Литературный Власовец - Гитлер в Москве Страница 34

— Входите, не заперто, — в чувстве юмора «папаше Мюллеру» отказать было нельзя. Карл потянул на себя массивную дверь и вошел. Он со страхом и почтением уставился на самого шефа гестапо, а потом придя в себя выкинул руку в приветствии.

— Хайль Гитлер!

— Хайль! — несколько лениво ответил Мюллер, — присаживайтесь герр Майнер. Молодой человек сел на стул с прямой спинкой напротив стола.

— Нам требуется ваша помощь в одном проекте, — начал разговор шеф Гестапо.

— Но я авиаконструктор, тем более начинающий, — осторожно заметил Карл, — чем я могу помочь вашему ведомству?

— Именно этим, — кивнул Мюллер, и без предупреждения перешел на русский язык, — в вашем деле записано, что вы владеете русским в совершенстве. Это так?

Карл на мгновение поперхнулся от неожиданности, но ответил уже на русском:

— Да, мои родители эмигрировали из России еще до революции. Они там и познакомились. Но в семье была что-то вроде традиции, поэтому меня с детства стали учить русскому языку. Но я и мои родители — чистокровные немцы, могу вас заверить…

— Я это знаю, — прервал его Мюллер, — мне сейчас важно узнать другое. Переведите, — и он положил перед ним лист бумаги. Это было общее описание нового русского истребителя с тактико-техническими характеристиками. Карл уверенно и быстро его перевел.

— А как у вас с машинописью? — опять задал непонятный для Карла вопрос шеф гестапо.

— Нормально, в университете приходилось много печатать. До профессиональных машинисток мне конечно далеко, но печатаю довольно быстро.

— Говорите вы на русском практически без акцента, и ударения в словах ставите правильно, если не секрет, как такого добились? — хитро посмотрел он на Карла.

— Русские народные песни, мои родители их любили, это напоминало им о молодости в дореволюционной России, но герр Рейхсмаршал…

— Я просто уточнил, — успокоил его Мюллер, — а теперь перейдем к сути вопроса, почему я вас пригласил. Вы молоды, и хотите делать самолеты — все правильно?

— Да, — Карл не понимал, куда клонит шеф Гестапо.

— Но ведь всегда много ошибок при разработке, проектирование, доводке. Я прав?

— Конечно правы, но увы, этого не избежать. Нельзя сразу сделать идеальный самолет.

— А если вам бы предложили отправиться в будущее лет скажем на семьдесят вперед и посмотреть какие будут там самолеты, а заодно и как развивалось авиастроение, что скажете?

— Это было бы конечно прекрасно, но это фантастика, — как можно деликатнее возразил Карл, — конечно я бы согласился.

— Теперь не фантастика, — и он включив, аккуратно повернул жидкокристаллический монитор к Майнеру, — это авиация будущего, — и пока тот затаив дыхание следил за учебным боем МиГ-ов 90-х годов, добавил, — поздравляю, вы в проекте. Все остальные вопросы решите с Отто Ланге, он теперь ваш начальник.

Бавария, городок Эрланген.

1932 г.

Вальтер Браун рос обычным хулиганом. Его родители содержали бакалейную лавку в маленьком городке Эрганген в Баварии. Он неплохо учился, но вот с поведением было совсем плохо. Ни одна драка не обходилась без него, и ни одно происшествие в их тихом городке. В четырнадцать лет его отец серьезно поговорил с ним.

— Сынок, ты неплохо учишься, и думаю мое дело перейдет к тебе. Но у тебя очень плохо с поведением. Так что выбирай или я отдаю тебя в военное пехотное училище или ты находишь себе занятие после школы. Можешь взяться за общественную работу в Гитлерюгенде, можешь взяться за изучение французского или английского языка, выбирай сам. Но чтобы больше я тебя на улице на видел. Все завтра скажешь мне чем ты хочешь заняться.

