Евгений Зубарев - 2012 Хроники смутного времени Страница 32

.— Ты отлить пошел? Так тебе в правые кусты!

Левыми женщины и дети пользуются,— укоризненно сообщила тетка спортивной наружности.

Надо же, как у них тут все уже организовано! Я в немом восхищении кивнул ей и послушно повернул направо — мне, кстати, и впрямь понадобилось отлить.

Возвращаясь, я едва не потерялся — очередь удлинилась еще на несколько десятков машин и теперь уходила за горизонт в обе стороны живым, но бурлящим на месте потоком. Оглядывая машины и людей, я брел вдоль обочины, когда мой телефон вдруг заерзал в кармане и, включив его, я услышал Ленку:

— Привет, дорогой! Как ты?.. Тут по телику про вас совсем ужасные ужасы рассказывают! Что там у вас происходит?

— У нас порядок, Ленкин! Работаем. Возможно, к концу месяца у меня будут неплохие деньги! — гордо проорал я в трубку, продвигаясь вдоль очереди из машин.

— У нас тоже все нормально. Пока… — осторожно сказала Ленка, и я, разумеется, напрягся.

— Что значит «пока»?

— Да трудно это объяснить… Все вроде тихо, везде полиция, народ вокруг нормальный, отдыхает-веселится… Но что-то такое витает в воздухе,— путано объяснила Ленка, но я ее понял.

— Цветные, что ли, куролесят?

— И это тоже,— согласилась она.— По телику показали — вчера поезд Марсель—Париж разгромила банда арабов. Никого, правда, не убили, зато всех ограбили, а пару девушек изнасиловали…

Я замолчал, обдумывая услышанное. Что случилось с миром, куда прикажете прятаться от поднявшего голову быдла?..

— Но ты не волнуйся, это только один эпизод был,— тут же запричитала Ленка.— В России еще хуже. У вас вон вообще стреляют, судя по новостям.

— Это верно,— вздохнул я.— Но ваш отель-то охраняют?

— Здесь вообще все в порядке,— успокоила меня Ленка.— Только вот мне подумать страшно о возвращении в Питер. Сегодня утром в местных новостях показали — Эрмитаж громить начали.

— Да ты что?! — настала моя очередь удивляться.

— Ну да. Правда, в эту ночь мародеров смогли как-то, как они там выразились, «рассеять», но, говорят, сегодня ночью будет повторение, и туда, на Дворцовую, направляются все уличные банды, даже из пригородов и области. Это же вообще полный атас, скажи?..

— Я тебе вот что скажу — ты в Питер возвращаться не будешь! Я сам к вам с Лизкой прилечу.

— Ой, как здорово! — Ленка вроде бы даже захлопала в ладоши. Я услышал, как рядом запищала Лизка, уловив мамину радость и, конечно, с энтузиазмом ее поддерживая. Я улыбнулся, втискивая телефон в самое ухо, чтобы услышать хоть еще что-нибудь радостное с той стороны. — Только у меня ведь ваучер через две недели закончится,— озабоченно сказала Ленка.— И наличные деньги, кстати, тоже. А на карточке всего двадцать евро.

— Я работаю. Деньги будут,— успокоил я.— Давай закругляться, а то еще и телефоны вырубят. Я вас очень люблю!

— Мы тебя тоже…

Я послушал короткие гудки и лишь потом выключил трубу, улыбаясь, как последний идиот.

— Ну и чему ты радуешься? — угрюмо спросил Пги

лыч.

Я показал дисплей, где еще светилось имя жены, и он буркнул:

— Они во Франции вечно жить собираются? По ра

дио только что передали — в Питере Эрмитаж разносят.

Я молча убрал трубку в карман, обошел вставшего, как памятник, Палыча и открыл пассажирскую дверь нашего «форда». Там по-прежнему храпел Васильев, развалившись поперек салона, и мне пришлось перелезть через его страусиные ноги, чтобы пробраться к задним сиденьям.

Добравшись, я снял куртку, аккуратно отцепил помпу от плеча, положив ее на полу на расстоянии вытянутой руки, и лег так, чтобы видеть приоткрытую дверь салона.

— Работнички, мля! — услышал я бухтенье Палыча и грохот закрывающейся двери.

И чего он разоряется? Можно подумать, если мы начнем бегать кругами вокруг «форда», мы доедем до Элисты быстрее.

Я уснул мгновенно, как подстреленный. Поэтому очнувшись в темном, неспешно покачивающемся салоне, не сразу смог оценить ситуацию. Мы медленно катили по ночной дороге, и, судя по колыханию, дорога эта была далеко не хайвэем.

Подняв голову, я увидел за рулем Палыча, а в соседнем кресле незнакомого суетливого мужика, тараторящего буквально без остановки.

— …Такой, в общем, приколист оказался — Петросян отдыхает!

Я сел, пристроил помпу на привычное место и накинул сверху куртку.

— Проснулся! — заметил движение в салоне Палыч.

