Запад-36 (СИ) - Янов Алексей Леонидович Страница 32

Как вскоре выяснилось, кроме сбежавшего Миндовга, у местных затворников, оказалось, было, кому из числа оставшейся родовой литовской знати организовать оборону замка, наотрез отказываясь от сдачи крепости.

Пушкари, уже через два дня, были вынуждены задирать дула своих орудий, чтобы навести их на высокие валы, над которыми возвышались мощные дубовые замковые стены.

Пришло время применения моего самодельного напалма или «греческого огня». Я пошёл на этот крайний шаг из — за того, что мы были вынуждены установить осадные орудия слишком далеко от замка, иначе, при приближении к крепости, углы возвышения стволов у орудий становились просто запредельными, не позволяли нам вести стрельбу из пушек. О прицельной стрельбе в ворота на таких дальних дистанциях не могло быть и речи. В противном случае, нам пришлось бы понапрасну перевести слишком много ядер и дефицитного пороха, прежде чем удалось бы проделать искусственный проход в крепости. Но, как я уже сказал, на подобный случай у меня были под рукой горючие продукты перегонки дерева, угля и торфа.

По моей отмашке, находящиеся на изготовке метательные машины, сделанные по образцу крепостных арбалетов, перетащили поближе к стенам замка, быстро укрыв их вместе с расчётами обслуги за щитами и мешками с песком. Глиняные ядра, полные горючего и с тлеющими фитилями, градом обрушились на замок. От удара зажигательная смесь разбрызгивалась и тут же воспламенялась чадящим, неугасимым огнём.

От стен вверх, к беззаботному голубому небу, устремились тёмные облака дыма, распугивая городских птиц. Каркающие стаи ворон, срочно покидая загорающийся город, пронеслись над нашими головами.

Очень скоро, объятая громадными языками пламени, заполыхала вся попавшая под обстрел стена, а одна из башен вовсе вспыхнула гигантским факелом. Литовцы попытавшиеся было вначале заливать водой очаги воспламенения, в итоге быстро осознали всю тщетность своих трудов и вынужденно покинули стену, чтобы не сгореть заживо.

Утром следующего дня, когда стена окончательно догорела, превратившись в пепелище, я вновь приказал открыть огонь осадной артиллерии. Требовалось при помощи тяжёлых ядер малость разгрести уцелевшую междустенную земляную засыпку — последнюю преграду, отделяющую нас от обитателей замка.

— Теперь дело за малым! Осталось только подняться на вал, да зайти в город! — спустя час непрерывно обстрела, с довольством в голосе, высказался Малк.

— Куда там! — окоротил полковника флегматичный Бронислав. — Ты присмотрись получше, обгорелые развалины всё ещё тлеют, жар сильный испуская. Пехоту свою поджарим.

— Ничего страшного! Обгорелый участок можно и пробежать, — не сдавался Малк.

— Штурмовые колонны перед выступлением надо хорошенько облить водой. Чтобы каждый боец был мокрым с ног до головы. Пускай все в местной речке искупаются, и влажные повязки на лица нацепят! — я говорил, с трудом сдерживая нервное возбуждение, что всякий раз возникало перед боем.

— Слушаюсь, государь! — с готовностью отозвался Малк. — Пойду немедленно распоряжусь!

Наверное, примерно так принимали христианство дружины крестителя Руси Владимира, думал я, наблюдая как третий Смоленский полк по — ротно заходит в воду, чтобы начать процедуру обливания.

Полчаса спустя, громко хлюпая ногами, заявился вымокший до нитки командир третьего полка.

— Государь, 3–й Смоленский полк весь искупался. Сейчас в воду 6–й Ржевский Мечеслава залазит. Дозволь мне начать наступать? — обратился ко мне жадный до ратной славы полковник.

Я молча продолжал осматривать ранее невидимые из — за стены, пострадавшие от огня и обстрела фасады зданий. Тем временем Малк никак не унимался, вновь принялся меня убеждать, хотя я на самом деле ничего против его предложения не имел.

— Владимир Изяславич, чего тянуть? Пока я в пролом зайду, да закреплюсь, уже и Ржевский полк ко мне подтянется. А то покудова их дождёмся, уже высохнуть успеем! — с проскальзывающими в голосе интонациями капризного ребёнка «обрабатывал» меня воевода.

