Андрей Архипов - Поветлужье Страница 35

   Дело в том, что для выживания любому человеку всего лишь необходимо тепло в доме, да чтобы на столе что-то водилось. А дальше уже каждый по-своему разумению лепит окружающий мир. Если этот мир человека в итоге устраивает, и у него нет желания его менять, то это и можно назвать привычкой. А уж если отсутствуют внешние условия, подвигающие его на изменения, то это уже привычка в квадрате и такой индивидуум будет даже доволен тем, что имеет. Вот и Пычей был удовлетворен своим положением, двумя своими сыновьями, тем, что дом у него был чуть лучше, чем у других. Он привык, и не хотел что-то менять. Но появились эти самые внешние условия и изменения в его жизни сделали другие люди. Старший сын оказался в заложниках у недругов, остальная семья тоже находится в плену неподалеку. Мир его уже перестал устраивать, а привычка к столь скорбному положению вещей еще не выработалась. И тут его спросили, помахивая зажженной лучиной, на что он готов пойти, чтобы вернуть свою жизнь в прежнее русло?

   - На все, - кратко ответил староста.

   Человек привыкает ко всему, но горе тому, кто лишает человека его привычек.

   - Тогда будем жечь, - поднеся лучину к смолистому факелу, воевода загасил ее, воткнув в землю, а факел передал лучникам, наказав не начинать раньше времени, - а ты Терлей, раз уж твоя жизнь принадлежит мне, будешь всех отвлекать. По буртасски он разумеет, Пычей?

   - Нет, не разумеет, - растерянно ответил тот.

   - Надо научиться... К тому моменту, когда мы избу стрелами подожжем и их, як курей, поджаривать там начнем. Полезно их будет отвлечь чем-то. При допросе их десятника я таких выражений от него наслушался, что не удержался и попросил изложить всё его языком. Он столько заковыристых изречений знает, что мыслю я, та словенка, с которой он жил, ласковей чем "сивый драный козел" его не называла. Ну всё, айда через тын, по пути скажу. Всего четыре слова. Переводи, староста...

***

   Для Терлея весть, что его будут использовать в качестве приманки, ровным счетом ничего не изменила. Он был готов выполнить что угодно. Его жена и дочка были свободны, Пычей клятвенно подтвердил, что видел их живыми и здоровыми на захваченной лодье. Теперь время отдать проигранную в поединке жизнь. Дождавшись, когда огненные стрелы подожгут соломенную крышу у дома старосты, Терлей подождал немного и поднялся навстречу ворогу, засевшему в окруженной усадьбе. Тяжело передвигая ноги, он метнулся, как раненая черепаха, через улицу, освещенную бушующим на крыше пламенем, перевалился за плетень и заполз за бревенчатую приземистую баню. Собственно говоря, он не знал что это за зверь такой, но воевода сказал, что это сильный и очень быстрый хищник и такой воин, как Терлей, должен соответствовать этому названию. Вот только вторая кольчуга и нелепая бармица на лицо, которые на него напялил воевода, и сидевшие на нем, как на чучеле, были явно лишними. Правда, от хлестких ударов стрел они защищали очень хорошо. Даже впиваясь в центр скрученного из проволоки кольчужного колечка, стрела тратила свою энергию, чтобы расширить эту спиральку и проходила внутрь всего на палец-другой, а уж при наличии дополнительного доспеха воин превращался в ходячую крепость. Правда на глиняных ногах, но тут уж Терлею приходилось их просто быстрее передвигать. Да и не срезнями все-таки бьют из усадьбы, а он под кольчугу еще поддел длинный толстый халат. Ох, теперь надо немного высунуться и прокричать то, чему научил его воевода... Хм, вроде перепутал местами, но яростные крики и град стрел в районе плетня подсказали ему, что это не сильно важно... Можно еще попробовать... И еще...

   - Ох, не красные слова Пычей сказывал про гнев Инмаров, - подумалось вздрогнувшему Терлею после громовых раскатов с противоположной стороны усадьбы, - как будто лупит кто огромным молотом по земле. Раз за разом, без перерыва... Надо и мне подниматься, не гоже без поверженного врага смерть принимать ...

   Выскочив из-за бани, Терлей с разбегу упал на спину тщедушного буртасца, кружащегося с саблей вокруг воеводы, который держал в своих руках только орудие Инмара.

   - Для меня ворога оставил... благодарствую тебе, воевода, - все-таки прокричал Терлей, осознавая, что тот его не поймет, и одновременно забираясь руками под бармицу, пытаясь ножом нащупать шею слабо барахтающегося под ним воина. Когда он поднял голову, то увидел только лежащие во дворе тела, и двух своих сородичей, методично прохаживающихся меж ними и добивающих подающих признаки жизни буртасов.

   Инмаров гром гремел уже за тыном.

***

   - Значит, ничего не делали, рук не распускали, баб не трогали, невинные как овечки? А шли за компанию, мир посмотреть, себя показать, так? Ага. Может наградить вас золотом да каменьями, оружием наградным, али девицу подарить? Нет? Точно не надо? Алтыш, ты все правильно перевел? Как то странно они отказываются от подарков, того гляди голова открутится... Ладно, с Вами двоими все ясно, уводи их Пычей... Да нет, в воду связанными бросать али другим каким способом кончать пока не надо, послужат еще... может быть... на весла пока посади, привяжи только, да поглядывай, - Михалыч поудобнее устроился на тюфячке, который еще никто за занятостью не пытался распаковывать. - Ну а ты, мил друг, что молчишь, язык проглотил? Вон как твои дружки распелись. Может станцуешь? Да переводи дословно, али молчи, если не все понимаешь.

   Обращался Михалыч через Алтыша к буртасу, который за пятнадцать минут импровизированного допроса на лодье, ходко шедшей в сторону веси, не вымолвил ни слова. Только ухмылялся, зажимая расквашенное обухом топора ухо, да посмеивался над своими говорливыми соратниками, вызывая этим даже некоторое уважение. Те, как объяснил пленный десятник, профессиональными воинами не были, хоть и имели плохонькие кожаные доспехи. Так, подай-принеси, сготовь-подремонтируй, парус поставь-убери, в общем, матросы-разнорабочие, как окрестил их Михалыч. Даже воинской доли в добыче у них не было. А вот рядом, ухмыляясь, сидела важная птица, да такая интересная, по словам Алтыша, что отяцкий воевода оставил его на сладкое. Хотя какое там сладкое, почти одна горечь осталась, столько просчетов, столько потерь...

   Начиналось все вроде хорошо, лодья была взята без потерь, но вот потом... Нарвались на засаду, раз. Ратники из отяков и охотников получились, прямо скажем, никакие. Два. Еще когда начали засыпать стрелами выбегающих из горящего дома буртасов, то было ничего, и Терлей хорошо помог в обнаружении позиции лучников во дворе усадьбы. Но вместо дальнейшей стрельбы по освещенному пятачку, разгоряченные головы попытались вступить с буртасами в прямую сшибку, и это чуть не привело к поражению. Пришлось ему вступить в дело со своим ружьем, иначе бы дело не закончилось двумя трупами и тремя ранеными с их стороны. Да и сам тоже хорош, очутился с разряженным ружьем прямо напротив одного из вражеских ратников. Тот был хоть и ранен, но зарезать его вполне бы мог. Спасибо Терлею. Из-за этой сшибки, часть буртасов сумела прорваться к тыну и перемахнуть через него. Прямо на выставленную засаду... Но! И тут его вина полностью. Три. У неодоспешенных отяцких охотников почти не оказалось каленых стрел. Переяславцы не догадались, да что греха таить, и не захотели бы без прямого приказа ими поделиться. А малым количеством, которое у них имелось, да срезнями, они положили только трех убегающих воинов. Да и сами получили двух раненых. Остальные буртасы, три или четыре человека, сумели удрать в сторону реки. Там увели одну из брошенных лодок... И тут ведь не проследил, чтобы попрятали! И ушли... Хорошо, что лодья в этот момент перегораживала путь наверх, и те уплыли вниз по течению под обстрелом с судна... В темноте, правда, такой обстрел скорее всего ни к чему не привел, однако, судя по скорости, с которой буртасы улепетывали, останавливаться и идти вверх к своим они не собирались. В любом случае, через полчасика рассветет и надо сразу выдвигаться по реке... Да... Все оказалось не так, как с засадой в лесу... Хотя, может и не стоит наговаривать на себя и других... С задачей то справились... А пять убитых, да шесть раненых... ох не шесть, еще на изгороди пару человек зацепило, значит восемь. Против почти тридцати убитых буртасцев. Воинов, а не шухры-мухры! Так что, может оказаться, что им и повезло. Ну ладно, численный состав хоть скомпенсировали поступившими в рать полоненными сородичами Пычея. Те просто горели желанием скорее поквитаться с остатками буртасцев. Так что, сборы были действительно очень недолгими, и лодья с рассветом вышла с полной загрузкой. Пять с половиной десятков человек в полном облачении готовились на судне к решающему бою, оставив раненых и убитых на попечении баб и нескольких мужей, выделенных им для охраны. Пятьдесят пять человек, полностью пропесоченных всеми матерными и не совсем матерными словами, которые Михалыч вспомнил. Правда, для большинства в переводе Пычея, что несколько ослабило их воздействие. Да и переяславцы, пожалуй, поняли далеко не все. Но, посмотрев в разъяренное лицо воеводы, все осознали, что без приказа соваться, куда не следует, не надо. Ну, или сделали вид, что осознали...