Игорь Николаевъ - Харон Страница 34

«Как сложно…» - вновь подумал Константин. – «Господи, дай мне сил тащить эту ношу дальше. Каждый день одни и те же мысли, одни и те же заботы, мечты о сне и отдыхе. Я уже не человек, я машина решений…»

Глава 11

Конгресс открылся как-то очень скромно, можно сказать – незаметно. Не было ни торжественной церемонии, ни специально арендованного зала, что более соответствовало бы встрече лучших медиков страны. В общем, ничего довоенного, кроме запланированного парадного обеда в первый день конгресса и торжественного ужина в последний.

В течение трех-четырех дней в институт желудочной хирургии Юдина съезжались самые разные люди, от убеленных сединами почтенных старцев до молодых ассистентов. Планируемое предприятие вызвало удивление и непонимание – конгресс медиков в разгар войны смотрелся несколько странно, если не сказать неуместно. Но авторитет Юдина обеспечил успех. Все приглашенные, без исключения, прибыли сами или послали представителей.

Участники разместились в близлежащей гостинице, Юдин делал пометки в блокноте, отмечая прибывших, Поволоцкий с некоторой дрожью вспоминал, как в авральном режиме утрясал все организационные вопросы. Он совершенно не подумал о том, что теперь не только медик, но и государственный чиновник, член специального комитета при Научном совете. Соответственно, воспринимается всеми окружающими не столько как хирург на излечении, сколько как «государев человек», который несет личную ответственность за свое предприятие. Юдин не занимался организацией бытовых вопросов конгресса, потому что считал это делом для «Бюро», а Поволоцкий по привычке рядового хирурга ожидал действий от корифея. Буквально накануне приезда первого визитера выяснилось, что гостям негде жить. Институт Юдина был и так переполнен ранеными и персоналом, да и простая вежливость требовала размещения великих врачей на должном уровне. В течение суток батальонный хирург не спал, ел и пил на ходу, но проблему решил.

Профессор Черновский лишь тяжело вздохнул, подписывая документы на оплату проживания, довольствия и прочего обеспечения – «Бюро» стремительно дорожало. Вот и Терентьев сорвался с места, да не один, а в компании одного из молодых конструкторов. Юноша сопровождал на фронт новую партию броневиков из Харькова и лично участвовал в бою, с целью сбора рекламаций. Обратно он вернулся без волос и бровей, с ожогами четверти поверхности тела и четким пониманием, что бронетехнику надо делать как-то по-другому.

Собрание началось в одной из демонстрационных аудиторий, остальные помещения были заняты под нужды госпиталя. Из полукруглой залы убрали хирургический стол, поставив вместо него кафедру и несколько столов поменьше – для президиума. Вокруг разместились примерно три десятка гостей конгресса, по неписаному, но строгому ранжиру – чем ближе к кафедре, тем больше седины в волосах. Большинство в цивильной одежде, некоторые - в военной форме. Между собой приглашенные общались со сдержанной вежливостью, все они были корифеями и основателями медицинских школ, либо полномочно представляли патриархов. В институте собрался цвет российской хирургии

Оттепель подкралась незаметно и напала внезапно. Еще вчера зима являлась полноправной хозяйкой Москвы, а сегодня в высокие окна светило почти весеннее солнце, сквозь стекла доносился хор множества капель, бодро скачущих с крыш.

Поволоцкий сел в самом дальнем и самом высоком ряду, расположение позволяло осматривать всю диспозицию сверху вниз, не привлекая к себе внимания. Время от времени он все равно ловил на себе вежливо-недоуменные взгляды – мэтры медицины добросовестно и безуспешно пытались вспомнить, кого представляет незнакомый лысый бородач. Впрочем, особого любопытства Александр не вызывал, по умолчанию предполагалось, что если он здесь по приглашению Юдина, то, значит, человек на своем месте.

Куда больше участников интересовал центр аудитории, где за одним столом вполне мирно (!) расположились сам Сергей Сергеевич Юдин и Александр Вишневский. Вот где обреталась настоящая интрига – весь медицинский мир знал, что два заклятых врага уже много лет не встречались лично, обмениваясь едкими выпадами через посредников и печать. Факт мирного соседства сам по себе вызывал жгучее любопытство, а уж анонсированное сотрудничество поднимало интригу на недосягаемую высоту.

Юдин открыл собрание кратким вступительным словом. В пятиминутной речи «Богоравный» описал проблемы, стоящие перед всеми, закончив словами:

- По-видимому, все наши методы оказались полностью несостоятельными.

