Иван Кузмичев - Поступь Империи. Бремя Власти Страница 34

Баскаков кивнул — он и сам думал о том как быстрее попасть на корабль до Риги, уже пятый год являющейся основным оплотом русского флота на Балтике.

— Торопись, похоже красные мундиры решили захватить штаб лорда Мара во чтобы то ни стало.

— У меня все при себе, остальное как ты и велел у МакАртура оставил.

— Тогда по коням.

Уже давая шенкелей пегой кобылке, взятой у одного из трактирщиков по дороге в Перт, Александр почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он обернулся и заметил в паре сотнях метрах выскочивший к подножию холма эскадрон кирасир и вел их молодой парнишка, только-только начавший брить усы! Но вот взгляд у него оказался как у матерого волка: оценивающий и злобный одновременно.

Вот только Алекс уже не тот, что был три года назад. Он усмехнулся, глядя прямо на кирасира и поддавшись порыву шутливо махнул ему рукой, мол, увидимся приятель…

15 декабря 1715 года от Р.Х.

Рязань.

Петровка.

Еще десять лет назад почти никто не знал что на Рязанщине есть деревня Петровка. В принципе таких петровок на Руси тьма тьмущая, тем более что названия деревень особо не отличались друг от друга и даже в одной губернии попадались по семь-восемь одноименных местечек. Разница лишь в местоположении.

Однако теперь почти не сыскать человека, не знавшего про Корпус и место его обитания. Да и не одними соколятами славна эта земля, ведь помимо них есть еще иные люди, трудящиеся на благо Отечества.

Взять того же Дмитрия Колпака — изобретателя от Бога, одинаково вдохновенно работающего что над очередной пушкой, что над слесарным инструментом. Для него нет разницы как и где творить — главное, чтоб была возможность. И ее то государь ему дал, обеспечил всем необходимым и наказал творить, благо и помощники — братья Боголюбовы: Демьян, Третьяк и Микула, подобрались ему под стать — смекалистые, рукастые, с огнем в сердце.

Или вон Иван Нестеров, старший по литому железу кузнец — золотые руки, мало того, что с его домен пошло столько металла, что удалось за семь лет едва ли не все хозяйства обеспечить инвентарем, заменив клятые неандертальские деревянные мотыги, да вилы. Никто не скажет, что это было просто, да и по сей день порой все идет со скрипом, аки негоже смазанная телега, но ведь производства расширяются, растут день ото дня и люди видят, что государь слов на ветер не бросает, где может помогает, а где следует то и нагоняй устраивает, благо фискалы не дурью маются, а трудятся.

Но как бы не хаяли Русь-Матушку всякие европы, как не исходили они ядом да серой, подобно бесам адским, жизнь здесь вольна, коли руки прямые и сытна, если законы государевы блюдешь.

Не верите?

А вон пример, на Царевой улице срубы стоят, двухэтажные, по белому отапливаемые, с дворами небольшими, порой даже без хозяйств — дикость конечно для русского человека скотинку какую не иметь, ан здесь и не славяне живут!

Глянь-ка на старичка, что каждый день и в снег и в дождь с утречка к воротам Корпуса идет. Живчик такой, что фору любому двадцатилетнему даст. Глянешь на него, а лицо то ненашенское, но доброе и участливое. Здесь на Рязанщине он известен своим мастерством, не единожды доказанным. Да-да это тот самый Рауль Гариэнтос, испанец, что людей лечит, да не травками как бабки-знахарки, а инструментом! Хотя кое-какие мази он дает, да настоечку порой выделит. Но то ведь для закрепления результата, не абы кто ведь.

У испанца то ведь и зазноба есть, молодая — ученица его, полюбившая старика до такой степени, что из дома от родителей сбежала. Пришлось отцу Варфоломею спешно свадебку играть, да родственников ее успокаивать, ибо сам Рауль все это время, пока сия оказия случилась сам на себя похож не был.

Да и кроме него на Царевой улице домов с иноземцами хватает. Есть и прусаки и голландцы и даже француз имеется, а уж о гонимых у себя на Родине шотландцах да арагонцев и говорить не стоит. Россия всех принимает, было бы желание трудиться во благо Ее. Ну а то что церквей кроме православных нигде нет, так то не беда — если желаешь ставь у себя во дворе да служи, но вот обращать в собственную веру не смей, потому как с этим строго. Вон и детишек в школы веди, они ведь бесплатны, за все государем уплачено, но хочешь того или нет, а объясняют там на русском, да Слову Божьему учат, иноки из Старорязанского скита.

