Кухарка тайного советника - Красовская Марианна Страница 34

Придет ли он? Я почти уверена была, что придет. Надеялась, что соскучился.

Я ждала. Постелила свежую простынь. Надела красивое бельё. На столе стояли цветы — льера Гдлевская принесла. Оказывается, у нее небольшой зимний сад в доме, и она сама выращивает розы, какую-то пушистую траву и очаровательные мелкие кустовые цветочки. Из всего представленного в букете я знала только розы, и те были не типичные. Но очень красиво, не поспоришь. Когда я спросила Елену, почему она цветы не продает, та грустно усмехнулась и ответила, что в Коборе дамам букеты не дарят. Только на могилки носят, но тут уж особой красоты не требуется, покойники — они к цветам равнодушные. Может быть, когда театр построят, и придет время цветов, но пока вот, Ольга, пусть тебя радуют.

Меня они радовали.

Лисовский постучался ближе к полуночи, когда я уже спала. Ворча, отворила дверь, сняла с него шляпу, принялась расстегивать пальто. Он засмеялся с видимым облегчением, убрал мои руки и разделся сам — быстро и весь. Догола. Мне нравилось, что с ним не нужно слов, потому что как выразить свои чувства словами, я не знала. Я уже была отчаянно, до дрожи в руках влюблена. Это чувство не было похоже ни на что из моего прошлого. Не было похоти, не было боли, не было бабочек в животе. Было только безграничное счастье ощущать под пальцами его плечи, пить его дыхание, слышать его невнятный и не имеющий смысла шепот над ухом. Он весь был для меня идеальным, я сгорала от удовольствия в его объятиях и воскресала от его поцелуев.

Кажется, впервые в жизни я понимала, что такое любовь. Я прекрасно знала, просто интуитивно угадывала все его недостатки. Наверное, как и многие мужчины, он не умел выразить свои чувства. Наверное, он бывал груб и нетерпелив. Наверное, он мог быть страшен в гневе и безжалостен со своими противниками. Но мне все это было неважно. Я принимала его любым, я не хотела бы ничего в нем изменить. Я готова была любоваться им, словно произведением искусства — совершенным в своей неидеальности.

Плевать, что я ему не пара. Счастье не в этом. Счастье — оно здесь и сейчас. Главное — держать язык за зубами и не вздумать ему ничего говорить. Не поймет, начнет жалеть меня, может, даже уйдет, чтобы не тревожить больше.

Он уснул, а я всё не могла насмотреться. Водила пальцами по плечу, трогала его волосы, слушала глубокое мерное дыхание. Ой! Он же говорил, что будет ночевать дома!

— Саш, вставай, — толкнула я его в бок. — Тебе домой пора.

— Зачем? — он приоткрыл один глаз, потянулся, как кот, и поудобнее расположился на моей не самой широкой кровати, притягивая меня под бок.

— Туалет на улице. Водопровода нет.

— Плевать, переживу. Если ты не выгоняешь, конечно.

— Нет. Оставайся.

— Оль, ты красивая.

— Ты тоже ничего, — хмыкнула я, улыбаясь.

— Тебе надо учиться, у тебя ценный дар.

— Не начинай, меня всё устраивает в моей жизни. Ты как Егор Матвеевич.

— Конечно. Он — один из моих учителей. Вообще странно, что он тебя в кухарки отпустил. Он не из бедных. Мог бы и дом тебе купить, и еще как-то помочь.

— Зачем? Я взрослая женщина, я сама прекрасно справляюсь, как видишь. И дом у меня уже есть, и работа.

— Вижу, как ты справляешься, — проворчал он. — А с другой стороны, не мне жаловаться. Я еще твоему деду не раз спасибо скажу. Оль, а у меня для тебя подарок. И только попробуй сказать, что не примешь. Уволю без рекомендаций.

— Шантаж, льер Лисовский? — вскинула брови я.

— Именно, лирра Субарова. Вот.

На мою руку скользнуло что-то холодное и тяжелое, я придвинула к себе масляную лампу, добавила огня и растерянно уставилась на браслет на моем запястье. Широкий, красивого плетения, с мерцающими дымчато-серыми камнями, явно драгоценными. Золотой и очень-очень дорогой — тут сомнений не было.

— Саша…

— Я сказал, молчи, женщина. Можешь не носить. Но пусть он будет у тебя, потому что никогда не знаешь, как повернется жизнь. Возможно, тебе будут срочно нужны деньги. Тогда продашь. И не подумай, он новый. Я для тебя купил.

