Олег Измеров - Задание Империи Страница 32

«Так, надо бы и о проблемах союзничков рассказать. Вот Матильды непригодны для лесов и болот. Всякая хрень за фальшборт забивается, ходовую заклинивает. А зимой у гусянок плохое сцепление. Так что, если в этой реальности на нас англичане полезут, и они не дураки, то эти Матильды они будут скорее применять где-нибудь в степях и пустынях Средней Азии…»

Недаром среди геймеров стали так популярны хорошие сейвы.

С утра погода была не жаркой, небо затянула высокая дымка. Виктор уже привычным маршрутом заскочил в редакцию, позавтракал в американской кухне, и через переезд прошел до вокзала. Действительно, пора изучать местность, думал он. А то всю жизнь только по куску Бежицы и проходишь. Ну, если, конечно, войны не будет.

…За Мальцевской Виктор понял, что Володарского района, как такового, пока нет, а есть несколько поселков, притулившихся на возвышенных местах вдоль пути, поймы и леса. Привокзальная Слобода была в основном сложена из вишнево-красных кирпичных казарм и бревенчатых домов, частью деревянных; правда, насколько он успел заметить из окна мотрисы, улицы этой слободы не вились по-деревенски свободно, а им изначально было придано геометрически правильное направление.

Перед вокзалом мотриса проехала мимо депо, и Виктор приник к окну справа по ходу, в надежде увидеть что-нибудь экзотическое. Более всего он надеялся, что ему попадется динозавр в виде легендарной пассажирской машины серии Б, которую когда-то делали как раз в Бежице; до первой мировой это был самый быстрый паровоз из всех в Российской Империи, он был создан для поездов из Москвы до Киева и развивал скорость свыше ста километров в час. Вместо этого он сперва увидел короткий зеленый паровоз с тремя большими ведущими осями и одной маленькой, бегунковой; то была машина Н девятнадцатого столетия, когда-то бегавшая по всем дорогам страны, а сейчас оставшаяся только на картинках. Здесь же она была живой и дышала паром.

«Кино бы здесь снимать!» — подумал Виктор. Он думал увидеть поворотный круг, но тут поле зрения закрыли мелкие теплушки стоявшего на путях товарняка, что ждал отправления на Рославль; в голове его стояла «Щука», товарная машина серии Щ, которая, как и паровоз Н, тоже когда-то выпускалась в Бежице. В самом паровозе никакого сходства со щукой, впрочем, не было, а странное название свое она получила в честь профессора Щукина из Министерства путей сообщения, по предложению которого они и строились. Когда товарняк кончился, возле депо Виктор увидел маневровую «овечку» и новую, стройную, как девушка, зеленую пассажирскую машину с высоко поднятым котлом и изящными, словно ажурными, тремя ведущими колесами, между бегунковым и поддерживающим, что придавало ей какой-то спортивный вид. Спереди, на большой округлой дверце дымовой коробки красовался двуглавый орел.

Гигантского помпезного вокзала, которого посчастливилось увидеть Виктору во второй реальности, здесь, естественно, не было; увиденное по архитектуре очень напомнило Виктору Старый Корпус его родного института. Длинное здание с вкрапленными в него квадратными массивами залов было сложено из красного кирпича с серыми силикатными деталями. Присмотревшись, Виктор все же подметил отдельные сходные черты со знакомым ему послевоенным зданием: большие арочные окна залов ожидания, группы колонн и полукруглых пилястр по обе стороны от арки главного входа, и еще что-то неуловимое, что роднило между собой все старые здания вокзалов. Платформ, разумеется, было меньше, не говоря уже о подземном переходе, но асфальт на них уже был уложен, а через открытое окно во время остановки Виктор услышал, что прибытие и отправление поездов объявляют через репродуктор. Была на вокзале и пара поездов из пяти-шести вагонов; в одном вагоны были длинные, на четырех осях, и паровоз того же спортивного вида, какой он только что видел возле депо, а в другом, видимо, пригородном — деревянные двухосные и машина серии Н, по холеному внешнему виду которой, впрочем, нельзя было догадаться о ее почтенном возрасте.

На вокзале в мотрису залезло гораздо больше народу, чем вышло, вопреки ожиданиям Виктора, привыкшему к тому, что в электричках он видел совсем обратное. Люди стояли в проходе; в основном они были с чемоданами, баулами, всякими узлами и коробками, и Виктор понял, что они ехали с поезда в город. Сгрудились они в основном у передних и задних дверей, как в советском троллейбусе. Одна из женщин прижимала к груди кудрявую болонку, которая испуганно лаяла на высоких тонах.