[Подлинная цитата со Съезда французских хирургов в 1915-м году]

Собрание всколыхнулось. Кое-кто воспринял в штыки столь откровенное признание, сочтя его почти личным выпадом. Но большинство присутствующих немедленно ударились в бурное обсуждение сказанного. По сути, повторилась та же история, что и при встрече Юдина и Поволоцкого. Каждый из приехавших медиков являлся представителем собственной школы и основополагающей методики лечения, а ситуацию на фронте видел со своей точки обзора, по определению не всеохватной. Поэтому они в той или иной степени поддались общему заблуждению и ожиданию, что технические организационные проблемы будут решены в обозримом будущем наличными средствами. Краткое резюме Юдина в стиле «подмоги нет, и не будет» стало почти что шоком.

За неимением молоточка, Сергей Сергеевич постучал карандашом по стакану, призывая коллег к тишине и временному прекращению прений.

- В силу всего сказанного выше я взял на себя смелость собрать всех вас, чтобы заняться решением этих насущных и неотложных проблем, - закончил он.

Процедура избрания председателя конгресса пролетела со скоростью пули. Амбиции амбициями, но каждый из собравшихся понимал, что Юдин если не лучший из собравшегося цвета медицины, то встать с ним вровень могут лишь два-три человека. Объективные заслуги не оставляли иного выбора.

А затем взорвалась бомба.

В одном из ближних рядов поднялся немолодой уже человек со снежно-белыми волосами и рукой на перевязи, на его мундире скромно сверкал эмалью орден Пресвятой Богородицы – высшая награда, которой мог удостоиться врач. Даже со стороны, под большим углом, Поволоцкий узнал Исаака Соломоновича Жорова.

[И.С.Жоров – отец советской анестезиологии. В реальности был личностью поистине удивительной. Например, в 1953 году он открыто выступил с осуждением «дела врачей»]

Седой медик вежливо поднял здоровую руку, привлекая к себе внимание, и, дождавшись тишины, осведомился у Вишневского, до этого момента, сидевшего с выражением олимпийского спокойствия на лице:

- Александр Александрович, хотелось бы услышать ваше мнение относительно методов обезболивания, допустимых для применения в войсковом районе. Заранее благодарен.

Закончив короткое выступление, Жоров обозначил поклон в сторону Юдина и опустился на место. В аудитории наступила полная тишина. Даже самый молодой и неискушенный медик прекрасно понимал, что безобидный на первый взгляд вопрос являлся открыто брошенной перчаткой и прямой провокацией, призванной проверить дееспособность конгресса. Чем Юдин сумел обеспечить лояльность Вишневского и его участие в собрании – оставалось тайной, но вряд ли даже «Богоравный» мог перековать склочный характер «знахаря».

- По моему мнению, в войсковом районе местное обезболивание является незаменимым, - так же вежливо, почти задушевно ответил Вишневский.

Сделав небольшую паузу, он не спеша отпил глоток воды из стакана. Собственно говоря, сенсация уже произошла - «людоедский доктор» назвал свою методику просто «незаменимой» вместо привычного и обязательного «идеальной», это граничило с чудом. Но все ожидали неизбежного продолжения - корриды, ради которой стоило оставить все текущие дела и даже уехать с фронта.

- Однако, - Вишневский аккуратно поставил стакан. - Врач обязан дифференцировать используемый метод обезболивания в зависимости от состояния раненого, собственного опыта и санитарно-тактической обстановки.

Юдин с благожелательной улыбкой кивал, словно соглашаясь с каждым словом. Хотя этот момент был ожидаем, и процедура расписана заранее, Поволоцкий вцепился в собственную бороду, затаив дыхание. Казалось, случись здесь и сейчас муха, ее жужжание прогремит в молчащей аудитории подобно трубе Иерихона.

- Вообще же из всех современных методов обезболивания в войсковом районе не найдут себе применения разве что спинномозговое, да внутривенное барбитуратное, - закончил мысль Вишневский, безмятежно взирая на Жорова. – Первое противопоказано при шоке, второе слишком сложно в дозировке для раненых.

Автор «Неингаляционных наркозов в хирургии», крупнейший специалист России по барбитурантным наркозам, кивнул, словно засчитывая попадание в фехтовальном поединке, и на секунду задумался. Ответ явно сбил Жорова с толку и немало удивил - либо Вишневского подменили двойником, либо… не подменили. Медик, который выходил из окружения вместе с рядовыми бойцами, думал и принимал решения очень быстро.