Анатолий Лернер - Город двух лун Страница 31

— Ну что ж, — усмехнулся Аркадий, — вы мало, чем отличаетесь от напёрсточника. Уличный развод.

— Повторяю, ваши полмиллиона долларов лежат в багажнике. Вы можете выйти сейчас и убедиться, что мы их действительно перехватили у злоумышленника. — Генерал жестом приглашает Аркадия проверить.

Аркадий выходит из машины, открывает багажник. В нём он видит свою дорожную сумку. Открывает, и в багажник выпадает раскрытая им пачка долларов. Аркадий бросает её обратно, закрывает сумку и захлопывает багажник.

— Подстава! Всё подстава! — он с бешенством врывается в машину.

— Генерал! А вы бесчестный человек!

— Это вызов?

— Вы знали всё с самого начала.

— Конечно, — кивает головой генерал. — Это моя личная операция. Запереть тебя со всех сторон и направить по нужному мне направлению. Я давно охочусь за сокровищами старика Хазаринова. И все, кто оказывается рядом с ним, даже случайно как ты, — генерал ткнул пальцем в грудь Аркадия, — автоматически оказываются в поле моего внимания. Ты в мои планы не входил! Рядом с внучкой Хранителя уже несколько лет крутится мой человек. А ты возьми её, да и трахни!

Аркадий вспыхнул и попытался вскочить.

— Сядь, — больно схватил его за руку генерал. — Вижу, запала тебе на душу девка. Любишь её?

— Люблю.

— Вот и правильно, что я тебя с годик в тюрьме попридержал. За прыть такую. Как в тюрьме, не сыро?

— Нормально…

— Нормально? Да ты не знаешь, что такое тюрьма! Я лично распорядился, чтобы никто тебя не обидел. А дал бы другой приказ… можешь не сомневаться. На тюрьме насильников не любят. Сами могут применить насилие.

— Зачем вы меня вытащили, генерал?

— Чтобы ты помог мне. Старик уходит, угасает старик. Говорит, до Пасхи не доживёт. Ты с ним успел пообщаться. Как впечатление?

— Хазаринов? Могучий дед!

— Что, даже не испугался, когда он к тебе с кинжалом в камеру ворвался? — Расхохотался генерал. — А я его помню ещё в силе и могуществе, звонаря этого. Я мальчишкой был, когда нас пугали им.

— Давай выйдем из машины, — предложил генерал, — на воздух. — Ты куришь? Я бросил, но люблю, когда кто-то курит, а мой адъютант не курит. Но зато стреляет. Прямо как настоящий Макаров. Правильный малый. Слишком правильный. Ты присмотрись к нему! Покури-покури, — поощрял Аркадия генерал, — в твои годы это ещё удовольствие.

Аркадий закурил.

— Боюсь, помрёт скоро дед. Однажды я уже отпевал его.

— Как это?

— Просто много лет назад я присутствовал при том, как дед Аникей умер. — Аркадий удивленно поглядел на генерала. А тот кивнул, и продолжил.

— Это случилось во время войны. Пришла к нему дочка, а он на подушках сидит. Ноги под себя поджал и застыл уже. А жили они всегда при часовенке. Самый отшиб. Бежать, звать на помощь — это несколько километров по грунтовой дороге. А время военное. А девка молодая. Короче, она кинулась во двор, на площадь. Стала на колени, и не поднялась, пока воскресший дед Аникей её сам от земли не оторвал… Во, как!

— Красивая история, — сказал Аркадий.

— Красивая.

— Выходит, молитвой она воскресила отца?

— Выходит.

— И что с ней было потом?

— С кем?

— С дочкой звонаря.

— Она родила девочку от такого же проходимца как ты. Переспав с её дочкой на колокольне, ты сам того не зная, продолжил их фамильное проклятье. Мать девочки покончила с собой. Так и не вынесла позора. Деревня, осуждавшая её грех, содрогнулась. Дочку покойницы приняли все безоговорочно. И полюбили.

— Знаете, генерал, вы рассказываете удивительные вещи. Я ещё больше проникаюсь симпатией к своей будущей семье.

— Нам тоже не безразлично, в чьих руках невеста. Она чистая девочка. А вы, как я успел заметить, романтик. Очень опасный субъект.

— Почему же?

— Потому, что романтика губит чистую красоту, нарушает законы и проливает кровь.

— Вы это серьёзно?

— Куда уж серьёзней. Вся история романтизма замешена на крови.

— Я об этом подумаю. Выходит, во всём виноваты романтики?

— Выходит.

— Расскажите лучше ещё о Хазариновых.

— Эта тема может стать бесконечной. Вокруг Хранителя много историй. И красивых, и не очень. А эту я пережил сам. Я ведь детдомовский. Детский дом имени НКВД. Нас эвакуировали на Дальний восток, и наш грузовик сломался неподалёку от Звездино. Пару дней мы жили рядом с часовенкой, а когда грузовик починили — детей пересчитали, посадили в грузовик и уехали. А я стоял на колокольне, смотрел на пустую дорогу и плакал. Я не верил, что они ошиблись при подсчёте, что не заметили моего отсутствия. В детские годы это воспринимается болезненно. Вот когда я понял, что такое ошибка…

Два дня прошло, прежде чем за мной прислали солдата на полуторке.

