Орсон Кард - Искупление Христофора Колумба Страница 31

– Но он не португалец и поэтому не может на это рассчитывать, – заметила дона Мониц. – Почему он никак не успокоится? Ему совсем неплохо живется с моей дочерью, и он бы жил еще лучше, если бы просто побольше обращал на нее внимания.

В ответ старый моряк только рассмеялся.

– Если в душу мужика запало море, то что может предложить ему взамен женщина? Что значит для него ребенок? Ветер – вот его женщина, а птицы – его дети. Зачем вы удерживаете его на этих островах? Он постоянно окружен морем, а плавать по нему все равно не может. Он генуэзец, и поэтому ему никогда не позволят отправиться в еще неизведанные воды африканского побережья. Но почему бы не дать ему возможность – нет, помочь ему – отправиться с купеческими судами в другие места?

– Я вижу, вам действительно понравился этот седовласый мужчина, при котором моя дочь чувствует себя вдовой.

– Вдовой? Ну, может быть, лишь наполовину вдовой? В мире есть три типа мужчин: живые, мертвые и моряки. Уж вы-то должны это знать: ваш муж был одним из нас.

– Но он отказался от моря и остался дома.

– И умер, – сказал капитан с безжалостной прямотой. – У вашей Фелипы есть сын, верно? Так пусть она отпустит мужа, чтобы он нажил состояние, которое, а один прекрасный день, он оставит вашему внуку. Вы просто медленно убиваете его, удерживая здесь.

Вот почему после двух лет пребывания на Мадейре дона Мониц неожиданно заявила, что, по ее мнению, настало время вернуться в Лиссабон. Колумб упаковал карты и книги тестя, и стал энергично готовиться к отъезду. При этом он понимал, что Фелипе такая перемена не сулит никаких надежд. Путешествие в Порто-Санто было для нее мучительным, несмотря на то что в то время она ждала столь многого от своего брака. Теперь она не ждала ребенка и отчаялась найти счастье с Колумбом. Все это усугублялось еще и тем, что, чем больше он отдалялся от нее, тем сильнее, пусть и безнадежно, она любила его. Она слышала, как он разговаривает с другими мужчинами, и находила его голос, страстность, звучавшую в нем, его манеру речи завораживающими. Она смотрела, как он сидит, погруженный в чтение книг, которые она едва ли могла понять, и восхищалась его блестящим умом. Он писал что-то на полях книг, он осмеливался добавлять свои слова к словам древних! Он жил в мире, куда она никогда не сможет проникнуть, и тем не менее, она мечтала об этом. Возьми меня с собой, в эти непонятные мне места, беззвучно молила она его. Но в молчании, служившем ей ответом, не было такого страстного стремления, а если и было, то оно не относилось ни к ней, ни к маленькому Диего. Поэтому она знала, что возвращение в Лиссабон ничего не изменит в их отношениях. Она никогда не сможет пробудить нежность в его душе. У нее есть его ребенок, но чем сильнее она жаждала общества мужа, чем больше она тянулась к нему, тем настойчивее он отталкивал ее; однако, если бы она не делала этого, он вообще забыл бы о ее существовании. Она отчетливо понимала, что никакие усилия с ее стороны не принесут ей счастья.

Колумб видел, что творится в ее душе. Он был не настолько слеп, как она думала. У него просто не было времени, чтобы сделать ее счастливой. Если бы она могла довольствоваться тем, что он делит с ней ложе и проводит с ней время, когда устает от своих занятий, тогда, возможно, он и смог бы дать ей что-то. Но она требовала куда больше: чтобы он интересовался и даже восхищался каждой милой и забавной проделкой этого непонятного Диего! Чтобы он проявлял интерес к женским пересудам, восхищался ее рукоделием, чтобы он обратил внимание на ткань, выбранную ею для нового платья, чтобы он отчитал слугу, ставшего ленивым и дерзким. Он знал, что если бы он проявил интерес к подобным вещам, она была бы счастлива, но тогда она стала бы еще больше приставать к нему со всей этой чепухой, чтобы отвлечь его от занятий. А у него просто не было на это времени. Поэтому он еще больше отдалился от нее, не желая причинять ей боли, и все же причиняя ее. И все это потому, что он должен был отыскать способ, как выполнить волю Господа.

