в армии, а не в партизанском отряде.

Урядник вздохнул. Войну он начинал как раз в партизанах под началом самого Михаила Касьяновича Нечихаева, и не видел в этот никакого умаления достоинства. Наоборот, действия в тылу врага приносили неплохую прибыль, что полностью соответствовало представлениям Василия Прокопьевича о настоящей войне. Меньше рубля в день настоящему русскому патриоту зарабатывать неприлично, а капитан Нечихаев позволял доводить степень любви к Родине до трёшницы. Славное было времечко!

- Я готов, Фёдор Саввич! - в глазах урядника так и светилась жажда подвига. - Возьму половину своих, и как...

- Харя не треснет? - мрачности князя Черкасского смог бы позавидовать любой гробовщик. - И вообще это моя идея.

- Я разве возражаю? - вскинулся Василь Прокопьич. - Пойдём вдвоём. Возьмём два отделения егерей, да моих казаков десятка два. Этого хватит?