Мы, Мигель Мартинес. Гражданская война - Влад Тарханов Страница 35

Выйдя из редакции, мы быстро заскочили в вызванное такси, Юлиан как-то странно поежился, как будто ему было холодно, отчего? На улице было довольно тепло, я бы даже сказал жарко. Вскоре такси подъехало к дому, в котором жил Юлиан, он быстро юркнул в подъезд и помахал мне рукой. Странный довольно типус. Тем более, мне уже говорили, что у него много мух в голове, но одно дело слышать, другое — наблюдать. Впрочем, в голове Юлиана были не только мухи, но и здоровущие такие тараканы. Он тщательно закрыл дверь, ведущую из подъезда на улицу, потом так же аккуратно дверь в свою квартиру. Там оказалась его сестра — невысокая остроносая дамочка с умными глазами, которая всё схватывала на лету. Она была известна как поэтесса и переводчица, недавно бросила своего мужа и ушла к юристу Юлиану Ставинскому, его и ожидала в квартире брата, тоже Юлиана. Её что, от имени Юлиан клинило? Это я выяснить так и не успел. Потом появился пан юрист, нас представили. Разговор зашёл о Германии и Польше. Пан Ставинский был, по всей видимости, чуток в курсе каких-то событий, поэтому он поинтересовался у меня или мне не страшно ехать в Германию, мол, там события не очень хорошо развиваются. Власть левых весьма неустойчива, потому что наталкивается на противодействие президента и бюрократического аппарата. И Польша не знает, как на это реагировать.

— У нас ходят слухи, пан Михаил, что польские войска из полесья перебрасывают на границу с Германией. И вообще, очень возможно, что в ближайшее время будет перекрыта граница с Германией, ну как перекрыта, для грузов, которые идут из Германии в СССР и наоборот.

— И когда это действо произойдет? — лениво поинтересовался я.

— Думаю, что к началу осени. Точнее знает только пан Пилсудский.

— Значит, Польше костью в горле улучшение отношений Германии и СССР? Почему? Вы ведь хорошо зарабатываете на транзите!

— О! Пан Кольцов, это всё политика!

— Ну да, политика. — грустно соглашаюсь.

— Намного проще было бы жить без этих политических инсинуаций, пан Кольцов. Наного! Но мы живем далеко не в идеальном мире!

— А потому нам следует выпить за объединение родственных душ! — предложил Тувим, который тоже Юлиан.

И поехало!

Кто вам сказал, что польские евреи не умеют пить, или пьют хуже русских евреев? Плюньте ему в лицо! Надрались мы до чёртиков! Как я попал в гостиницу — не помню. Но проснулся я одетым, спал на кровати, но почему-то в туфлях. А какое амбре алкоголя витало по номеру! Блин! Вот не сдержался я, говорили мне, что агентов учат пить и не пьянеть! Почему меня этому никто не обучил? Может быть, еще не умеют? Да ну его! Не верю! Это мне забыли в учебную программу включить.

Потянулся, а из кармана выпала короткая записка. Так, что тут у нас написано? «Мария Зентара-Малевская, Бронсвальд, Алленштейн». Так, что это за хрень? Аааа! Вспомнил! Это мне Юлиан подсунул адрес польской писательницы в Германии, мол, может много что рассказать. А вот какой из Юлианов? Блин! Выпало из головы! Вернусь, скажу Артузову, чтобы обучили меня пить и всё помнить, а то провалюсь! И что за гадость мы пили? Кажется, Тувим назвал ее варшавянкой…

Глава шестнадцатая. В поисках Марии

Париж

28 июня 1933 года

Мария Остен проживала в Париже под именем Мари Роше, выполняя очередное задание Коминтерна. Она прибыла во Францию три месяца назад, чтобы наладить с местными товарищами взаимодействие между социалистами и коммунистами в рамках такого же Объединенного фронта, который победил на выборах в Германии. В последний год среди деятелей Коминтерна возникла идея «красного пояса»: Германия — Франция — Испания. При этом первым этапом в создании этого объединения должен был стать приход к власти в этих странах социалистических левых правительств с обязательным участием коммунистов. При этом принималась к действию социальная программа, которая предусматривала не разрушение капиталистического уклада, а создание государственного капитализма, который станет переходным этапом к социалистическому типу хозяйствования. Теоретическим обоснованием этого стала небольшая статья товарища Сталина, в которой указывалось на государственный капитализм как форму перехода к более высокому и справедливому укладу в экономике — социалистическому.

Надо сказать, что эта публикация вызвала вал дискуссий не только в кулуарах Коминтерна, но и выплеснулась на страницы газет социалистической направленности. Причём, отклики не всегда были одобрительными, особенно среди китайских товарищей, которые восприняли её в штыки. По их утверждениям, действуя железной рукой и иными революционными методами, можно совершить гигантский прыжок из практически феодальной экономики прямо в социалистическую. Но, пока продолжались дискуссии, было принято решение воплощать идею постепенного эволюционного преобразования Европы.

С коммунистами и социалистами Франции сложно работаось. В это время правительство принадлежало коалиции, в которой главную роль играли радикалы, фактически, сформировался небольшой пул политиков, которые менялись местами в правительстве, но при этом не выпуская власть из своих рук. Всю эту чехарду поддерживал в более-менее равновесном состоянии президент Франции Альбер Франсуа Лебрен, которого можно было назвать главноуговаривающим Третьей республики. Не имея поддержки какой-то одной партии, он был неплохим буфером, сглаживающим межпартийные противоречия, умеющим находить компромиссы. Его нельзя было назвать безвольным политиком, но и президентские полномочия были весьма ограничены. В рамках этих куцых прав он делал то, что мог, наверное, не хуже любого другого на его месте, иногда и лучше. Его даже переизберут на эту должность во второй раз, что было почти уникальный случай в истории Третьей республики. правда, разгром сорокового года поставит на его политической карьере крест. После победы союзников он передаст свой пост де Голлю, хотя ему так и не простили отказа возглавить правительство в изгнании.

В январе этого года во главе правительства стал Эдуард Даладье, откровенно слабый политик, впрочем, но в виду того, что в этом варианте истории Мюнхенского сговора союзников не было, его политическая карьера развивалась по восходящей. В результате он стал премьер-министром и пытался упрочить положение Франции в Европе как доминирующей силы.

Бывший премьер-министр Жозеф Поль-Бонкур в его правительстве получил портфель министра иностранных. Но в будущем, после отставки своего кабинета, Даладье сам возглавит МИД. Произойдет очередная перетасовка министров, однако курс Франции останется неизменным. Впрочем, из членов правительства Даладье выделялся министр внутренних дел Камиль Шотан, ясно осознававший опасность нацистской идеологии и видевший опасную радикализацию французского общества. Именно с ним начала работу Мария Остен. А уже в середине июня состоялась принципиальная встреча основных деятелей будущего Объединенного антифашистского фронта Франции: кроме Шотана в ней участвовали лидер французских коммунистов Морис Торез, лидер социалистов