Ошибка комиссара - Евгений Васильевич Шалашов Страница 32

Действительно — очень, скажем так, нетипичная дама для библиотечного работника, пусть и в ранге завфондами. Прямая спина, движения выверенные, одета в длинную юбку почти до пят и в белоснежную блузку, прихваченную у ворота бархатной ленточкой. А еще пышная коса до пояса. А в косе — совершенно седая, я бы даже сказал белоснежная прядь. Вишь, даже не красит!

Напоминает не то балерину на пенсии, не то народную учительницу из прошлого века. В моем будущем Аэлита считалась бы красивой, а при соответствующем уходе за собой, не говоря уже о ботоксе или чем-то еще, так даже и молодой. А здесь заметно, что уже за сорок.

При приближении женщины я встал и даже обозначил нечто напоминающее поклон.

— Добрый день, — поздоровалась со мной женщина. — Как я полагаю, вы и есть Алексей…? Простите, не знаю вашего отчества. Ольга Васильевна мне назвала только имя.

— Можно без отчества, — покладисто отозвался я. Подумав, добавил: — Но если вам удобнее — то Алексей Николаевич.

Женщина кивнула, давая понять, что по имени и отчеству ей действительно говорить удобнее. Критически осмотрев скамейку, вытащила из бархатной сумочки, прицепленной к запястью (в магазинах не видел ничего подобного!) носовой платок, смахнула с сиденья только ей заметную пыль и села.

— Вы позволите? — поинтересовался я, кивая на место рядом. В присутствии такой дамы само-собой настраиваешься на то, чтобы быть воспитанным и галантным.

— Да-да, разумеется, — слегка отодвинулась Аэлита Львовна, хотя места хватало.

Усевшись рядом, я пояснил:

— Будет очень нелепо выглядеть, если я останусь стоять, словно столб и нависать над вами.

Мы оба сидели и молчали. Я ждал, что женщина сама начнет рассказывать о своих проблемах, но она отчего-то не спешила. Толи ей было неловко, толи чего-то стеснялась.

— Аэлита Львовна, со слов Ольги Васильевны я понял, что вас что-то сильно тревожит. Не поделитесь?

Дама продолжала молчать, только нервно покусывала нижнюю губу. Интересно, а в Смольном институте учили, как правильно себя вести, если ты сильно нервничаешь? Но я Пажеский корпус не кончал, да и в академиях не учился, поэтому стал терять терпение.

— Говорят, человеку можно помочь только в том случае, если он сам желает себе помочь. Как говорят — спасение утопающих, дело рук самих утопающих. Если нет, тогда извините.

С этими словами я встал, намереваясь раскланяться и уйти, чтобы не тратить время. Все-таки, я на встречу не набивался, меня попросили. Если бы разговор с Аэлитой Львовной был нужен мне самому, так попытался бы наладить отношения, перекинуть какой-нибудь мостик к взаимопониманию. Ну, хотя бы поинтересовался — почему ей дали такое странное имя? Впрочем, бьюсь об заклад, о необычном имени ее спрашивали много-много раз. Ну, не Дазраперма (Да здравствует Первое мая, если кто не знает), так уже хорошо.

А мне этот разговор на фиг не нужен. Не хочет — так ладно. На нет, как говорится и суда нет. Тоже мне тайны мадридского двора. Скорее всего, завела себе какого-то хахаля, а теперь не знает, как от него отвязаться. Но коли явного криминала нет, так пусть сама разбирается. А Оля пусть меня простит. А нет, как-нибудь да переживу.

— Подождите, Алексей Николаевич. Пожалуйста, не торопите меня, — попросила женщина таким тоном, словно бы собираясь меня удержать. Но нет, воспитание не позволяло хватать незнакомого мужчину, пусть даже и за руку.

Я снова уселся на скамью, набираясь терпения. Решил, что буду терпеливым минут пять. Ладно, пусть все десять. Но ждать пришлось меньше — минуты две.

Аэлита Львовна вытащила из сумочки несколько смятых листочков бумаги. Передавая их мне, сказала:

— Вот, посмотрите.

Четыре листочка, вырванных из тетради в клетку. На первом листе газетными буквами наклеены слова «отдай или хуже будет». На втором — «отдай или умрешь». На третьем «верни чужое а не то хуже будет». И на четвертом — «срок истекает».

Прямо-таки Конан Дойл. Как там, в «Собаке Баскервилей» было написано? «Остерегайтесь выходить на болото в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно». И тоже газетными буквами.

И что это? Чья-то глупая шутка? Кажется, свой вопрос я произнес вслух.

— Не знаю, — покачала головой женщина. — Мне эти послания уже вторую неделю приходят. Не каждый день, но через день.

— А где остальные письма?

— Я их поначалу просто в печку бросала. Думала, мальчишки шалят. Но у мальчишек бы на две недели терпения не хватило, да и ребятишек в нашем районе мало осталось, — сообщила Аэлита и пояснила: — Я в деревянном доме живу, на Некрасова. Большинство домов либо уже расселены, либо вообще снесены, а дети, вместе с родителями в Заречье переехали.

— Послания по почте приходят? — поинтересовался я.

Женщина с Марса лишь покачала головой.

— Нет, конвертов не было, тем более со штампами. У меня ящик почтовый на входных дверях висит, в него и вкладывают.

— Как я понял, когда вы стали волноваться, то пошли в милицию? — уточнил я. А потом выдвинул очевидное предположение: — Но в дежурной части вас либо не приняли, либо не приняли всерьез?

— Да меня там просто на смех подняли, — горько усмехнулась Аэлита Львовна. — Говорят — мол, странно от трезвой женщины такое слышать. Потом спросили — дескать, от Фантомаса не получала ли писем? Не учительницей ли работаю? Намекали, видимо, на шалости подопечных учеников. В общем, отмахнулись и даже разговаривать не стали. Дескать — не отрывайте от важных дел.

— Но у вас, лично, есть основания считать, что это не розыгрыш и не чья-то дурная шутка? — спросил я, подумав про себя, что что-то тут не ладно. Если бы женщина отнеслась к письмам с угрозами именно как к дурной и изрядно затянувшейся шутке, то в милицию бы не пошла.

— Нет, это не шутка.

— Аэлита Львовна, вы что-то не договариваете, — хмыкнул я. — Если это не шутка и не розыгрыш, значит, у вас имеется какое-то подозрение? Что вы скрываете?

Женщина с Марса посмотрела на меня. Мне показалось, что в ее взгляде я увижу высокомерие — мол, я вам все рассказала, а что еще? Но нет, скорее, там читалось сомнение и растерянность.

— Аэлита Львовна, так не бывает, — мягко сказал я. Странно, но мне показалось приятным произносить её имя. — В вашем прошлом имеется нечто такое, что вы предпочтете