СССР: вернуться в детство 6 - Владимир Олегович Войлошников Страница 33

Что ещё нужно условно военному человеку, чтобы радостно стартовать в сторону распахнутых врат вольной жизни? Да ничего! Пацаны споро накинули шинели (похолодало на неделе, на лужах аж ледок встал), подхватили свои сидора (с втайне уложенным в них гражданским барахлом) и бодро затопали к воротам.

Вообще, надо сказать, поскольку учащиеся считались людьми очень условно военными, носить в выходные гражданку (гражданскую одежду) никто как бы не запрещал. Но. Часть военная. И младшая рота автоматически вписалась в общий режим — пусть дома вы носите, что хотите, афишировать этого не нужно. Отбытие-убытие строго по форме. Лишний раз нарываться на выяснение бытовых деталей с офером или прапором никому не хотелось.

САБАНТУЙ

Всё та же суббота

Оля

Мы подкатили к иватушному КПП, когда Вовка сотоварищи уже переминались за воротами — пятеро бравых солдатиков в коричневых шинельках. Да ещё с сидорами!

— Блин, я забыла про гостей-то, — слегка растерялась я, — как поедем?

Но если вы думаете, что поставленная цель смутила толпу разношёрстной шпаны — то нет! А ещё хочу вам напомнить, что год тыща девятьсот восемьдесят седьмой, о правиле «количество пассажиров равно количеству мест» никто слыхом не слыхивал, поэтому Вовка быстро принял стратегическое решение посадить нас с Катькой на переднее сиденье, а пацанам всем утрамбоваться на заднее. И они начали прессоваться.

Четверо представителей мужского пола снаружи и двое внутри (дядь Валя тоже участвовал!) были незнакомы друг с другом. И этот ритуал в условиях стеснённого пространства выглядел, конечно, феерически. Каждый из пацанов по очереди залезал на заднее сиденье и представлялся, получая представление в ответ:

— Бато!

— Валентин! — обязательное пожатие руки.

— Роман! — снова рукопожатие — и так у весх.

— Евгений!

— Валентин!

— Роман!

— Александр!

— Валентин!

— Роман!

— Назим!

— Валентин!

— Роман!

Как мне это напомнило анекдот про немцев, вы не представляете… Это в котором мужик заселился в гостиницу, а на первом этаже реконструкция помещений идёт. Утром спрашивает:

— Что за поезд у вас через здание ходит?

— А-а-а! — говорят ему. — Это у нас немецкая бригада в три смены работает. Очень вежливые они. Как начнут кирпичи передавать: «Битте шён!» — «Данке шён!» — «Битте шён!» — «Данке шён!»*

*В примерном переводе:

большое спасибо и большое пожалуйста.

Ну вот. Зато, когда мы выходили в «Шаманке», это практически была картинка из другого анекдота.

Утро в вытрезвителе. Менты говорят группе задержанных:

— Влезете обратно в свой «Запорожец», всех так отпустим.

Прессуются так и сяк — один не входит!

— Коля, по ходу, ты не с нами ехал!

— Как не с вами! А кто вам на гармошке играл⁈

Наши пацаны вылезли не такие красивые, как садились на проходной, но бабушка всех успокоила заявлением, что утюгов у нас, слава Богу, две штуки, гладься — не хочу!

Двойняшки тоже с нами приехали. Во-первых, потому что вылезать, а потом обратно впихиваться в «Ниву» почти всем составом, чтобы выпустить Катьку (и самое главное — Ромку!) было бы чудовищным испытанием. А во-вторых, их мама совершенно спокойно относилась к тому, что они по субботам могут к нам заскочить, потусоваться. Хотя слова-то такого — тусоваться — в ходу не было. Информационное поле не то. Было просто «в гости», а вечером ты дома как штык. Или как парни вон приехали на расширенную версию гостевания — «с ночевой».

— Фига у вас тут просторы! — поражённо осмотрелся Маяк. — Я-то думал, типа дачи…

Ну-ну. Это они ещё не поняли, что вся «Шаманка» — тоже наша. Но это чуть позже.

Вовка сразу по-хозяйски повёл своих устраиваться — в мальчишескую «общагу». Хорошо, там шкаф был, вешалки, они живо переоделись в гражданку и перестали создавать у меня иллюзию военного положения.

А тут из дома дядь Рашида прибежали девчонки: Таня, Ирка и Наташка (Вовкина сестра, её по субботам деда Петя почти всегда пораньше привозил, сильно они с Иркой подружились, а уж когда Вова из части возвращался — все к нам). С Катькой и Ромкой они уж давно знакомы были, а тут — целый вагон новых лиц!

Товарищи почти что курсанты вышли в общую гостиную — а тут девчонки. Ладно, мелких не считаем. А Катя с Таней — как раз их одногодки. Девчонки сразу такие все из себя хозяюшки, давай бабушке помогать на стол накрывать, носами крутят независимо.

Пацаны и так воздух свободы первый раз за полтора месяца глотнули, а тут ещё девочки…

В общем, в воздухе запахло гормонами.

Угадайте, кто разобиделся? Наташка с Иркой же! Столько мальчишек, а на них, мелких, никто внимания не обращает. Но! Как только дело дошло до жратвы, парни, как положено молодым растущим организмам, сразу полностью сконцентрировались на вкусной и полезной пище — разрядили, так сказать, обстановку.

А потом мы пошли показывать — что тут у нас и как.

По традиции пошли в «Шаманку» — а там и гостевая зона и спортплощадка, и качели-мангалы.

— Фига у вас хозяйство! — заценил масштабы Маяк. — Я-то думал — только вон то, а оно вон ещё куда!

Очень эмоционально, я бы сказала.

— Да это не сильно большое, — вполне понимающе огляделся Батон. — Щас семейные фермы многие такие строят. А у нас в совхозе, прикинь — раз в пять больше коровник в длину, и таких восемь зданий. Вот это много! Мать у меня учётчицей работает, одной писанины выше головы.

— Мы тоже записи ведём, — солидно сказала Таня. — Я уже давно помогаю. Два года уже, да, Оля? Или даже три?

— Три, точно.

— Вот. Я и записи в журналах веду. И даже карточки заполняю на маточных коз и производителей.

— О! Карточки помню! — засмеялся Батон. — Мы один раз с пацанами на чердак совхозного хранилища залезли — а там целые коробки списанных документов. Ну, нам интересно было — чё это? И в одном ящике нашли карточки племенных тёлок. И, прикиньте, спёрли мы целый ящик этих карточек.

— И зачем вам эти карточки? — удивился Левитан.

— Да «зачем»! — Батон слова усмехнулся. — делать нам было нечего, чё. В штабе спрятали, в старой бане. Сидели, сортировали по-всякому — по алфавиту, по дате. Ещё по быкам-производителям. Некоторые часто встречались. Помню, Байковый был и Абанан.

— А чё такое Абанан? — удивился Зима. — Имя бурятское?