Во время путешествия обратно в Португалию Фелипа не так сильно страдала от морской болезни, но тем не менее не вставала с постели, безучастно глядя на стены своей крохотной каюты. От этой сердечной боли ей уже не избавиться никогда. Даже в Лиссабоне, где, как надеялась дона Мониц, старые друзья поднимут ей настроение, Фелипа лишь изредка соглашалась выйти куда-либо. Вместо этого она посвятила себя маленькому Диего, а все свободное время бесцельно бродила по дому. Когда Колумб отсутствовал, находясь по делам в городе или отправившись в путешествие, она ходила по комнатам, как будто надеялась найти его; а когда он был дома, она никак не могла собраться с духом и заговорить с ним. Иногда он вежливо выслушивал ее, а порой резко просил оставить его в покое, чтобы не отвлекать от работы. Но каждый раз результат был один и тот же: Фелипа бросалась на кровать и плакала, потому что понимала, что она совсем не является частью его жизни и не знает, как исправить это. И несмотря на это она все отчаяннее любила его, и все больше верила, что в ней есть какой-то недостаток, мешающий мужу полюбить ее.

Самым мучительным для нее было ходить вместе с мужем на концерты, к мессе или на обед при дворе, потому что она знала, что в аристократических домах Лиссабона его принимают лишь потому, что он женат на ней, и поэтому в подобных случаях она ему нужна. Им обоим приходилось вести себя как муж и жена, и она все время едва удерживалась от того, чтобы не разрыдаться и не крикнуть всем и каждому, что ее муж не любит ее, что он спит с ней, может быть, раз в неделю, или в две, и даже в этих случаях остается холоден. Если бы она хоть однажды позволила себе такое, то изумилась бы, узнав, что остальные женщины удивлены не характером ее взаимоотношений с мужем, а тем, что она находит в этом нечто необычное. У большинства из них были именно такие отношения с мужьями. Женщины и мужчины живут в разных мирах, они встречаются только в постели, чтобы произвести на свет наследников, или на светских приемах, чтобы укрепить положение друг друга в обществе. Почему это так ее волнует? Почему она не может вести такую же жизнь, как и они, приятную, беззаботную жизнь среди других женщин, время от времени баловать детей, всегда рассчитывая, что слуги позаботятся о том, чтобы жизнь их катилась гладко, как по наезженной колее.

Ответ, конечно, заключался в том, что ни один из их мужей не был хотя бы отдаленно похож на Кристовао. Ни у одного из них не пылал в груди такой огонь. Ни у кого из них в сердце не таилась такая всепоглощающая страсть, притягивающая женщину, тонущую в этой бездонной пучине, так и не утолив своей жажды, так и не получив ничего в ответ.

А сам Колумб видел, как годы их совместной жизни старят Фелипу, как опустились уголки ее рта, и на лице застыла маска холодной неудовлетворенности. Видел, как она проводит все больше времени в постели, жалуясь на непонятные болезни и понимая, что он каким-то образом является причиной этого. Это он заставляет ее страдать, но он не в силах что-либо изменить, если хочет выполнить главное дело своей жизни.

Почти сразу же после возвращения в Лиссабон Колумб нашел книгу, которую искал. Труд по географии некоего арабского автора по имени Альфрагано был переведен на латинский язык, и Колумб обнаружил, что с ее помощью он сможет сократить те последние 60 градусов до вполне приемлемого для его путешествия расстояния. Если предположить, что расчеты Альфрагано были выполнены в римских милях, то тогда расстояние в 60 градусов между Канарами и Чипангу составит всего две тысячи морских миль в тех широтах, где он будет плыть. При благоприятных ветрах, которые наверняка обеспечит ему Господь, путешествие можно будет проделать всего за восемь дней, самое большее – за две недели.

Теперь в его распоряжении были доказательства в тех выражениях и значениях, которые ученые должны понять. Он предстанет перед ними не с пустыми руками, и не с одной только верой в то видение, о котором ему запретили рассказывать. Теперь на его стороне древние ученые, и неважно, что один из них был мусульманином; он сможет выстроить цепочку доказательств необходимости своей экспедиции.

Наконец-то его женитьба на Фелипе принесла свои плоды. Он использовал многочисленные знакомства и получил возможность представить свои идеи при дворе. Кристофоро смело стоял перед королем Жуаном, зная, что Бог позаботится о том, чтобы тот был к нему благосклонен, и внушит ему, что по Его воле он должен снарядить экспедицию во главе с Колумбом. Он разложил перед присутствующими карты со всеми расчетами, доказывающими, что Чипангу находится в пределах досягаемости, а Катей – на небольшом расстоянии от него. Король и ученые слушали. Они задавали вопросы. Они вспоминали древних мудрецов, взгляды которых противоречили мнению Колумба относительно размеров Земли и соотношения суши и воды, а Колумб терпеливо и уверенно отвечал им.