— Сударыня, уймите собаку! Все уши прозвонила!

— Что я могу сделать, она у меня нервная! Мими, Мими, да что же это такое!

— Господа, посадка заканчивается, посадка заканчивается! — кричала проводница-кондуктор. — Закрывайте двери, вагон трогается!

За переездом мотриса свернула на боковую ветку в лес и быстро, без промежуточных остановок, домчалась до конечной остановки, где пути шли в тупик, а у перронов стояло деревянное, крашеное в зеленый цвет, одноэтажное здание станции, похожее на теремок.

— Брянск город, конечная! Господа, прошу освободить вагон!

Виктор подолжал, пока основная масса перестанет суетится у выхода, спокойно встал и прошел на дощатую платформу. Перед ним открылась панорама брянского Подола; первым, что бросилось в глаза, были собор и рынок.

Соборный мост — деревянный низководный мостик на рамных опорах с горбатой средней частью для прохода кораблей, соединявший Подол с Зарецкой стороной, показался Виктору знакомым; когда-то спустя четверть века от наблюдаемого времени, в Брянск приезжал зверинец со слоном и расположился как раз за рекой. И рынок был тогда еще на том месте, и даже собор, хотя был он после войны в уже весьма непрезентабельном виде. Здесь же собор в развалинах не лежал, хотя и был окружен строительными лесами; справа же от моста, перед двором «Арсенала», Виктор заметил небольшую пристань, от которой, огласив басовитым гудком окрестности, отходил речной трамвайчик.

Однако на соборе ностальгические настроения и угасли. Дойдя до Соборной площади, Виктор неожиданно обнаружил, что Мясные Ряды, старинное купеческое подворье, и доныне стоящее в нашей реальности воле Брянскэнерго, здесь полностью снесено, и вместо него выстроен длинный четырехэтажный доходный дом, занявший целый квартал до пожарки, и серый, как сама пожарка; два нижних этажа дома были полностью отданы под магазины и сверкали огромными зеркальными витринами. Надписи из гнутых неоновых трубок гласили — «Силуэт. Одежда, обувь, головные уборы», «Продтовары Усмовича», «Глобус. Книги и канцпринадлежности», и так далее; на некоторых витринах висели аршинные объявления о скидках и распродажах. Одно поколение бизнеса создавало культурное лицо Брянска, другое, как могильные черви, пожирало его, а с ним и собственное будущее. Без своей культуры и истории нет класса.

«Жаль,» — подумал Виктор. «А улица Калинина, сейчас, наверное, Московская, как до революции».

Он обратил внимание на вывеску на здании со стороны Арсенала; по счастью, эта сторона еще мало изменилась. Однако название улицы оказалось совсем иное — Деснянский проспект, хотя для проспекта она была явно узковата.

Напротив рынка этот проспект также был застроен четырехэтажными доходными домами с магазинами в двух ярусах; такие же тянулись вместо идиллических купеческих домиков вверх по Авиловской, а далее — и по Рождественской горке. На углу Авиловской и Деснянского проспекта было весьма оживлено, автомобили и повозки следовали во всех направлениях, и над перекрестком висел электрический светофор, которым управлял полицейский из стеклянной будочки, круглой и потому похожей на подстаканник.

На ограде собора Виктор увидел большой лозунг старославянскими буквами, желтым по голубому:

«В фачистском государстве религия рассматривается, как одно из наиболее глубоких проявлений духа, поэтому она не только почитается, но пользуется защитой и покровительством. Б. Муссолини.»

Кажется, это было здесь первым упоминанием Муссолини.

С другой стороны от ворот лозунг Муссолини был более кратким: «Фачизм чтит Бога». Рядом, с территории рынка, доносились из репродуктора звуки немецкого танго «Запретный плод» в исполнении оркестра Роберта Гадена.

Сам рынок, несмотря на свою известность, на Виктора, правда, большого впечатления не произвел — было довольно грязно, много народу, толкотня, правда, цены действительно оказались ниже процентов на десять-двадцать. На деревянных, потемневших от времени прилавках под такими же потемневшими древянными навесами были сосредоточены продтовары, продукция крестьянских хозяйств и товариществ окрестных деревень, и отчасти кустарная продукция. В одном из углов рынка, подальше от собора, за Рождественской горкой ближе к реке, торговали лошадей; здесь стояли лужи конской мочи и встречалось много цыган. Были и приезжие торговцы; ближе к выходу попалось несколько лавочек легких кавказских вин крестьянской выработки, а на одном из рядов то ли узбеки, то ли туркмены, торговали сухофруктами, видимо, для свежих еще был не сезон.