— А где же вы жили эти два дня?

— В семье Аникея. Он обнаружил меня на колокольне. А когда нашёл, долго оттуда выманивал. Выманивал красиво. Всё мне истории рассказывал. И про то, что раньше на колокольне были колокола. И про то, что он на этих колоколах музыку для Бога играл. И про то, что каждый день поднимается сюда, в ожидании чуда: что появятся снова колокола, и как прежде заговорят с небом.

А потом он взял меня за руку и повёл к себе. Я спал в той же каморке, рядом с ним. Всё и видел на вторую ночь. Это я позвал дочку. Испугался. Сел дед на кровати, устроился поудобней так, подушку под спину умостил. А утром я встал, а он всё так же сидит на кровати. Голова закинута, рот приоткрыт. Не дышит. И лужица под ним…

Я тогда сильно испугался! Особенно этой лужицы. Это означало что-то пугающе неправильное, то, чего не должно быть. Я ещё не понимал, что это смерть, и долго не мог пошевелиться. Мне казалось, что старик всё ещё где-то рядом, что он следит за мной. Но я набрался смелости и выскочил из пристройки к часовне, кинувшись через площадь, крича: «Он умер! Он умер!»

С колокольни сбежала дочь старика. Она кинулась в пристройку, а я снова забился в солому. Тогда она мне казалась самым безопасным местом. С колокольни я видел дорогу, по которой грузовик увёз детей, с колокольни я видел мощеную площадь, и дочку звонаря, стоявшую на коленях посреди площади. Она стояла долго! До самого полудня. И тут — он! Дед! Выходит. Борода такая же, как теперь — клином… Да. Так вот. Я не утомил тебя своей болтовнёй?

— Да нет. Я узнал много нового о вас, генерал. А дед Аникей? Он знает, что вы и есть тот недоэвакуированный мальчишка?

— Не знаю, — пожал плечами генерал.

— Генерал, а ведь из той войны вам помог выбраться дед Аникей, а не государство, которому вы до сих пор служите как верный пёс Руслан. Вас, генерал, государство потеряло ребёнком. Недоэвакуировало. И вы всю жизнь ведёте охоту за семьёй, которой обязаны жизнью? Вам не стыдно?

— Нет, не стыдно. У меня личные симпатии к семье Хазариновых, и уважение к тому, как дед Аникей исполняет наложенную на него миссию хранителя.

— Хранителя?

— Хранителя. Он хранитель. И пусть себе хранит. А я оберегаю его.

— От кого?

— От случайностей! Таких, как ты. Понимаешь?

— Но ведь вы — безбожник.

— Да, мы, безбожники. И считаем, что сокровища не должны принадлежать церкви. Но они не должны принадлежать и таким как ты!

— А тогда кому?

— Народу.

— Нуууу. — Отмахнулся Аркадий. — Это опять никому! Ни сами не пользуетесь, ни другим не даёте. А что вы хотите от меня?

— Чтобы вы, молодой человек, разговорили его. Я должен знать, что у него на уме. Станьте его другом. Узнайте, с чем связаны визиты учёного Левина.

— Кто это?

— Известный археолог. Его сын принимал участие в чудесном исцелении вашей невесты. Его имя Антон.

— Мне говорили, что это был доктор Шапиро.

— Совершенно верно. Антон его ассистент, а профессор является его научным руководителем.

— Чем занимается отец Антона?

— Расшифровкой древних свитков, и разгадыванием исторических загадок и тайн.

— Индиана Джонс?

— Что-то вроде того. На этот раз, нашего Индиану Джонса позвали свитки, созданные на Ближнем Востоке более двух тысяч лет назад. Он близок к разгадке тайны: как эти свитки оказались на Руси.

— Это те рукописи, которые были обнаружены в Кумране? У Мёртвого моря?

— Нет. Эти свитки ессеев имеют «русский след». Они были обнаружены случайно. Во время ремонтных работ. Вызванная на место события милиция запротоколировала факт находки двух свитков, нескольких золотых монет и кинжала. Один свиток был написан на старославянском, другой на неизвестном языке. Свиток на церковнославянском представлял собой пересказ слов Иисуса, написанных чуть ли не им самим. Считалось, что Евангелие Мира от ессеев, так озаглавлен этот документ, находится под замком у Ватикана. Это скандал. Такая находка в центре России сулит неприятности ортодоксальному миру. Она разрушит этот мир. А взамен явит нечто призрачное, мистическое, не способное быть подконтрольным. Никто не знает, чем это всё может кончиться. Нет никаких гарантий, кроме той, что это якобы сказал Иисус. И, возможно, это хорошо. В руках экстремистов это Евангелие может стать опаснейшим оружием.