Вальтера этот разговор возмутил до глубины души. Во-первых он не хотел быть бакалейщиком, ему надоел этот захолустный городишка со своими сплетнями и мелкими заботами. Ему хотелось в Берлин или Вену. Там где кипит жизнь. Во-вторых его бесило ограничение его свободы, как он ее понимал. «Ладно, будет тебе занятие». Политическая жизнь его не привлекала, да ее и не было почти в их захолустье. Поэтому он решил обучаться такому, языку, чтобы он ему никогда не понадобился, назло отцу. Сначала хотел обучаться японскому. Но естественно этот язык у них никто не знал. Отпадали и другие, по той же причине. И тут он вспомнил о старой русской белоэмигрантке, жившей в крохотном домике на окраине. А назавтра объявил отцу, что будет изучать русский язык. Тот пробовал его отговорить, но Вальтер сам указал ему, что право выбора осталось за ним. Отцу ничего не оставалось делать, как пойти в старой фрау Калугинн и договориться об обучении ее сына русскому языку. Старушка удивилась, но за небольшую плату согласилась стать преподавателем для подростка. Она сама окончила Смольный институт благородных девиц, и оказалась строгим, но квалифицированным преподавателем. Россию она покинула в 20-х годах, но часто интересовалась вестями оттуда, поэтому обучала Вальтера не дореволюционному русскому, а вполне современному. При этом они ставила и произношение, говоря:

— Вальтер, люди не любят, когда слышат сильный акцент.

И он не один раз пожалел, что согласился на это обучение. Старушка вцепилась в него как клещ. Вальтер подозревал, что ей просто скучно, а тут такой ученик. Но и сам он по характеру был очень упрямым. Поэтому уже через три года он свободно говорил и читал на русском. Еще старушка много ему рассказала о России, революции и гражданской войне. Поэтому он стал ярым антикоммунистом. И потом по окончании гимназии заявил отцу, что пойдет поступать в электромеханическое училище в Кельне. Приезжая на каникулы он продолжал уже по привычке заходить к своей бывшей преподавательнице. Просто поболтать. Когда он его закончил, он не знал что делать. Возвращаться в родной город не хотелось, хорошего места в Кельне он не нашел. Вот тут его и нашли люди Мюллера. После краткого собеседования он тут же с радостью дал согласие на свое участие в проекте. Он просто влюбился в вычислительные машины.

Берлин. Имперское министерство народного просвещения и пропаганды. Вильгельимплац 8–9.

Август 1939 г.

Ганс Мерсель работал скромным служащим в ведомстве Геббельса. Отдел занимался СССР и в частности Россией. Обязанности Мерселя состояли в том чтобы следить за периодикой основных газет и журналов в СССР, которые своевременно доставлялись и делать аналитические выкладки. Единственное что отличало его от других, он действительно очень любил свою работу и старался вникнуть во все нюансы. В СССР Ганс никогда не бывал, но говорил по-русски почти без акцента. Он старался среди газетных статей отыскать то самое зерно истины, которое пряталось за восторженными статьями и призывами. У нас бы это назвали, умел читать между строк. Но его отчеты просматривались вышестоящими коллегами, и отправлялись в архив. Дело в том что его направление считалось малоперспективным. Вот Англия, Франция, а особенно собственно Германия, очень ценились. А до коммунистов в СССР никому в общем-то дела пока не было. Пропаганда была ориентирована прежде всего на насаждение идей национал-социализма в самой Германии. Правда в последнее время начались какие-то непонятные слухи, полунамеки. Особенно после расстрела Гиммера и Геринга. Но Ганс не обращал на это никакого внимания. Его не интересовала большая политика. И когда его вызвал к себе сам Рейхсминистр Народного просвещения и пропаганды Германии Геббельс, Ганс был очень удивлен, но не напуган. Он всего несколько раз видел Геббельса вблизи, и не знал, как тот обычно разговаривает с подчиненными. Секретарь сразу пригласила его в кабинет Рейсминистра.

— Хайль Гитлер! — отчеканил Ганс положенное приветствие.

— Зиг Хайль! — ответил Геббельс, внимательно рассматривая Ганса, — присаживайтесь герр Мерсель, и он указал кресло напротив себя. Ганс сел в кресло и приготовился слушать, зачем его вызвал Рейхсминистр.

— Я внимательно прочитал все ваши отчеты по прессе в СССР, за последнее время. Ваша проницательность меня приятно удивила. А откуда вы так хорошо владеете русским языком?

— У нас в сельской школе не хватало учителей. Сам я из деревни. Поэтому приходилось учиться самому. Но я много читал и любил учиться. Выучил сам. Мне просто легко даются языки. Кроме русского сносно понимаю на английском. Для правильного произношения слушаю радио и читаю книги.

— Почему же вы не остались в деревне, ваша родня вся там?

— Да, я младший в семье. Но деревня мне просто наскучила. Старшему брату и сестре там нравится. Оба уже имеют семьи. Поэтому я приехал в Берлин и поступил на работу в ваше министерство.

— С машинописью у вас тоже все в порядке? — уточнил Геббельс.

— Это часть моей работы, — скромно ответил Ганс. Он так и не понимал сути разговора, но чувствовал, что это что-то важное.