— Куда это мы?..— удивился я, пробираясь по салону поближе к кабине. Мне опять пришлось перешагивать через безмятежно спящего Валеру, и на этот раз я слегка пнул его ногой — из пустой вредности и зависти. Впрочем, у Васильева непробиваемая нервная система — чтобы его разбудить, нужно, как минимум, выстрелить в ухо. Или включить гимн СССР — это, пожалуй, даже более действенный способ, ибо все советские ритуалы пользуются у Валеры непререкаемым авторитетом и уважением.

Я уселся у Игоря за спиной, и суетливый мужик немедленно повернулся ко мне, улыбнулся кривоватой дерганой улыбкой и показал раскрытую ладонь:

— Привет! Я — Василий! Очень приятно! Вот, везу вас в Москву…

Я посмотрел в окно — в ночном сумраке было видно, что мы едем лесной дорогой, приче даже не дорогой, а просекой, полной невидимых, но ощутимых пней и кочек.

— Не беспокойтесь, доставим в лучшем виде! Не вы первые, не вы последние! — затараторил Василий.

У него было чуть опухшее лицо деревенского мужика.Несмотря на теплынь бабьего лета, наш проводник был в стеганом армейском ватнике, а когда он в очередной раз повернулся ко мне, я заметил, что этот ватник надет прямо на застиранную тельняшку.

Василий еще раз дружелюбно улыбнулся и сказал, заметно подрагивая левой щекой:

— Вообще-то я главный логистик отдела мерчендайзинга корпорации «Русский Хенкель». Но вот, приходится, понимаешь, заниматься теперь и такой логистикой — проводить в столицу волчьими тропами…

Я покачал головой в немом восхищении — какая все-таки изменчивая скотина, этот современный хомо манагерс!.. Ко всему приспособится и все обратит себе в выгоду! Не сомневаюсь, что даже в эпицентр атомного взрыва, случись он в Москве, провожали бы гостей столицы такие же улыбчивые вежливые людишки, на ходу всучивая клиентам какой-нибудь актуальный товар — вроде йодированной соли или справочника «Как выжить в эпицентре атомного взрыва. Советы Литвч-ненко-старшего».

— Ну и чего там этот твой Чудило? — нетерпеливо спросил вдруг Палыч, на мгновение повернувшись к Василию.

Василий отвернулся от меня и продолжил рассказ, прерванный моим пробуждением:

— Короче, я сам не верил, что он такой затейник, пока меня с женой не пригласили к нему на вечеринку. Это еще в мирное время было, год назад. Причем друзья сразу предупредили — денег у него, конечно, куча, но с головой у мужика реальные проблемы. Ладно, думаю, зато повеселимся. Повеселились, блин, — я там чуть не кончил от страха!

Туда доехали быстро и без проблем, а у самой Чудило-вой дачи, откуда ни возьмись, гаишник нарисовался. Стоит, гад, лыбится, ручкой делает. Я вылезаю, а он мне говорит:

— Вы нарушили, с вас штраф — одна дверца.

И принимается реально мне дверцу выламывать. А рядом с гаишником, что интересно, пара дверей уже лежит — уже отломал у кого-то. То есть всерьез все, понимаешь?

Я, конечно, заорал, жена тоже завопила. Потом стошку совать ему начал, отпусти, говорю, командир, а он:

— Тогда сам лобовое вынимай!

Короче, еле-еле уговорили магнитолу забрать. А денег так и не взял…

Приезжаем к Чудиле — ворота заперты. Сигналю — ноль эффекта. Выхожу, заглядываю за ограду — там мужик спит на солнышке, в камуфляже, с помповым ружьем на коленях. В инвалидной коляске.

Я ему кричу: открой! Он глаза открывает и тихим голосом, жалобно так отвечает:

Я с афганской войны парализованный, браток.

Только глаза и рот действуют. Ты уж сам постарайся.

Ну, открываю всё сам, паркую машину. Проходим в дОМ — Чудило встречает радостный. Говорит, пока погуляйте — повар новый, не успевает, но ужин обещает отменный.

Выхожу покурить на веранду — там спит еще один инвалид с винтовкой. Народ вокруг шепотом объясняет, что это охранники такие у Чудилы — все паралитики, даже садовник и кочегар. Ладно, думаю, мне какое дело.

Тут жена прибегает — глаза по полтиннику. Спрашивает: ты повара видел?

И ведет меня на кухню показать. Кухня у Чудилы классная, он ее из Испании целиком привез, штук тридцать стоит, не меньше. И вот посреди этого великолепия стоит дядя с фиолетовым носом, в брезентовых брюках и пиджаке на голое тело и грязными лапами мясо ворочает. Я понимаю, что это бомж в дом забрался, и даю дяде пинка. Он с писком вылетает и тут же возвращается, перед собой колясочку катит, с охранником-паралитиком. Охранник, как до меня доехал, глаза открыл и строго мне внушать начал: