Александр Прозоров - Воевода Страница 36

Хорошо хоть, причалы на Ореховом острове были длинные, выходящие до глубокой воды, и с обратной загрузкой управились быстро.

В благодарность Егор оставил в крепости семь трофейных пушек с хорошим припасом пороха и ядер и, разумеется, от пуза напоил гарнизон взятым у шведов вином, устроив общий пир. Съестных припасов князь тоже не жалел. Поход фактически закончился – какой смысл везти жратву обратно?

После пира Вожников отправил тяжелые когги и самые крупные из кочей в Олонец, Корелу, Сердоболь[21], а также по Свири в Онежское озеро на тамошние торги – иметь очередную проблему с проходом ими волховских порогов ему не улыбалось, – а сам задержался в крепости еще на сутки, помогая удобно расставить подаренные стволы. Ведь чем больше пушек на раскатах Орешка, намертво перекрывающего выход в Ладожское озеро, – тем меньше у шведов шансов отомстить новгородцам за учиненные набеги.

Все вместе задержало его у Невы почти на целую неделю, и только в середине июля князь Заозерский наконец-то смог подняться со своими ушкуйниками вверх по темноводному Волхову.

Глава 7

Июля 1410 года

Новгород

Вечевой колокол ударил неурочно – ближе к вечеру, когда торг уже почти опустел, купцы позакрывали свои лавки, честные ремесленники, вернувшись по домам, садились ужинать, а в церквях еще даже не начинали готовиться к вечерне. Тем не менее призыв, означающий, что случилось нечто важное, требующее общего внимания и решения, вынудил горожан – бояр, купцов, простых тружеников и священнослужителей – оторваться от насущных дел и подтянуться к берегу великого Волхова, где на утоптанной до каменного звона площади за торговыми рядами, в окружении древних православных храмов век за веком выносил свой приговор Господин Великий Новгород.

– Бояре нас предали! – закричал с помоста рыжебородый мужик в летах, одетый в вышитую косоворотку и добротные суконные шаровары. Сдернув с головы синий картуз с роговым козырьком, он жахнул им себе под ноги: – Обманули, ироды проклятущие! Ватажники наши заместо них сами со свеями воюют! Они же мыслят, как добро людское украсть! Изме-ена-а!!!

– Ты еще кто такой? – грубо спросил запыхавшийся Кирилл Андреянович, только что примчавшийся на зов колокола, пихнул его в грудь, замахал руками: – Не верь ему, люд новгородский! То лазутчик немецкий измену чинит! В августе на свеев пойдем! Рати все аккурат к тому часу подтянутся!

– Атаман Заозерский Або намедни взял, ныне возвращается! – перебивая его, крикнул мужик. – Бояре его за ту победу зарезать умыслили!!! За свеев отомстить!!! Изме-ена!

Собравшиеся люди зашевелились, переговариваясь, из уст в уста побежала весть о приближении ватаги недавно изгнанного известного ушкуйника. О возвращении с победой, славой и полными трюмами. В то, что Егора Заозерского могут за ту победу убить, поверилось сразу и легко. Коли нашлись ненавистники, что столь славного воина изгнали, – стало быть, найдутся и ненавистники-душегубы.

– Боярину Кириллу верим! – попытался крикнуть кто-то из толпы, но парня тут же запихали в бока, мешая подавать голос, опрокинули и слегка потоптали ногами. Без злобы, для урока. Так же поступили еще с несколькими сторонниками воеводы: серьезные крепкие ребята действовали быстро и решительно.

– Вражина Кирилл! – вопили в противовес другие горожане. – Изменщик ганзейский! Трус воевода! Долой!!! Не нужен такой! Трус! Изменщик! Ганзейский пес! Во-он, Кирилл! Прочь! Не нужен! Не лю-у-у-уб!!!

Воевода несколько раз пытался выступить, объяснить о планах наступления на врага, собирании сил и кораблей, о посланном королю Эрику Померанскому требования уступок опричь прежних договоров, однако его перебивали и перекрикивали, а рыжебородый мужик рвал рубаху. Прогнать безвестного смерда не удавалось – боярских холопов оттаскивали от паникера какие-то не менее крепкие слуги.

Увидев подошедшего наконец-то архиепископа Симеона, Кирилл Андреянович с облегчением кинулся к нему – уж пастыря-то вечу выслушать придется, заглушать его воплями христиане православные не посмеют. А кто попытается – не дадут.

– Здоровья тебе, отче, – поцеловал руку священника боярин. – Скажи им, что большой поход начнется уже на днях! Похоже, ватажник тот приблудный замятню затеять удумал, умы горожан смутить и из изгнания вернуться.