— Дело говорит Малк, государь! Надо поспешать — поддержал своего коллегу Клоч. — Прислушайся, государь! Из детинца уже давно слышен стук топоров. Как бы литовцы, пока мы купаемся, новый частокол не соорудили на месте пролома.

К радости воевод я согласно кивнул головой.

— Действуй, Малк!

На вершине вала, третий смоленский полк, прямо посреди обгорелых брёвен, встретила выстроившаяся плотными шеренгами литовская пехота. Литовцы выжидали до последнего момента, не появляясь в проёме, видать кое — чему наша артиллерия их уже успела научить. На наш полк, ломая щиты и опрокидывая пехотинцев, обрушился целый град из дротиков, камней и брёвен. Но этот смертоносный поток надолго не задержал смолян. Укрывшись от него при помощи построения «черепахи», малость переждав, дождавшись момента, когда у литовцев, по большей части, исчерпался запас дротиков, полк снова двинулся в дымящийся пролом. Серьёзную проблему представляли сбрасываемые с вала брёвна — они сшибали пехотинцев десятками. Но задние ряды подпирали спину передним и движение вверх, даже через не могу неумолимо продолжалось.

К идущему следом Ржевскому полку начали выходить, ковыляя, выползать и просто скатываться с вала первые раненные и покалеченные из 3–го смоленского. Вышедших из боя пострадавших тут же облепили набежавшие непонятно откуда лекари со своими помощниками — стройбатовцами.

— Эх, жаль! На такую кручину полевые пушки долго поднимать! — переживал стоя рядом со мной командир пребывающего в резерве второго смоленского полка Клоч.

— Да подняли бы мы их как — нибудь. Но кто же знал, что литовцы такой трюк откинут, с неожиданном появлением в проломе? — оправдывался не понятно почему Беримир, командир одиннадцатого витебского.

А мне оставалось лишь молча соглашаться с этими словами. Недооценка противника — поистине смертельный грех.

— Это наш общий промах! Впредь, не будем забывать всегда мысленно ставить себя на место неприятеля. Чтобы мы могли бы сделать, что предпринять, как себя вести, окажись на его месте. Тогда таких ляпов у нас станет заметно меньше.

Командующие молча задумались над произнесёнными словами, принимая их к сведению.

Вот медленно ползущая вверх смоленская «змея» замерла, первые шеренги копейщиков, по звуку трубы, упали на колена. На лицо все признаки того, что вот — вот должен начаться обстрел. Хоть первая шеренга неприятеля и была укрыта щитами, это обстоятельство им особо сильно не помогло. Огонь из ружей и обстрел из мощных арбалетов — насквозь прошивал это препятствие, одновременно раскупоривая неприятельский строй для стрельбы из луков. В раскрывшихся литовцев полетели стрелы, сотня за сотней, скоро наши противники превратились в странную помесь человека и ежа. А уже через несколько минут, шедшая впереди рота, ворвалась в пролом, на право и на лево рубя бердышами, нанизывая и вынося на длинных копьях его поредевших защитников.

Дальнейший захват города был лишь делом техники, прошу заметить, делом хорошо отработанной техники. Ворвавшиеся в город полковые колонны рассыпались на роты, взводы и отделения успешно пробивались вперёд по узким извилистым улицам детинца, врываясь в часто застроенные дворы и дома, «зачищая» там всех вооружённых людей. Обратным потоком из города в наш лагерь шли, при помощи и в сопровождении своих здоровых боевых товарищей, раненные смоленские ратники, а также медленно ковыляли пленные, целыми пачками тесно связанные между собой верёвками. После допросов в спецслужбах все «непримиримые» полоняники будут вздёрнуты на главной городской площади уже на следующий день, а остальные, по большей части литовцы, пополнят ряды принудительных «гастербайтеров» в смоленских землях.

Перед внутренним взором, словно в фильме, проносились картины минувшей битвы с литовцами. Особого беспокойства эти кровавые сцены мне не доставляли, в отличие от батальных воспоминаний прошлого года. Тогда, как поётся в одной песне, «всё было впервые и вновь». К тому же, визуальный ряд и тактильные ощущения, окружающие меня сейчас были так далеки от войны, что казалось, последний бой закончился много лет назад.