— Саш, я боюсь такую дорогую вещь у себя держать. Украдут ведь.

— Хочешь, завтра в банк сходим и положим в ячейку?

— Нет, — подумав, сказала я. — Я хочу иметь возможность любоваться на него, когда захочу. У меня никогда не было такой красоты. Как я могу выразить свою благодарность?

— Если бы я был жадным эгоистичным ублюдком и развратником, я бы напомнил, о чем мы с тобой беседовали в моей спальне. Ты еще сказала, что это всего лишь предварительные ласки. Но я же не такой, поэтому просто — скажи спасибо.

— Ах ты хитрец, — тихо засмеялась я, гася лампу. — Не зря ты самого короля советник. Умеешь мысль оформить.

— Да какой же я хитрец, я совершенно простой человек. Даже местами глупый. Ммм… что это ты делаешь?

— Благодарю тебя, — усмехнулась я, покрывая поцелуями его грудь.

Утро начинается с привычной уже беготни. На этот раз проспали оба. Мы толкаемся возле кувшина для умывания, пытаемся понять, где чья рубашка, Александр застегивает на мне платье и помогает надеть пальто. Зимнее. На меху.

А за окном между тем сияет солнце и поют птицы.

— Тебе не жарко? — спрашивает он.

— Жарко. Но я пока не купила ничего подходящего.

— Оль, а как так вышло, что ты приехала в Орассу вообще без вещей? — задает неудобный вопрос Лисовский. — Только не надо сказок, что у тебя какие-то там родственники отобрали всё. Нет, я могу понять, если шубу, дорогую обувь или там платья приличные. Но белье… хоть какая-то одежда… должны остаться. Тем более, ты, кажется, не из тех, кто позволит с себя нижнюю рубаху без сопротивления снять.

Я замерла, моргая. Ох, как некстати все эти расспросы! Что ему сказать? Правду? Я бы, наверное, и призналась, так я документы подписала.

— Оль, я всё пойму, честно. Ты преступница? Ты от чего-то или от кого-то сбежала? Ха! Ты пропавшая руанская принцесса? — тут он сам хохотнул и покачал головой. — Ну ладно, там ее высочеству едва двадцать стукнуло, и она что птичка ростом. Интересно, руанские маги смогли бы поменять человеческую внешность настолько радикально?

— Ага, принцесса, — закивала я радостно. — Не видишь, что ли? Из меня аристократическое воспитание так и прет. А еще принцесс непременно обучают рыбу чистить и пироги печь, иначе они в дикой природе не выживут!

Он усмехнулся и надел шляпу.

— Прошу вас, ваше высочество, выходите. Не соблагоизволите ли сделать для меня кофе?

— Зависит от вашего поведения, льер.

— Я вел себя идеально!

— Тут не поспоришь, — я улыбнулась и осмелилась прикоснуться к его рукаву. — Ты иди, наверное, а я еще в булочную загляну.

— Тебе очень нужен хлеб? Наверняка Лиска уже сходила. Или ты не хочешь, чтобы нас видели вдвоем?

— Этого не хочешь ты.

— Я? Глупости. Мне стыдится нечего. Мы оба взрослые люди. Ты вдова. Я вдовец. Между нами отношения. Это нормально.

— А Софья?

— А что Софья? Какое она имеет право лезть в мою личную жизнь?

— Ей может не понравиться.

— Я тебя умоляю, Оль… Ты ведь не считаешь, что я монахом жил?

— Нет, но…

— Оля, если ты не против, пойдем вместе. Пусть видят, что ты — моя женщина.

Я пожала плечами — что ж, если он хочет… На кухне поварихи далеко не дуры. Они всё давно поняли. Горничные тоже сто раз обсудили. Маги, временно пребывающие в нашем доме, тоже в курсе. А на горожан мне плевать. В первую очередь сплетничать будут о нем — как так, высокородный льер связался со своей же кухаркой! Одно дело тайно с ней спать, а другое — вот так, под руку, идти по улице. Сердце у меня колотилось, ладони потели, в каждом взгляде, брошенном на нас кем-то из прохожих, я готова была увидеть любопытство и осуждение — но Александр не убирал свой локоть, и я ступала твердо.

И во двор мы зашли вместе. Лиска, болтающая на черном крыльце с Демьяном, широко раскрыла глаза, увидев меня с льером, юный маг нахмурился и покачал головой. Я тут же отдернула руку.