Алекс Кун - Форт Росс Страница 32

Сами острова радовали жизнью и разнообразием. Если раньше думал про эту гряду посреди океана как о простом огрызке подводного хребта, то теперь могу уверенно заявить, что место тут едва ли не более оживленное, чем приморское побережье.

Острова полнились птицей и морскими животными, каменные тела островов вздымались под облака высоченными горами, теряющимися в низких тучах, но горы намекали на рост выше километра. Есть подозрение, что многие из этих гор — вулканы, причем, действующие, так как характерный запах частенько преследовал экспедицию.

Единственно, чем виденные острова не могли похвастаться, так это лесом. Мхи, да чахлые кустики, вот все, что удавалось рассмотреть с моря. Выходить на берег получалось редко, острова обрывались в море каменными стенами, забывая организовать уютные песчаные пляжики для уставших людей. На карте мы пометили пока всего шесть мест, имеющих удобные бухты для кораблей. Может, со временем, отыщем больше, но пока освоение этого рая пернатых и млекопитающих оставим на потом.

Хотя, если наблюдателям не показалось, между островами мелькали несколько раз байдарки аборигенов. Коли так, осваивать острова есть кому и без нас, наша задача устроиться на материке, в основании этой гряды, и заинтересовать аборигенов экономически. Впрочем, это все «пером по воде».

К концу ноября по левому борту потянулись острова сплошной линией. Может, это и не острова были, а материк уже начался. Плохо без карты. Хотя, и с картой от наших навигаторов тоже не сахар.

Неделю шли вдоль побережья. Горы по левому борту взметались все выше и стояли плотнее. Затем, вдалеке, мелькнула земля по правому борту. Велел считать, что по левому борту уже не острова, а мыс материка. Навигаторы пожали плечами и начали соединять черточки встретившихся нам заливов единой линией — раз сказано, что это материк, значит видимые нами проливы, уходящие вглубь суши, это не сквозные проходы, а заливы. Вот как после такого по этой карте ходить? Ведь врем и не краснеем. Надо будет отправить Витуса обратно, с задачей подробно изучить гряду и нанести ее на карту.

Отправлю, как только полностью разгрузим ледокол. Экспедиция шла вдоль берега условного материка, радуясь перерыву в плохой погоде, но расслабляться, было рано. Изрезанное побережье пугало камнями, торчащими из воды, редкими льдинками и нередкими айсбергами.

Справа, уже четко, проявилась земля, и по мере нашего продвижения на северо-восток, берега сближались, намекая, на огромный залив, куда мы планомерно забираемся.

В ответ на эти намеки, конвой стал чаще делать промеры глубины — нашли, кого пугать заливами и мелководьями. Да мы, считай, несколько тысяч километров на брюхе проползли.

Залив сузился до полутора десятков километров ширины и запестрел небольшими островками, знать, мелководье уже совсем рядом. Косвенным признаком приближающегося конца перехода стали равнины по левому борту, отодвинувшие горы вглубь материка.

На мель традиционно села канонерка. Благо мель оказалась песчаной, из наносов от впадающей в море реки. Река обнаружилась неподалеку, и экспедиция бросила якоря, слегка покачиваясь на небольшой волне, докатывающейся по заливу из бурно ругающегося на наступление зимы океана.

Впрочем, погода нас и тут не баловала. Низкие облака поливали экипажи дождем, и ветер остужал желание активно исследовать возможное место закладки первого форта вице-империи.

Муки выбора затянулись на четыре дня. С одной стороны, на вечернем заседании приняли стратегическое решение ставить тут форт «Аляска». Вот только с тактическим решением, «где именно», дела обстояли не так гладко.

Ситуация выглядела следующим образом. Корабли стояли около небольшого островка на глубине девять метров, носами на северо-восток. По левому борту виднелось устье реки, впадающее в залив двумя крупными рукавами. Вокруг реки сплошные мели и болота. Катера с трудом добрались до берега и доложили, что разумные руководители экспедиции не будут строить форт в трясине, несмотря на всю перспективность реки.

По правому борту, за островом, простирался южный, глухой, рукав залива. К берегу там подойти было не менее проблематично, чем к реке по левому борту. У берегов залива разлеглось мелководье. Берега выглядели коварно, мелководье засасывало неосторожно на него ступившего не хуже зыбучих песков.

Оставался единственный вариант, второй рукав залива, тянущийся на северо-восток. В глубине этого рукава нашлась еще одна крупная, перспективная речка. Вот только мелководье шкрябало дно катеров и там. До речки можно было добраться только на плоскодонках, прижимаясь к южному берегу рукава.

Все, что оставалось для основания форта, это относительно небольшой участок южного берега при входе в рукав. Глубины там держались на уровне 15 метров по центру рукава и 7 метров, местами, у побережья. Точнее, такое место нашлось только одно. Чтоб и к берегу подойти было можно, и в самом берегу не завязнуть, да еще, чтоб место под поселение имелось. Только добираться от этого места на подошве горы, поднимающейся с юга, до всех окружающих рек крайне неудобно. Впрочем, удобнее, места в заливе просто не имелось.

Посему, на завершающем совещании речь шла не столько о месте расположения форта, сколько о том, закладывать его вообще, или идти дальше.

Мнения разделились. Алексей хотел тут основать губернию, будущие губернаторы, по понятным причинам, предлагали идти дальше — не хотелось им руководить проблемным фортом.

Мнение монарха перевесило кислые мины подчиненных, на утро конвой снялся с якорей, и сделал короткий переход к будущей столице обширной и богатой губернии. Добавлю, что лично мне место не нравилось. Бухта хоть и закрытая, но заходить в нее неудобно будет — изрядный крюк выходит, если вдоль побережья идти. Зато, мне понравилось, как царевич настоял на своем желании. Пусть тренируется.

Если говорить объективно — не самое плохое место, которое нам встречалось за время экспедиции. Есть лес, что уже немало. Есть горы, в которых можно поискать вкусности. Есть реки и относительно глубокий порт. Есть земли, выглядящие плодородными, несмотря на холодный климат. Живности полно, вплоть до медведей-брюнетов, что видели у берега реки и лосей, которые вообще ходили стадами. Каких именно видели медведей, разведка умолчала, но точно не белых.

Безусловно, у такой, неплохой для севера земли, имелись многочисленные жители. Недалеко от заложенного форта стояла местная деревушка, которую аборигены называли Эклутна. Жители встретили нашествие инородцев довольно спокойно, опровергая мои опасения.

Первый контакт состоялся еще у разведчиков на катерах, разыскивающих место для поселения. Контакт вышел настороженным, но без агрессии. Индейцев, как истинных детей моря, заинтересовали наши самодвижущиеся лодки. От заинтересованности до переговоров уже всего один шаг.

Этот шаг делал полный комплект наших толмачей под личным присмотром Алексея и экипажа морпехов. Судя по щенячьим рассказам царевича о прогрессе общения, толмачи постепенно нащупывали общие слова и жесты, хотя, до полноценного общения еще было далеко.

Высадка и разгрузка кораблей на два дня отложила мой интерес к первой встреченной деревне индейцев, и удалось дойти туда только на третий день, под вечер. Снег, засыпавший землю, прекратился, оставив после себя чистую белизну и легкий мороз. Пытался почувствовать северную землю и менталитет ее обитателей, бывало, в городах у меня это получалось.

Для первичных выводов вовсе необязательно знать язык. Шел вдоль берега, осматриваясь. Вот лежат туши байдарок, от которых разит прогорклым жиром. Присел, изучая конструкцию. В глаза сразу бросились байдарки побольше, с кожаными фартуками, поменьше, открытые, толстые в миделе и совсем большие, явно общественные или родовые. Маленький фактик, но, сколько из него выводов! Большие явно для моря — значит, индейцы охотятся на морского зверя. Маленькие и широкие, наверняка для рек, а раз широкие, значит, нужны плоскодонки, выходит, реки изобилуют мелями и порогами. Почему порогами? Так маленькую байдарку носить удобнее, пороги обходить или из реки в реку переходить — попробуй с длиной и тяжелой между деревьями пройти.

Вот две крупных, многовесельных, байдарки слегка огорчили — явно военное сооружение. Возможно, и для меновой торговли их используют, но моя паранойя насторожилась.

Осложнением моего заболевания стал подошедший к нам индеец, что-то проговоривший и указавший нам, универсальным жестом, куда пойти. Индеец выглядел лет на тридцать, ростом мне по грудь. От привычного мне стереотипа индеец имел только красное, обветренное лицо, вполне европейских черт. В Казани таких «индейцев» пруд пруди.

С интересом разглядывал аборигена. Оригинальная у него одежда — кожаные колготки, совмещающие в единой детали штаны и сапоги. Дополнительно снизу, к ступням, приматывались поверх колготок толстые куски кожи, играющие роль подошв. Такой вид «обуви» вызвал некоторые ассоциации с римскими сандалиями.