– От Орешка вестники добрались, – тихо ответил пастырь, осеняя боярина Кирилла крестным знамением. – Ватажник тот приблудный из набега возвертается с добычей несчитаной. Лодками перегружать пришлось, иначе ладьям через залив пройти не получалось, больно глубоко в волнах сидели. И так выходит, сын мой, что те воины, что с ним ушли, ныне серебро ведрами носят, а те, кто с тобой остался, нищие и голые сидят.

– Вот проклятие! – скривился, как от зубной боли, посадник.

Когда возникает вопрос о золоте и мошне, обращаться к уму и совести людской бесполезно – прав всегда тот, кто больше платит. Смерды, оставшиеся с пустыми руками, при виде удачливых сотоварищей не способны испытывать ничего, кроме ненависти. Тут спорить бессмысленно и опасно – могут и побить. Хорошо, если не до смерти.

– А не люб, так и уйду! – не дожидаясь разгара страстей, громко выкрикнул боярин Кирилл, сдернул шапку и тоже шарахнул ею о помост. – Не воевода я более! Выбирайте того, кто по сердцу!

Он быстро сбежал по ступеням и, провожаемый залихватским разбойничьим посвистом, отправился к мосту. Следом, прикрывая спину господина, столпились холопы, оглядываясь и грозя вечу кулаками. Только один, отделившись, заскочил на помост, подобрал бобровую шапку и, получив свою долю освистывания, побежал прочь.

Вече притихло. Оно только что сняло с должности назначенного советом воеводу, отстояло свою волю, показало силу. Но что делать дальше – люди не знали.

– Атамана Заозерского в воеводы? – неуверенно предложил кто-то.

Архиепископ, пользуясь удачным моментом, вышел вперед, вскинул руку, призывая к тишине. И она тут же настала: люд православный внимал слову пастыря.

– Желание ваше я понимаю, дети мои. Меч новгородский желаете вы вручить тому, кто лучше всех прочих владеть им сумеет. Однако же помнить вам надобно, что по древнему обычаю князя со стороны для ратей своих Новгород токмо из рода Ярославичей призывает.

– Князья Заозерские Ярославичи!!! – заорал кто-то из толпы, и вече радостно подхватило: – Я-ро-сла-вич! Я-ро-сла-вич!

Отец Симеон снисходительно улыбнулся: толпа проглотила подброшенную ей косточку, даже не поперхнувшись. И крикуны нанятые не понадобились. Он снова вскинул руку и в наступившей тишине добавил:

– А еще надобно у самого князя Егора Заозерского согласия испросить, челом ему бить и уговаривать. Он ведь и обиду затаить может. Али не вы сами меньше месяца тому назад его из Новгорода с позором выгнали?

Вече виновато заскулило, раскаиваясь в проступке.

– Но коли таково желание твое, люд новгородский, готов я в смирении христианском самолично к князю Заозерскому направиться и словом божиим его увещевать, дабы зла на сердце не держал и на площадь эту выйти согласился. Здесь его и призовете!

– Любо отцу Симеону!!! – выплеснул свой восторг кто-то из стоящих у помоста ремесленников. Клич моментально подхватили сразу в нескольких местах, и он, подобно волне, закачался над площадью из стороны в сторону.

«И никаких платных крикунов, – снова самодовольно отметил архиепископ, благодарно кивая и благословляя ликующий народ крестным знамением. – А Егорке Заозерскому за корень Ярославов придется заплатить. Хорошенько заплатить. Уж не знаю чем, но стать Ярославичем дорогого стоит…»

Наступал на Новгород Егор по всем правилам стратегии. Часть своих людей еще от Ладожских порогов[22] он отправил вперед посуху, сразу по обоим берегам, перекрывая дороги и охватывая дальние подступы. Приказа блокировать город он не давал. Ватажники никого не задерживали, ездить не мешали. Однако возникни такая нужда, неспешно идущие вверх вдоль Волхова отряды могли мгновенно стать боевыми и сжать врага в кольце плотной осады. Вожников специально отрядил в них воинов двинских, онежских, русских – чтобы при получении приказа не заколебались, с вечем и посадниками советоваться не побежали.

Основными ударными частями, вернувшимися на борта ушкуев после перетаскивания их через бушующее мелководье, разумеется, стали участники еще самой первой ватаги. Главным их оружием стало серебро, оттягивающее поясные сумки после первой дележки, и желание погулять. Егор уже имел возможность убедиться, сколь эффективной бывает щедрая, разгульная пьянка для воздействия на неокрепшие умы. Он не желал покорять Новгород, он хотел переманить его на свою сторону. Но если «мирный план» провалится и что-то пойдет не так – Егор был уверен, что старые друзья поддержат его без малейших колебаний. Пусть совет города только попытается арестовать его за возвращение без спроса – и местная стража тут же встретит на пути три сотни привычных к боям ратников. Поднимут на копья – и как звать не спросят.