Так что славна Петровка и делами своими и людьми ее населяющими. И вот теперь, под самый Новый Год в родные стены вернулись молодые, но уже опытные витязи. К огромному огорчению младших курсов — в родные пенаты прибыли только четвертый курс, проходившие практику в составе полноценного воинского соединения. Вернулись не все, потому как битву при Хатычке затребовала от витязей куда больших сил, чем планировалось. Остальной корпус, под командованием генерал-майора Митюха встал на жилое в Воронеже, где до конца весны будет постигать гарнизонную службу. А заодно и в случае надобности помочь Ермолаю Тимошкину, вернувшемуся с Ладожских верфей на свою малую Родину.

Так что триста семьдесят три витязя званием от рядового до сержанта в настоящий момент готовились к празднованию, делились впечатлениями, рассказывали небылицы, хвастались и старались не думать о том, что видели на поле брани, где свист пуль, взрывы 'кубышек', да стоны умирающих доносятся отовсюду и никуда от них не деться. Ибо если уйдешь — подставишь под удар соседа, а то и все отделение, а там и взвод ляжет и за взводом — рота, а где рота то и батальону недолго рассеяться. Каждый старался отрешиться, но не у всякого получалось…

Но двум капралам-'волчатам' заботы остальных не касались, они предавались воспоминаниям, благо что Ялбу с Ярославом помимо серебряной медали 'За Отвагу!' имели по паре ран, да личная благодарность государя! Парни о большем и мечтать не могли, поэтому даже после стольких месяцев вспоминали день награждения отличившихся с особой яркостью и теплотой.

Может, именно поэтому им оказались неинтересны 'застолья' курсантов, рассказывающих небылицы младшим братьям? Большую часть свободного времени они валялись в казарме или занимались в тренажерном зале, благо инвентаря здесь даже в самый загруженный день хватало с избытком.

И сегодня после полудня, выждав два часа после обеда оба 'волчонка' направились в зал. Здесь они больше размышляли о том как быть дальше, ведь лучшим курсантам не обязательно идти в Корпус, можно попасть и к безопасникам, а то и вовсе в Государев Приказ. Была бы разнарядка на свободные места. Недаром ведь ежегодно после экзаменов витязей разглядывают пуще породистых скакунов. Ярослав с Ялбу один раз процесс отбора кандидатов видели — приятного мало. Не смотря на то, что экзамены сданы, а офицеры, что отбор проводят все равно спрашивают, да не абы как, а с подковыркой, так и норовят вывести из себя, найти червоточинку в душе.

Выдерживают такие не многие, здесь ведь не отец Варфоломей с его десятью братьями-монахами, тут беседы задушевные не ведутся. Каждого будто специально ломают. Сложно понять сие, но раз делают, значит оно государю нужно.

— После экзаменов куда подашься? — в сотый раз спросил у слегка флегматичного друга Ялбу.

— Отстань, — качнул гирей сын каменщика.

— Нет, ты мне скажи, иначе как узнать то? Поди приезжие не шибко говорливы, а у наставников не допросишься: 'Не велено, узнаете, когда нужда будет!'. Тьфу! — калмык едва сдержался чтоб и в самом деле не плюнуть на дощатый пол. Чего-чего, а к чистоте курсантов приучили будь здоров — попробуй не оценить чистоту, когда по десять раз одно и то же место с тряпкой вымоешь, да не абы как, а с песочком, да так чтоб хрустело от кристальной чистоты!

— Отстань, калмыцкий ты мой прилипала, — буркнул Ярослав. — До лета еще полгода, решу что-нибудь.

— Ну ты и тютя! — восхитился с детской невинностью вечно попадющий в неприятности гордый сын степей.

— Чья бы Буренка мычала, самого то обратно отправят.

— А вот и не отправят! В ноги упаду государю, или к генералу нашему обращусь, сразу после экзаменов, — тут же ощерился Ялбу.

— Не гонорись, я же пошутил. Уфф, — улыбнулся Ярослав, тягая очередную железяку.

Калмык же положил гантели на пол и сидел на лавке с таинственной улыбкой на лице. Тишина расползлась по залу, лишь иногда прерывалась шумным выдохом Ярослава, да от скрипа лавки. Но калмыка хватило ненадолго.

— Я бы в Корпусе остался. Нет, а что, служба наша ого-го какая важная, разведка нужна всегда, мы с тобой вообще молодцы, да такие что сам государь руки жал — дорогого стоит, ну а что еще надо кроме Славы?

— А как же злато и земли? — не скрывая усмешки поинтересовался Ярослав.

Ялбу смутился.

— Долго ты мне это вспоминать будешь?

— Конечно, ведь прошло меньше трех лет, как ты глупость ляпнул, небось Федор Борисыч ее еще дольше помнить будет. Это же надо такое сморозить.