Василий Сахаров - Булавин 1-2(СИ) Страница 32

  - Вона как... - протянул один из стрельцов.

  - Что делать будем, други? - оглядывая всех поочередно, спросил Никитин.

  - Если все, что в этом послании написано, есть правда, - отозвался сидящий на бочке и до сего момента молчавший старый десятник Кадочников, - то надо казакам помочь. Опыт самоуправления у нас есть, что при Разине, что в это восстание наше неудачное, совет городской избирали и нормально справлялись. Торговля на Каспии будет, рыба еще не перевелась, да и производство наладить можно, селитреные заводы уже имеются, а если подумать, то еще много полезного сделаем. А если казаки без нас победят, то таких условий уже никто не предложит, поскольку везде по суше только они и будут.

  Обсудив еще раз предложение донских казаков, стрельцы решили встать на сторону восставших. Рано поутру по одиночке они расходились, неся слова донского атамана Булавина ко всем людям населявшим Астрахань. И слова эти находили отклик в душах горожан, которые знали, каково это, жить в нищете и бесправии, рабом, к которому относятся хуже собаки.

Россия. Петербург. 10.11.1707.

  Весь этот год, царь Петр Романов провел в дороге и государственных делах, и все это время он мечтал об одном, увидеть свой парадиз, город его имени - Петербург. И вот, наконец-то, он здесь, и видит, что дело всей его жизни воплощается согласно его замыслам.

  Несмотря на осеннее время и промозглые сырые погоды, работы не прекращались ни на миг. Всюду стучали молотки и топоры, визжали пилы, а тысячи людей не щадя ни здоровья, ни живота своего, строили парадиз. И каждое утро, с самого раннего часа царь убегал в город и носился там до позднего вечера, за один только короткий ноябрьский день, успевая побывать и в крепости, и на стройках, и в порту, и на верфях. Везде находились дела, которые он не мог поручить никому иному. В эти дни Петр старался заниматься государственными делами только по минимуму. Когда речь заходила о мечте, царь становился упрям и никто, включая подругу жизни Екатерину и верного слугу Александра Даниловича Меншикова, не мог его от этого отвлечь. Царь видел плоды своих трудов, и всегда вспоминал, что раньше в этих диких местах не было ничего окромя болот, и только его хотением и желанием, здесь встает город-сказка, которому любой европейский монарх удивится.

  Вот и сегодня вечером, он вернулся в свой двухкомнатный и обшитый тисом небольшой рубленый домишко, и сразу же попал в объятья милого сердешного друга Екатеринушки.

  Проворная и хозяйственная Екатерина сразу же принялась накрывать на стол, при этом выговаривая царю:

  - Что же ты, хозяин дорогой, так долго, измучилась я без тебя. Весь день в одиночестве, все одна, да одна.

  - Дел много Катеринушка, труды, да заботы многие. Сама понимать должна, чай, не с простым человеком живешь, а с самодержцем всероссийским.

  Плотно поужинав и полюбезничав с сердешным другом, царь прошел в свой кабинет, где его уже ждал секретарь Алексей Макаров. Вид у Макарова был невеселый и царь спросил:

  - Что Алешка, беда, какая случилась или Карлус Шведский опять на нас наступает?

  - Нет, государь, Карл Шведский только по Речи Посполитой идет, и там на зимние квартиры стать планирует, все, как и вчера.

  - Тогда что?

  - Казаки... - выдохнул Макаров.

  - Говори, - посмурнел Петр.

  - Сегодня бумага пришла, подтверждающая, что отряд полковника Долгорукого на Дону уничтожен, да еще Воронеж взят, да Тульские заводы разорены, да к Липецким воры подбираются.

  Царь резко побагровел лицом, рванул ворот рубахи и прохрипел:

  - Ах, воры! Воры! Такие известия и все в один день. Ведь я же приказал Боуру со всем корпусом вдогон за мятежниками Кумшацкого следовать и разгромить их беспощадно.

  - То не Кумшацкий, он только Тулу погромил, да с предместьев людишек мастеровых с семьями свел. Бунтовщики на Дону нового войскового атамана избрали, именем Кондрашка Булавин, собрали силу большую, заняли Черкасск, да прежнему атаману Лукьяну Максимову и верной старшине головы посрубали.

  - Как они смогли?

  - Пока не ясно, государь...

  - Не будет пощады этим ворам, всех истреблю. А воеводы, скоты толстомордые, неужели не могут сами разбойников одолеть?

  - Все помощи просят ратными людьми, да пушками с пушкарскими расчетами, да лошадьми, да порохом.

