Олег Аксеничев - Шеломянь Страница 35

– Ты сможешь помочь хану?

– Не уверен, что у меня это получится. Противник достаточно силен на расстоянии, значит, при лобовом столкновении его сила только умножится.

– Но ты можешь попытаться?

– Приказывай, князь! Все в твоей воле.

– Приказать не могу. Но – прошу!

– Все в твоей воле, – повторил Миронег.

Этим же утром князь Игорь распорядился приготовить Миронега в дорогу. Отъезд планировался на следующий день, и воля князя была исполнена безоговорочно. Но лекарь удивился, увидев, что сам Игорь Святославич вышел на красное крыльцо в дорожной одежде. Рядом с ним стояла, сжав губы, Ярославна.

– Еду с тобой, – пояснил Игорь. – Не прощу себе, если брошу друга в беде.

– Подумай, князь, – сказал Миронег. – Уж больно странный у нас повод для беспокойства. Поверит ли хан? И не покажется ли это ему просто смешным?

– Поэтому и еду, – насупился князь. – Надо мной не посмеется. Может, и прислушается…

– Конечно, прислушается, – вступила в разговор Ярославна. – Слово друга тверже булата. Поезжай, муж, и не волнуйся за детей и княжество. Я пригляжу!

Миронег взглянул на княгиню и решил, что ее слово не менее твердо, чем воля мужа. Хорошо, когда есть кто-то за спиной.

Хорошо и надежно.

Кончак выслушал эту историю молча, не перебивая князя Игоря даже междометиями. Достаточно долго он не говорил ни слова и после завершения рассказа. Наконец хан сказал:

– Действительно странная история. Странная, а не смешная, как ты опасался, друг Игорь. Конечно, я предпочел бы, чтобы мы просто посмеялись над этими страхами за пиршественным столом, но – все сбылось! Было предательство, хотя до сих пор не понимаю отчего, было и колдовство.

– Значит, бывают вещие сны? – не веря сам себе, спросил князь.

– Значит, бывают. Но другое открытие радует меня сейчас.

– Открытие?

– Да. Счастье – получить доказательство, что дружба существует не только на словах!

Кончак, улыбаясь, протянул руку князю Игорю. Князь ответил на рукопожатие, и какое-то время они ехали, соединившись. От качки, неизбежной на рыси, сцепленные руки то взлетали кверху, то опускались. Это напоминало поведение малых детей, безмятежно гуляющих по теплой лесной тропинке в середине лета.

«Будьте как дети, – говорил давным-давно галилейский проповедник Иешуа. – Ибо их есть Царствие Небесное».

Искренне дружить способны только дети, ибо безгрешны и не злобны.

Или люди благородные.

Ибо незлобивы и мало грешили.

Бог, дремавший в каменной тверди истукана, стоявшего в дальнем углу заброшенного святилища недалеко от города Тмутаракани, пробудился.

В мире живых происходило нечто способное помешать возвращению Старых Богов на Землю. Бог прислушался к себе и почувствовал, что больше не может найти одного из самых верных своих прислужников, того, кто презрел свое земное существование, слившись со Старыми в их извечном презрении к жизни.

Прислужник получил то, к чему не стремился. Получил смерть. А Старые Боги никогда не жили, следовательно, не знали смерти.

Но так не должно было произойти. Этот слуга необходим для воплощения, и Бог продумал, что стоит сделать.

Прислужник должен получить частичку божественного бытия, и для Аль-Хазреда настала пора ощутить невозможное: не умирая, быть мертвым. Считанные единицы из всех людей на Земле были удостоены в прошлом такой чести. Так грезит в существующем только в его воображении Царстве Мертвых зеленокожий Осирис, так охотятся, перескакивая со звезды на звезду, близнецы Таммуз и Дионис.

Аль-Хазред должен был стать особым слугой, у которого останутся человеческие эмоции и чувства. Бог решил в дальнейшем создать себе пару прислужников, чтобы их свойства дополняли друг друга. Провидение подсказало Богу, что второй прислужник должен появиться в стране под названием Трансильвания, но нигде на планете такой земли Бог не нашел. Провидение, словно насмехаясь, добавило, что прислужник как-то должен быть связан с драконами. А их, как известно не только Богам, никогда не было.

Кажется.

В безлюдных степях недалеко от реки Хорол по таявшему снегу полз пепел. Его не потревожил ветер, не стронуло с места копыто коня. Он полз сам по себе. Змея тоже без ног, но ведь передвигается.

Ай! Я ошибся, любезные читатели! Нет, все-таки не может пепел ползти сам по себе! Оказывается, это темный треугольный коготь Странника Итаквы хозяйничает в раскисшей мартовской степи, собирая то, что осталось от незадачливого колдуна.

К вечеру Итаква угомонился, и черный коготь исчез, призванный хозяином из космического беспределья. Зато в степи прибавился один всадник.

Бог мог быть заботливым. Новорожденный слуга не должен был терять время на пеший путь, и Итаква не поленился собрать заодно пепел, оставшийся от коня, на котором сгорел араб во время покушения на Кончака.

Одного мне так и не удалось узнать: стал ли тот конь жив или мертв?

Или, под стать хозяину, он перешел в состояние Старых Богов, когда все это не важно?

История не сохранила подробностей, и это не удивительно. Ведь пишется она для людей и о людях, а не для лошадей и о лошадях.

Иногда, читая о некоторых людях, я жалею об этом.

5. Путивль – Киев.

Март – апрель 1185 года

– Кажется, нас встречают, – сказал Кончак, вглядываясь в даль.

– Странно. Я предупреждал жену, что все должно оставаться в тайне.

Князь Игорь Святославич пытался разглядеть что-либо на берегу Сейма, но не смог.

– Отчего у вас, половцев, такое хорошее зрение? – спросил он несколько обиженно.

– Мы соли не едим, вот и глаз острее, – сообщил Кончак, продолжая разглядывать невидимых для князя Игоря всадников. – Ого! Никак сам князь путивльский навстречу едет!

– Я ему поезжу! – проворчал Игорь Святославич.

Путивльское княжение он недавно передал своему сыну, пятнадцатилетнему Владимиру. Юноша в свои годы не уступал в воинском умении лучшим мечникам княжества, и князь Игорь решить выделить ему собственный удел. Еще бы женить сына, и начнется для него полноценная взрослая жизнь.

Но возрастная горячность еще не оставила Владимира Игоревича, и юный князь вполне мог нарушить распоряжение отца и выехать ему навстречу, тем самым выдав тайный визит Кончака. После столкновения на Хороле князь Святослав Всеволодич не одобрил бы подобного.

Но Кончак считал своим долгом лично появиться в Путивле, и Игорь Святославич соглашался с необходимостью этого поступка. Уж больно важным было то дело, за которое взялись князь и хан, чтобы можно было оставить его на посредников.

Владимир Игоревич достаточно вырос, чтобы жениться, и нашлась невеста, которая, по мнению Игоря Святославича, единственная могла оказаться достойной путивльского князя.

Уже год назад лекарь Миронег заприметил в Шарукани девочку, одетую по случаю жары только в короткие кожаные штаны. Босые ноги были испачканы и поцарапаны, серая пылевая накидка запорошила длинные волосы. Непослушная челка придерживалась кожаной налобной повязкой, на которой были нашиты золотые грифоны, украшенные драгоценными камнями.

Золота и камней хватило бы на покупку небольшого стада коров, но девочка, казалось, не обращала даже малейшего внимания на свое богатое убранство.

Заметив остановившегося Миронега, девочка вдруг вспыхнула и прикрыла пышными волосами загорелую неразвитую грудь.

– Что уставился? – недобро спросила она на хорошем русском языке.

– Извини, если чем обидел, – улыбнулся в ответ Миронег. – Загляделся на твоих грифонов, уж больно хороши.

– Грифоны? – растерялась девочка. – Ах, эти, что на повязке… Отец подарил, а по мне без них было бы лучше.

– Отчего же?

– Волосы в них путаются – неудобно!

Миронег внимательно рассматривал девочку, благо посмотреть было на что. Гибкий стан и длинные ноги обещали, что в недалеком будущем она вырастет в стройную и сильную девушку, а лицо, на котором взгляд мужчины невольно притягивали большие глаза и припухлые губы, уже способно было свести с ума поставщиков юного товара в восточные гаремы.

– Как тебя зовут? – спросил Миронег девочку.

– Гурандухт, дочь Кончака, – горделиво вскинула она голову.

Только тогда Миронег понял, где мог видеть такие черты. Таким был бы сам Кончак, если бы, конечно, Тэнгри решил, что половец недостоин иной участи, кроме рождения в женском теле.

Вернувшись на Русь, Миронег рассказал об увиденном князю Игорю. Рассказал оттого, что забавно было, как, оказывается, мало надо, чтобы лицо воина обернулось девичьим образом. Выяснилось, что Игорь уже был наслышан о ханской дочери. Арабские поэты успели сочинить не одно стихотворение, прославляющее луноликую степную принцессу, и князю Игорю стало очень интересно самому увидеть девочку, способную в таком юном возрасте обратить на себя внимание не только главных ценителей женской красоты на свете – арабов, но и извечно невозмутимого Миронега, которого, казалось, не интересует ничего, кроме сушеных целебных трав и пахучих мазей.