  Петр пересилил себя, с трудом не сорвался в нервные судороги, и только прерывисто сказал:

  - Пиши Алешка. Приказываю, генералу Боуру со всем его оставшимся корпусом в восемь тысяч солдат, сосредоточиться в Туле и туда же направлять все полки дворянского ополчения, а также новые солдатские и драгунские из Москвы. Собирать со всех гарнизонов стрельцов верных и драгун при крепостях имеющихся. Разгромить бунтовщиков без всякой жалости. Кроме того, отпиши нашему верному слуге гетману Ивану Степановичу Мазепе. Пусть пошлет десять тысяч казаков на Белгород и окажет всемерную помощь бригадиру Шидловскому в разгроме воров.

  Макаров написал приказ, который позже размножат рядовые писцы, и сказал:

  - От Мазепы тоже письмо, государь.

  - Что там у него?

  - Гетман пишет, что из достоверных источников в стане шведского короля, ему стало известно, что Карлус собирается по весне идти на Москву через Смоленск.

  - А что за источники?

  - Есть у него верные люди, которые под иезуитов уже много лет маскируются, так они при армии шведов теперь, и пользу отечеству, а также государю всероссийскому, приносить могут немалую.

  - Ай, молодца Мазепа, ай, молодца. Вот на кого равняться надо, вон, куда людишек своих определил. А на него еще наветы пишут. Вызвать на Москву Кочубея и полковника Искру, пытать и вызнать, почто они честное имя гетмана опорочить хотели, да кто им такое подсказал.

  - Что-то еще государь? - спросил Макаров.

  - Пиши еще письмо, на имя майора лейб-гвардии Долгорукого Василия Владимировича, брата убиенного на Дону изменниками полковника. Он возглавит войска, которые против воров биться станут.

  - Слушаюсь, государь.

  - Готов?

  - Да.

  - Записывай.

Войско Донское. Река Мечетка. 20.11.1707.

  Три дня назад жизнь моя резко изменилась. Только что она текла неспешно и размеряно, и все было распланировано как минимум на неделю вперед, а тут раз, и новый этап.

  Впрочем, по порядку. Самое обычное утро, за окном осенний дождик, который заливает столицу Войска Донского и пустая площадь. В войсковой избе тишина, я сижу за столом, и переписываю приказы атамана к командирам частей и соединений. Вдруг, что-то дернуло меня встать и направиться к отцу. Подхожу к двери и за ней слышу разговор. Общаются двое, полковник Лоскут и Кондрат. Хотел отойти и позже вернуться, но услышал свое имя и поневоле остался на месте.

  - Кондрат, отдай мне Никифора, - через дверь донесся голос полковника Лоскута. - Он наш.

  - Ну, и с чего ты так решил, Троян?

  Отец нервничал, на него это было непохоже и, что необычно, он называл полковника странным именем.

  - А ты не видишь, что в парне старая кровь гуляет?

  - Нет, не вижу.

  - А это так. Присмотрись, он воинское искусство усваивает быстрее чем, кто бы то ни было, соображает хорошо, лучше своих сверстников, и к вере христианской равнодушен, чужая она для него.

  Краткое молчание и вопрос:

  - Допустим, что есть в нем что-то от старой крови. Ну, и что? Во мне, как и в тебе, она тоже есть, но я не стал чаклуном-химородником.

  - Никифор им тоже вряд ли станет, время упущено. Но он многое сможет унаследовать и дальше передать.

  - И что это ему даст?

  - Главное, что это даст всем казакам. Нам нужен второй Сирко, Черкашенин, Байда-Вишневецкий, Сары-Азман, Ермак и Разин. Не просто воин, их у нас хватает, а разумник и первопроходец. Никифор не будет великим богатырем, который в одиночку полки останавливает, и пули с себя стряхивает, и даже с моими парнями, прирожденными воинами, он никогда не сравнится. Но он получит знания предков, и если все пройдет хорошо, то рано или поздно твой сын станет следующим войсковым атаманом и принесет много пользы нашему народу. Поэтому я прошу, отдай парня мне. Мы испытаем его, и посмотрим чего он стоит.

  - Когда ты хочешь провести испытание?

  - Сегодня покинем Черкасск, и через две-три недели вернемся.

  Снова молчание, не менее минуты в апартаментах войскового атамана тишина, а затем голос отца, через силу выдавившего из себя:

  - Хорошо. Бери сына, но через три недели вы должны вернуться.

  - Слово сказано, слово услышано.

  Шаркающей походкой Лоскут стал приближаться к двери, и я быстро отскочил в сторону. Поворот за угол, и я в своей каморке, делаю вид, что занимаюсь документами. Поначалу ожидал, что сейчас зайдет полковник или отец, но минуты утекали одна за другой, я по-прежнему был один и, немного успокоившись, начал анализировать то, что случайно услышал.